Царь без царства

'Интересно, что со мной сделают, если поймают шныряющим в тенях? Милосердные боги! Да что я вообще здесь делаю?'

Он спрашивал себя который раз, но ответа не было. Однако иной выход был вовсе безрадостным: вернуться в темный дом, где лежит мертвый отец, и гадать, куда запропастилась Сахра. Поэтому Джен поколебался — но все же юркнул дальше вдоль стены, склонившись в три погибели. Лишь пробежав так с дюжину локтей, он позволил себе распрямиться.

Аллея тянулась прочь, в темноту. Юноша догадался, что она ведет к каналу — когда услышал впереди голос и замер, как напуганная мышь. Вот опять. Кажется, даже два голоса. Слов он не разобрал, да и доносившийся из-за спины звон цимбал скрадывал звуки.

Джен отсчитал пять ударов сердца, а потом для верности еще пять — чтобы убедиться, что эти двое пришли не за ним. Медленно и осторожно, радуясь мягкой земле под ногами, он двинулся на звуки. Через несколько локтей парень понял, что его и не могли услышать. Все, что он рассмотрел — это смутные силуэты на фоне далекого света, но было ясно, что они волокут прочь тяжелый тюк, размером с мешок зерна.

Юноша в нерешительности остановился.

'Побродить и поглазеть по сторонам'. Бесовски опасная получилась прогулка! Он еще не понимал, чему стал свидетелем ('Запрещенные товары? Доставка наркотических курений? Боги, Сахра, во что ты вляпалась?!') — но не сомневался, что увидел нечто особенное. То, что молодой Зевах или его батюшка из богатеев вряд ли покажут людям своего круга.

'Если меня сейчас заметят, я труп'.

Мысль была ясной и отчетливой. Простой учитель для будущих лавочников, он никогда не оказывался в нескольких шагах от смерти, а юноша откуда-то знал: это смерть тихонько переговаривается там, в темноте. Сердце бухало, кажется, в основании горла. И все же против воли он двинулся следом.

Вот стены городских усадьб расступились, открыв узкую набережную канала. Проклятье, сюда бы хоть немножко света! На той стороне чадили догорающие ночные факелы, но этого берега достигали лишь далекие отсветы. Тех двоих, за которыми он следил, парень не видел — но не сомневался, что они там, в тени купы склоненных к воде деревьев. Он уже раздумывал, не выбраться ли ему из мрака у подножия стены и не подобраться ли ближе, когда услышал плеск.

Встреча, которую хотят сохранить втайне, запрещенные товары — догадки мигом разлетелись вдребезги. Потому что слуги Зеваха избавлялись от тел. Еще один всплеск. И еще. И еще... Джен с трудом удержался, чтобы тотчас не броситься вниз по течению. Они закончат свою жуткую работу и отправятся обратно — и нельзя, чтобы его заметили. Ни в коем случае нельзя!

Опять плеск. Боги, когда же это, наконец, закончится?

Он забился в тень меж стеной сада и остролистым падубом и зажмурился. Безучастно ждать было выше его сил! — но и сделать он ничего не мог. Наверное, на несколько минут юноша забыл, где он и что с ним — просто чтобы не сойти с ума — потому что вздрогнул, внезапно услышав совсем близко:

— ...ручной колдун царя, — говоривший сплюнул. — Только нам-то какое дело?

— Дело есть, — проворчал второй. — Случись что с хозяином, плакали денежки и крыша над головой. Но нас не спросят, в этом ты прав.

На мгновение Джен разглядел его в лунном свете: крепкий мужик с выдубленным солнцем и ветром лицом — а потом они прошли мимо, поругивая хозяина. Парень не вслушивался: он весь собрался, готовый сорваться с места, стоит боковой калитке закрыться.

Так он и поступил. Совсем скоро вдоль течения канала выросли громоздкие квадратные здания — куда только делась роскошь района богачей? Юноша пронесся мимо, едва заметив их. Его взгляд был прикован к отражению огней на воде: не всплывет ли темное пятно? Заметит ли он? И как вытащить тела на берег?

