Когда охранники распахнули двери, в фойе хлынул резкий диешанский солнечный свет, а вместе с ним и шум толпы. Предвкушение толпы обрушилось на сознание Курджа подобно океанским бурунам. Его мать повернула голову, как будто это могло помешать эмпатическому натиску. Альтор оставался бесстрастным, но его поза напряглась, и внутренние мониторы Керджа зафиксировали учащение сердцебиения брата.

Снаружи павильон представлял собой полукруглую сцену. Курдж не мог видеть толпу; сцена закрывала ему вид спереди, а баннер, висевший в верхней части дверного проема, скрывал более отдаленные участки. В павильоне, сверкающем на ярком солнце, уже собрались высокопоставленные лица: дипломаты в ярких церемониальных костюмах и военные офицеры в форме, увешанной медалями и лентами. Они составляли разительный контраст с группой Курджа с ее мрачными тонами, за исключением сияющей фигуры Альтора.

Альтор попросил разрешения надеть черное в знак уважения к своей сестре, но Курдж отказал ему в просьбе. ISC сейчас требовался герой, и Альтор, с его мощным телосложением, волевым подбородком и золотистой кожей, идеально подходил на эту роль. Курдж был одет в черное, чтобы подчеркнуть внешность Альтора, а не демонстрировать свой траур. Хотя он и оценил просьбу Альтора, для него цвет не имел никакого значения. Это не вернуло бы Соз к жизни. Темные цвета едва ли могли передать глубину утраты, которую он ощущал.

Зазвонил карманный компьютер советника Тикаля. Он щелкнул по нему пальцем, и в эфире раздался голос Джака.

— У нас все готово, сэр.

— Хорошо, — сказал Тикаль. Затем он вошел в павильон в сопровождении двух телохранителей.

Гул толпы перерос в аплодисменты: хлопки, звон колокольчиков, крики, жуткие птичьи крики местных жителей. Когда рев пронесся по фойе, и Рока, и Элдринсон побледнели. Альтор сохранял невозмутимое выражение лица, но Курдж почувствовал беспокойство брата. Немногим эмпатам нравится толпа. Для Рона было мучительно осознавать, что на них сосредоточено столько умов.

Вместе со своей охраной Тикаль поднялся на трибуну в передней части павильона. Единственным намеком на то, что за ним следят многочисленные системы безопасности, было слабое колебание воздуха. Толпа замолчала, когда он начал свою речь. Они выслушали его хвалебную речь в адрес Соскони и зааплодировали, когда он рассказал о ее самопожертвовании, "чтобы избавить звезды от бича, известного как наследник Хайтонов". Курдж счел это мелодраматичным, но это произвело желаемый эффект, взбудоражив толпу.

— Император Сколия, мы готовы ко входу, — раздался голос Джака из "перчатки Курджа". — Император Сколия, мы готовы ко входу.

— Очень хорошо. Курдж оглянулся на свою семью. — Пошли.

Их охранники вышли первыми и встали сбоку от двери, как часовые, предупреждающие об их появлении. Следующими вышли Рока и Элдринсон, за ними Курдж и Альтор, все они были окружены радужным сиянием, которое обозначало поле киберзащиты на смертельном уровне. Встроенные в свой мозг, замки знали, кого и что защищать, их четыре поля были объединены в одно суперполе.

Легкий ветерок трепал их волосы. Яркое солнце, маленькое и белое, пронзало небо, ставшее бледно-красным из-за пыли и отражения красных пустынь, покрывавших большую часть планеты. Биоскульпторы ISC, эти более мягкие родственники терраформеров, сделали Диешу пригодной для жизни. Они улучшили атмосферу, пока люди не смогли дышать ею, засеяли бесплодную поверхность примитивной жизнью и усовершенствовали биосферу, пока она не стала более гостеприимной для детей Земли.

