— Дядя Бродяга! — в отчаянии сказал Гарри, стараясь не рассмеяться. Он знал, что когда его отец узнает о Валентинке, это произойдет, поэтому он сделал стратегический выбор не говорить ему. — Никого нет!

— Хорошо, если ты так говоришь.

— Да, — непреклонно сказал Гарри.

Сириус помолчал минуту, а потом:

— Я слышал, что Валентинка еще и пела; так что же она сказала?

Гарри снова застонал. Он знал, что скоро не услышит конца этой истории. Ему нужно было поговорить со своей так называемой старшей сестрой о предательстве. Он понял, что был прав, когда через минуту услышал, как Сириус напевает себе под нос.

— Его глаза зеленые, как свежая маринованная жаба, — пропел он, магически закрепив палатку и заползая внутрь.

Это будет долгое лето, подумал Гарри.

* * *

Джинни сидела на кухне в квартире Билла, шум и суета рынка за окном были для нее приятным звуком. Вся семья приехала погостить у Билла в Каире, и она была благодарна за то, что они здесь. Но сегодня она нервничала.

Мать не давала ей покоя, настаивая на том, что она должна рассказать о том, что с ней произошло, но после того, как она поговорила с Биллом, вымолвила слова в тот первый раз в больничном крыле Хогвартса, мысль о том, чтобы рассказать все маме, вызывала у нее тошноту. Она провела почти неделю в больничном крыле, где и мадам Помфри, и ее мама рассказали ей все подробности ведьминского разговора: Менструация, половое созревание, беременность и секс. Это было ужасно и только придало ей еще больше решимости не разговаривать с матерью.

Джинни любила свою маму больше всего на свете. Она была сильной, любящей и яростно защищала своих детей, что иногда делало ее немного властной. Она знала, что мама любит ее, и знала, что ничто из того, что она может ей сказать, не заставит маму любить ее меньше, но мысль о том, чтобы увидеть мамино лицо, когда она расскажет ей о том, что сделал с ней Том, — Джинни не могла вынести мысли о том, чтобы посмотреть в глаза матери. Одно дело, когда мама знала, но совсем другое — когда она сама ей об этом рассказывала.

Нет, она определенно не была готова к этому.

Она улыбнулась Биллу, когда он вошел на кухню, наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, прежде чем налить себе стакан апельсинового сока и выпить его стоя. Джинни знала, что он использовал стакан только потому, что их мама была рядом, и эта мысль заставила ее усмехнуться; некоторые вещи никогда не меняются.

— Что ты там ухмыляешься, Огневушка?

Джинни пожала плечами.

— Над тобой.

Он усмехнулся и присел бедром на стол.

— Я очень рад, что ты согласилась на это.

Джинни снова пожала плечами, прикусив нижнюю губу. Если честно, она старалась не думать об этом.

— У меня не было особого выбора.

Билл поднял бровь.

— Джинни, ты должна доверять нам. Мы любим тебя, и может показаться, что это не то, что ты хочешь сделать, но ты должна это сделать.

Она только кивнула.

— Ты можешь взять меня? Я не хочу, чтобы мама и папа... ты возьмешь меня сегодня? Пожалуйста, Билл.

Билл улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.

— Конечно, отвезу.

Двадцать минут спустя Джинни посмотрела на мраморное здание и вздохнула. Она держала брата за руку, пока он вел ее через отделение неотложной помощи и по лестнице на этаж с надписью: Исцеление разума. Она сглотнула, пока Билл вел ее через двери и к стойке администратора.

Через пять минут, когда назвали ее имя, Билл настоятельно попросил ее пройти вперед. Она колебалась, желая попросить его войти с ней, но потом покраснела от смущения при мысли об этом. Она должна была сделать это сама. Родителям и брату потребовалось несколько дней, чтобы привести ее сюда. Она не могла попросить старшего брата пойти с ней. Она должна была быть сильной и сделать этот шаг сама. Джинни покачала головой и последовала за целителем через деревянную дверь в небольшую гостиную. Целительница сказала ей, чтобы она присела, и что М.Х. Хикки скоро придет к ней.

Джинни выбрала плюшевое фиолетовое кресло, скрестив ноги под собой и подтянув на колени подушку, чтобы прижаться к ней. Через несколько минут дверь открылась, и внутрь вошла высокая худая женщина с темно-черными волосами и смугло-золотистой кожей, на ее красивом лице сияла улыбка.

— Здравствуй, Джиневра, меня зовут Целительница Разума Хикки, но ты можешь называть меня На'еема.

— Джинни, — тихо сказала она, когда целительница села в кресло напротив нее.

На'Эема тепло улыбнулась, скрестив ноги.

— Как очаровательно. Ты из Англии? — В ответ на кивок Джинни она продолжила: — Мой муж, Дэниел, родом из Англии, точнее, из Сассекса. Так я получила египетскую фамилию Хикки.

Джинни слегка улыбнулась и оперлась руками о подушку.