Все вопросы решились сами собой, когда из темноты выступила стоящая на приколе баржа. Он увидел их сразу, шесть тел, прибитых течением к скользкому заиленному борту.

Мощеная набережная давно уже сменилась деревянным настилом. Подбежав к краю, Джен упал на колени, склонившись вниз. Вода тихонько плескалась о причальные сваи в половине человеческого роста под ним. Одно из тел плавало прямо внизу, другие чуть дальше... рукой подать — но, конечно, не буквально: не забравшись в воду, не рассмотреть. Недолго думая, парень сделал глубокий вдох и скользнул в канал.

Вода была просто ледяной... или казалась ледяной разгоряченному телу. Потревоженное волной, тело отплыло в сторону, так что потребовалась пара резких гребков, чтобы не дать ему уплыть. Держась рукой за мокрый брус сваи, Джен, наконец, решился — и за одежду потянул мертвеца на свет.

Старуха. Спутанные седые волосы, запавшие в беззубый рот губы. Она была совсем дряхлой и изможденной, на покрытых лохмотьями ключицах кожа натянулась так, точно сейчас порвется. Неужели нищая? Но что с ней произошло, и зачем в такой тайне избавляться от тела? Мало ли бродяжек на улицах Джамайи — кто удивится, если найдет еще одну в глухой подворотне?

Нищим был и второй мертвец. Пожалуй, не такой уж старик: к темному небу обернулось испитое, но вовсе не престарелое лицо. Вот только под изрядно попахивавшим тряпьем скрывались те же кожа да кости.

Джен не удивился, увидев, что и третье тело принадлежит старухе. Такая же иссохшая, она плавала лицом вниз: пришлось попотеть, чтобы ее перевернуть. Щеки женщины запали так глубоко, что нос почти превратился в клюв, а лицо — в череп.

Вот только... она вовсе не была старухой.

Свалявшиеся, похожие на паклю волосы — с вплетенными в пряди цветными нитями. Шнурок с памятной резной бусиной на шее. На иссушенной, словно птичьей руке выблеснуло тоненькое колечко с бирюзой. Долго-долго, целую вечность — Джен просто смотрел перед собой.

У него больше не было сестры.

Он пришел в себя, когда подпрыгнул и ухватился за край стены зевахова владения. Ладони ободрало о шершавый, поросший лишайником камень. Одним рывком подтянувшись, он неловко вскарабкался на стену и рухнул вниз. Мокрая одежда сковывала движения. Щеки и скулы саднило. Должно быть, он сам расцарапал их в припадке безумия — Джен попросту не помнил. Он и не замечал боли, боль меркла в сравнении с тем, что произошло.

Кому они нужны, саднящее лицо, руки, окоченевшее тело — если они даже ему самому не нужны? Он бы, наверное, так и сидел до рассвета на краю причала: ему было некуда идти. Некуда и незачем. И все же... все же одно дело пока оставалось.

Добраться до ублюдка!

Если в доме и не спали, Джен никого не заметил. Сад был темен и пуст, далекий перепев флейт здесь звучал гораздо глуше. Наверное, тут имелась охрана или сторожевые псы. Парень не удивился, не встретив ни того, ни другого — просто потому, что даже не думал об этом.

Мимо затаившихся в ночи статуй, мимо павильонов и цветущих кущ он шел к узкому лучу света меж полуприкрытыми ставнями.

Кухня. Как он и предполагал. Из окна долетал обычный кухонный шум: звон металлической посуды и плеск воды. Джен попятился и медленно пошел вдоль задней стены здания. Что там располагают рядом с кухней? Кладовки, комнаты для слуг. Нет, внутрь он точно попадет не через первый этаж.

Боги милостиво смотрели на него — потому что подходящее дерево отыскалось почти сразу. Терраса с резными перилами несомненно предназначалась для господ. Старый орех, наверное, давал благословенную тень в душные летние дни — но сегодня должен был провести в дом чужака.