Камеры головидения следили за династией Руби, записывая церемонию для зрителей трех цивилизаций. Новости будут передаваться всеми доступными способами: космическими кораблями, электрооптическими сетями, нановет-рами, пиковет-рами, псиветью и даже радио. Наконец Курдж увидел толпу, которая ждала их. Люди переполняли город. Они бурным морем заполнили площадь перед сценой, забили все ведущие к ней улицы, облепили здания и стены. Когда появилась "Династия Руби", по залу прокатилась волна аплодисментов и криков, сотрясая павильон до тех пор, пока сцена не задрожала. Когда солдаты побежали укреплять опоры, рев стал еще громче, заглушаемый бесчисленными голосами внутри. Элдринсон и Рока замерли, уставившись на толпу, а Альтор побледнел. Даже Курдж был не готов к такой бурной реакции. Действительно ли публика так жаждала увидеть императорскую семью, которая, формально, больше не правила?

Курдж заговорил в свой коммуникатор.

— Джак, служба безопасности может это обеспечить?

— Да, — ответил Джак. — Если они потеряют контроль, отступайте в фойе. Это настоящая крепость. У нас также есть магнитные вертолеты, которые могут поднять вас в случае необходимости, снайперы на скайнидле и лазеры с электронным мозгом, сканирующие толпу.

— хорошо. — Курдж кивнул своей семье, чтобы они продолжали. Они прошли вперед, ветер развевал их волосы, и остановились у трибуны Тикаля. Толпа продолжала аплодировать и кричать им что-то. Поняв, чего они хотят, Курдж жестом подозвал Альтора. Его сводный брат сглотнул, но сделал, как велел Курдж, и подошел к краю сцены. Положив руки на перила, он посмотрел на людей, которые пришли посмотреть на него.

Рев снова усилился. Люди бросились к сцене, сражаясь с солдатами и роботами-стражами. Эластичные квазисоляные поля не выдержали давления, а затем отбросили нарушителей обратно в толпу. Какая-то девушка закричала, зовя Альтора, протягивая к нему руки, и юноша, стоявший на стене, был сброшен в бурлящую толпу. Альтор застыл, глядя на эту сцену. Курдж почувствовал смятение Альтора, но не отстранил его. Его брат выглядел так, как и требовалось ISC, — лучезарным героем, пришедшим защищать империю.

Это заняло много времени, но рев, наконец, утих и превратился в тихий ропот. Курдж тихо проговорил в перчатку:

— Я поднимаюсь.

— Мы тебя прикрываем, — сказал Джак.

Пока Курдж поднимался на трибуну, толпа ждала в тишине. Он не любил публичных выступлений, поэтому почти никогда не делал этого, но сегодня потребовалось произнести несколько слов. Блядь, просто перечисление всех титулов Альтора было речью. Курдж предпочитал только один титул. Император.

Он поднял руку в сторону Альтора и заговорил. Когда громкоговорители подхватили его слова, они разнеслись по толпе. — Я представляю вам принца Альтора Изама-На-Вальдории кья Сколию, Второстепенного воина, Наследника Рона из рода Сколиев, Первого наследника Императора, Пятого наследника трона Рубиновой династии, некогда исключенного из рода фараонов, рожденного от Рона, Восьмого наследника Ключа Паутины, Шестой наследник Ключа сборки. — Он опустил руку. — Сегодня я назначаю Альтора Вальдорию своим преемником. С этого дня он будет наследником империи.

И люди бурно выражали свое одобрение, ибо ангел мщения дал им надежду на спасение от бесконечной жестокости войны, которая подавляла их год за годом, десятилетие за десятилетием, столетие за столетием, пока у них не осталось никакой защиты, кроме символики, которую они жаждали получить от династии давно исчезнувшей империи.

Император У'джир Кокс, которого те, кому с трудом давался эвбейский акцент, называли Ур Кокс, был изможденным человеком. Высокий и худощавый, он поддерживал хорошее здоровье. В шестьдесят шесть лет жизнь добавила к его лицу несколько морщин.

Еще три месяца назад.

Заложив руки за спину, он стоял в пустой комнате с глянцево-белыми стенами и наблюдал за сценой, разыгравшейся на настенном экране: Курдж Сколия объявлял своего наследника. Ур Кокс сжал кулак. Он тоже назвал наследника. Джайбриол II. Его сын. Человек, которого убила династия Руби.

Ур назвал сына в честь своего отца, Джайбриола I. Старший Джайбриол был чистокровным хайтоном — по уму, внешности и аристократическому совершенству. Но мать Ур Кокса была рабыней.

— Ты испортил мою кровь, — подумал Ур, вспоминая своего отца. Ты сделал меня далеко не идеальным. Но он понимал необходимость этого. Его отец выбрал его мать из-за ее генетики. И она дала ему то, что он хотел, — сына, который нес в себе все мутировавшие гены, необходимые для создания Рон-псиона. То, что эти гены были рецессивными, означало, что у Уркса не было ни одной из их черт. Он не был ни эмпатом, ни телепатом.

В тайне от всех, Кокс продолжил дело своего отца, совмещая запрещенные генетические исследования с поисками рабыни, которая могла бы предоставить ему необходимые гены. И он нашел ее. Он соединил гены Камиллы Рон со своими, и она родила ему сына-рона. Джайбриола.

Все эти годы, его надежды, гордость за сына, великая жертва, ради которой он осквернил родословную Кокс, — все это ни к чему не привело. Джайбриол никогда не стал бы его преемником на посту императора.

Ур пытался найти утешение. Джайбриол больше не страдал от необходимости скрывать свою природу рона. Ур Кокс сам никогда не испытывал проблем с этой игрой в обман. На самом деле, он был лучшим аристократом, чем истинные аристократы с их врожденными родословными. Рецессивный характер генов рона позволил ему воспользоваться преимуществами генетического разнообразия, не испытывая при этом слабости, присущей настоящему псиону. Конечно, никто не знал, что его мать была кормильцем семьи. Рабыня для удовольствий.

Поставщики были редкостью. Те немногие избранные, чьи сладостные страдания обеспечивали их хозяевам-аристократам трансцендентность, должны были быть псионами. Девяносто девять процентов населения Эвбеи были надсмотрщиками, основой цивилизации. Все они, конечно, были рабами. Им нужны были хозяева. Аристократы заботились о своих рабах лучше, чем могли бы сами рабы. Кокс давно устал от истерических воплей сколийцев о так называемом садизме Юбэ. В своем горячечном бреду сколийцы забыли упомянуть, что уровень жизни эвбейских рабов в среднем был выше, чем у сколийцев. Предоставление им свободы только напугало бы и дезориентировало их.

И, конечно же, династия Руби возражала. Они сами были кормильцами, не имевшими собственности. Они были настоящими рабами. Их нужно было контролировать, прежде чем они разрушат возвышенную красоту вселенной, которую стремились создать аристократы.

Как они уничтожили его сына.

Кокс махнул рукой. Стена стала прозрачной, позволив ему увидеть Верхний Коксир, город внизу и за дворцом, величественный мегаполис из шпилей и алебастра. Верхний Квоксир украшал собой эту искусственно созданную планету под названием "Слава Юба", названную так в честь деда Ура, Юба Квокса, который основал Эвбейское согласие и назначил Глорию своей столицей.

Его встретила картина обманчивого спокойствия, солнечный день с чистым воздухом и безоблачным небом. Все еще молодая планета, Глория имела короткий день, всего шестнадцать часов. У нее было четырнадцать лун, большинство из которых были маленькими, но несколько имели значительные размеры. Мирелла висела на востоке, почти полная. Названная в честь первой императрицы, луна казалась на небе огромной, размером с гигантский драгоценный камень. Юбэ Кокс приказал изменить ее поверхность, чтобы она блестела, как сердолик. Две крошечные луны разделяли ее орбиту, одна в шестидесяти градусах впереди, другая в шестидесяти градусах позади, и каждая была названа в честь служанки Икс Квеллии, древней богини луны предков Кокса.