Едва парень попытался упереться в ствол ногой, крепкая с виду кора начала отслаиваться. На голову посыпались мелкие сучки и сухие веточки. Однако Джен с молчаливым упорством лез вверх и перевел дух лишь когда спрыгнул на террасу. Дом по-прежнему оставался тих и темен, лишь легкий ночной ветер раздувал занавеси в дверных проемах.

'Так пусто, будто все подстроили'.

Первая мысль, наконец, пробилась через захватившую его апатию. И тут же Джен ответил себе: 'Конечно, подстроили! Когда избавляются от тел, слуг отсылают'.

Внутренний коридор был залит лунным светом, бледные прямоугольники протянулись по полированному дереву пола и цветочным узорам на стенах. Сперва юноша осторожно крался мимо дверей, но потом сообразил: хозяин может быть в постели, а он не поймет назначения комнат, если просто будет бродить по коридорам.

Первая же приоткрытая дверь вела в пустую спальню. Для гостей, решил Джен. В жилых покоях хоть какую мелочь да забудут на столе, собьется на скамье ковер, останется след человеческого пребывания. Такими же пустыми были и прочие комнаты в коридоре. Дальше оказалась гостиная: узкая лесенка для слуг сбегала вниз, а полкомнаты занял роскошный вышитый серебряной нитью ковер — но все это юноша едва заметил, потому что под одной из дверей протянулась полоска света.

Парень осторожно потянул носом воздух. Здесь витал аромат наркотических курений, и губы Джена скривились в жестокой усмешке. Богатые торговцы не забываются в сладком дыму, а у слуг на него просто нет денег — похоже, из всех жильцов он и впрямь отыскал кого нужно. Нет, боги определенно желали, чтобы он совершил задуманное!

С этой мыслью юноша толкнул дверь.

— Ну кто там еще!

Зевах распластался наполовину на подушках, а наполовину — прямо на полу. Темные волосы прилипли к потному лбу. Даже издали, в дыму, было видно, как покраснели его глаза.

— Кто ты?

Джен не проронил ни звука. Вместо ответа потянул из ножен короткий нож: парень всегда носил его с собой, хоть и использовал в лучшем случае для нарезки мяса. Медленно, слегка покачиваясь, Зевах поднялся на ноги.

— Н-нет, погоди! — мужчина поднял перед собой руки. — Я догадаюсь сам. Ты, наверное... родственничек, да?

У него были темные глаза и рот из тех, что называют чувственным. Выплюнув вопрос, сын купца вдруг расхохотался, будто сказал что смешное. Губы его отвратительно шевелись, роняя такие же отвратительные слова.

И снова Джен не ответил. Если хлыщ нанюхался дыма — ему же хуже, а говорить им не о чем. Он всадил бы клинок прямо в ухмыляющийся рот... но нужен непременно один смертельный удар! И поэтому юноша наступал, молча и сосредоточенно, пропуская болтовню мимо ушей.

— Чей ты, мальчик? Старухин сын? Попрошайки из Крысиного квартала?

Почему он не боится? Конечно, юноша не выглядел угрожающе. И потом сын купца был больше и сильнее его — но все-таки нож... На месте Зеваха парень бы попятился.

— А может...

Зевах набрал в рот воздуха продолжить — но этот миг Джен бросился вперед. Ощущение было... словно прыгаешь с большой высоты: весь воздух разом вышел из легких, и юноша отлетел на пол, беззвучно раскрывая рот.

— Ну что, так лучше? Пришел в себя?

Темная фигура заслонила огоньки лампад. Впрочем, Джен не был уверен: это цветные брызги пляшут перед глазами, игра ли то теней — или и впрямь комнату озарил нездешний голубоватый свет?

Носок сапога уперся ему под ребра. Чувствительный тычок. Парень во все глаза смотрел, как вокруг ладоней хлыща разгорается синее пламя. Колдун! Ублюдок еще и колдун!

— Эй, ты там живой еще?

Опять пинок. Джен извернулся и по самую рукоять всадил нож в ступню купеческого сына. Вопль Зеваха был слаще любого дурмана. Пламя полыхнуло — Джен испугался, что сейчас для него все кончится — и погасло.

— Стража! Сюда же, сукины дети! Сюда!..