Мирелла вызвала большую часть огромных приливов, обрушившихся на Глорию. Но она не была самой большой луной. Эта честь досталась Заре, названной в честь жены второго императора, Джайбриола I, который сделал свою сестру Зару своей императрицей. Зара была в четыре раза дальше от Славы, чем Мирелла, но в небе казалась вдвое меньше Миреллы и вызывала приличные приливы. Джайбриол I окрасил луну в золотой цвет. Теперь высоко на западе она превратилась в позолоченный полумесяц.

Виквара, третья по величине луна, наполовину заполнила небо на востоке. Хотя она была всего лишь на сорок процентов меньше Миреллы, Виквара была самой подвижной из трех лун-императриц, вращаясь вокруг Глории быстрее, чем вращалась планета. Итак, Викуара восходила на западе и заходила на востоке. Она сверкала, как бриллиант, — именно этого хотела жена Ур Кокса, когда он назвал луну в ее честь.

Тусклый полумесяц четвертой по величине луны Глори висел над далеким-далеким горизонтом. G4. Безымянная Луна. Выбор имени для G4 принадлежал наследнику Кокса, Джайбриолу II.

Теперь это навсегда останется G4.

Позади Кокса открылась дверь. Он знал, что никто не мог войти сюда без его благословения. Его телохранители стояли снаружи, а системы защиты оставались в рабочем состоянии. И все же, услышав, как за его спиной открылась дверь, он подумал, не наступит ли сегодня день его смерти.

Не поворачиваясь, он произнес:

— Итак.

— Мои поздравления, — сказала его жена.

Кокс повернулся к ней. Пустая комната не нуждалась в украшении в присутствии императрицы Викуары. Он выбрал ее за одну-единственную черту: сексуальную красоту. То, что она к тому же оказалась умной, было неожиданным преимуществом.

Темные ресницы обрамляли ее красные глаза. У нее было классическое лицо с кожей, гладкой, как снежный мрамор. Ее прямые черные волосы блестели в холодном свете. После двадцати шести лет брака ее фигура оставалась идеальной. Он никогда не удосуживался спросить, как она сохраняла молодость, но сейчас она была еще большим воплощением хайтонской красоты, чем в тот день, когда они познакомились на их свадьбе двадцать шесть лет назад, когда ей было четырнадцать.

Он стерилизовал ее, используя такие осторожные методы, что она даже не догадалась об этом. Все, что она поняла, это то, что, несмотря на предварительные медицинские заключения, свидетельствовавшие об обратном, она была бесплодна.

Она убеждала его разрешить ей произвести на свет наследников искусственными методами. Он, конечно, отказался. Это противоречило верованиям Хайтонов. Так или иначе, это было сделано, но у него не было никакой цели даровать ей детей, о которых она мечтала. Он оставил ей один благородный выбор, древнее решение, практикуемое в их высшей касте, где потребность в наследниках перевешивала такие вопросы, как любовь. Он предложил ей совершить самоубийство.

Она умоляла о помиловании, плакала, использовала многочисленные женские дары, которыми наделила ее природа. В конце концов он "смягчился". Ценой своей жизни Викара дала клятву: когда он найдет женщину, которая произведет на свет его наследника, она признает ребенка своим и не будет задавать вопросов. Таким образом, императрица сохранила свой титул и свою жизнь, а Ур Кокс получил сына Рона. Как и было обещано, его жена ни словом не намекнула на то, что мальчик не ее. Год назад Ур скрывал Джайбриола, и к тому времени Викара с легкостью играла свою роль.

Теперь она пробормотала имя своего мужа, Уджур, произнося его мягко, с гортанной паузой после первого слога — звук, общий как для сколийского, так и для эвбейского языков, происходящих из древнего языка, которому пять тысяч лет. Он подошел и заключил ее в объятия, коснувшись губами ее волос. Он так и не понял, любит ли она его и способна ли вообще любить. Это не имело значения. Она давала ему то, что он требовал, как и все люди, когда он этого требовал, и так, как он этого требовал.