Колдун мог верещать, сколько угодно! Парень раз за разом вонзал клинок: еще раз в ступню, в икру, в бедро, и когда тяжелое тело навалилось на него — в плечо, в спину, поперек ненавистного лица.

Он опомнился лишь когда кровь попала ему в рот. Внизу звучали резкие голоса. Совсем неподалеку хлопнула дверь. Парень кое-как столкнул с себя неподвижное тело, поднялся на колени и с ужасом уставился на руки. Обе были по локоть в крови. Теплая, отвратительная на вкус, кровь замарала лицо, затекала в рот и капала с носа.

С глухим стуком нож выпал из его ладони. По лестнице для слуг грохотали шаги.

Джен бросился к окну, когда его остановил глухой стон. Колдун ползал по полу в луже собственной крови. Лицо с располосованной щекой превратилось в ужасающую маску. Добить? Ведь он за этим пришел, он был готов жизнь положить, лишь бы добраться до выродка.

Дверь с треском распахнулась, и на пороге появились люди в серых туниках городской дружины.

Джен действовал слепо, забыв о размышлениях. Толкнув ставни, он выпрыгнул в ночь. Упал, перекувырнулся — левое колено прострелила боль, но ему повезло, юноша угодил в цветник — и припустил во весь дух. Преодолеть забор, когда по пятам гонится свора охранников, оказалось проще и быстрее, чем в первый раз.

Еще несколько шагов, прыжок — и над ним сомкнулись холодные воды канала.

4

Джамайя, Светлый город,

11-е месяца Пауни, день

Сперва магу снилось, будто ему вновь десять лет, и он проснулся оттого, что его постель горит. Странное дело, этот огонь не жег — впрочем, помнится, и в десять лет было так же. Но алчные языки глодали изножье кровати, воздух в детской пропитался едким запахом гари.

Сон милосердно скрыл, как он тушил свой маленький пожар, как закапывал в мокром ночном саду покрывала. Нет, кошмар его был в другом. В ту ночь юный Самер так и не уснул. До рассвета он просидел на полу у кровати, обняв колени и пытаясь унять колотившую его дрожь.

Дар в мальчике пробуждался медленно. Сперва то были свечи, гаснущие при его приближении, затем вспыхивали жаровни и вещи обугливались в руках, стоило ему обидеться или рассердиться. Два долгих года Самер твердил себе: нет, он вовсе не колдун, это все игра. Стоит захотеть и не пользоваться Даром от силы пару лун — и все кончится.

Целую луну он так и не выдержал. Той ночью родилась уверенность: само собой не кончится ничего. Сегодня он поджег постель и вовремя проснулся. В следующий раз займется дом, с отцом и матерью, островитянином Ндафой и старушкой-кухаркой. Самое жуткое, что его, Самера — его собственный огонь не тронет. Просто однажды утром он проснется среди дымящихся руин.

И мальчик таращился в светлеющую ночь, час за часом, понимая, что дальше обманывать себя нельзя.

Гира́в Алай, так звали его отца. Достойный Гирав вовсе не питал к магам неприязни: даже мальчик знал, что настоящий царь для отца — сверженный ас-Джаркал, а не выскочка-узурпатор. Вельможа полагал, что маги не вполне люди — но и не презирал их. Трудность крылась в другом: достойный Гирав потерял цепь хлыста северного войска, потому что гарнизон Ги́ллу Тхан остался в казармах и не поддержал восстание. Все, что осталось у отца — наследник и небольшое по довоенным меркам имение.

Но колдун не может владеть землей и торговать. Колдун не имеет права занимать посты и даже покидать обитель. Самер уродился смышленым ребенком, он нашел способ прочесть эдикт о Правосудии. Он не считал себя колдуном, вовсе нет... просто это было важно.

Для начала он решил обо всем рассказать матери. С самого утра, едва рассвет окрасил розовым террасы Гиллу Тхан, он послал с горничной записку и закрылся в детской. Но когда мать вошла, в вихре летящего шелка, в ореоле тонких ароматов — все слова, что он тщательно готовил, испарились.