— Твой брат Билл — очаровательный молодой человек, я встречала его несколько раз, когда посещала места раскопок. Он работает с моим мужем, который также является разрушителем проклятий. Билл сказал мне, что у вас был очень напряженный первый год в школе — Хогвартс, верно?

Джинни только кивнула.

На'еема терпеливо улыбнулась.

— Я знаю, что это невероятно сложно: прийти сюда и поговорить с совершенно незнакомым человеком. Здесь нет никакого давления, Джинни. Ничего из того, что ты мне скажешь, не будет сказано никому другому, если ты сама об этом не попросишь. Никто за пределами этой комнаты не узнает ничего из того, что ты мне сказала.

— Я не хочу говорить.

— Это тоже нормально, — сказала На'еема, постучав пальцами по колену. — Мы можем просто сидеть здесь, и ты сможешь говорить, когда будешь готова. Ты можешь говорить со мной о чем угодно, Джинни, не обязательно о причине, по которой ты пришла ко мне сегодня.

Джинни уставилась на свои колени. Она чувствовала на себе мягкий взгляд красивой женщины и слегка сдвинулась с места.

— Билл дал мне дневник для записей, и... я записываю туда свои мысли, и это помогает мне думать.

— Ведение дневника — прекрасный инструмент. Он был прав, подарив тебе его.

— Все твердят мне, что я не виновата, но мне кажется, что виновата.

Наема улыбнулась.

— Почему тебе так кажется?

— Я написала в дневнике и оживила его, даже если в тот момент я этого не осознавала.

— Дневник был проклят, Джинни, ты не могла знать.

— Я должна была.

На'еема кивнула.

— Вина здесь часто является главным вопросом, и я хочу, чтобы ты поняла, что ты не виновата в этом. Тебе одиннадцать лет, ты еще девочка на пороге женственности. Шестнадцатилетний волшебник манипулировал тобой. Он овладел тобой. Он совратил тебя. Но ты все еще здесь. Ты все еще сидишь здесь передо мной — и это показывает мне, насколько ты сильна, насколько могущественна.

— Я не чувствую себя очень сильной, — прошептала она.

— Девичья сила — самая сильная, и ее труднее всего сбить, — с улыбкой сказала Наема. — И я думаю, что вместе мы сможем вернуть тебе эту силу. Что скажешь?

Джинни пожала плечами.

— Ты уже знаешь, что произошло.

— Билл рассказал мне факты, да, но знать, что произошло, и услышать о твоих переживаниях — это две совершенно разные вещи.

— Мама и мадам Помфри сказали мне, что секс не похож на то, что случилось со мной.

— Это не так. То, что случилось с тобой, было неправильно и ужасно, и не только физическое должно быть исцелено, Джинни. Разум — стойкая, многогранная и самая сильная часть человеческого тела. К нему нужно относиться с таким же уважением и заботой, как к собственному телу.

Джинни обняла подушку и прижалась к ней.

— А если я не смогу?

Наэма лишь тепло улыбнулась.

— Это не произойдет за один день, Джинни. Это потребует времени и усилий с твоей стороны, и ты должна поговорить со мной, довериться мне. Я здесь, чтобы помочь тебе, и если ты позволишь мне, мы будем работать вместе, чтобы помочь тебе исцелиться. Время лечит все раны.

Джинни только кивнула, ковыряясь в нитке на уголке подушки.

— А если я не буду с тобой разговаривать?

— Тогда мы просто посидим здесь следующие полтора часа, молча, и это тоже нормально. Мы начнем, когда ты будешь готова, и ни секундой раньше.

Джинни отвернулась, чтобы посмотреть на окно, ее сердце билось в груди.

Она не знала, с чего начать.

Она не знала, как начать.

Она не знала, что сказать, и не знала, как это сказать.

Она сглотнула, тиканье часов позади нее, казалось, громким эхом разнеслось по комнате.

Она закрыла глаза, и Том вышел из дневника.

— Он сказал, что он мой друг, — тихо сказала она.

На'Ема молчала, она только наблюдала за ней, на ее лице была ободряющая улыбка.

— Он сказал, что он мой друг, — повторила Джинни, открыв глаза, чтобы посмотреть на целительницу разума. — И я поверила ему.

* * *

К первой неделе июля Гарри и Сириус добрались до Румынии. Они посетили замок Бран, где, как известно, жил легендарный Дракула. Они провели время на Трансфагарасанском шоссе, где исследовали румынскую сельскую местность, проезжая через горы Фагарас. Дорога была извилистой и извилистой, со множеством больших перепадов скалистых утесов, что делало ее не только красивой, но и страшной для езды. Гарри лишь крепче прижимал Сириуса к себе, пока мотоцикл вилял по извилистой дороге. Они посетили Бухарест, побывали еще на нескольких рынках и посетили несколько экскурсий, чтобы узнать больше о стране.

Гарри продолжал собирать сувениры для себя и своих друзей, а Сириус собирал свои собственные сувениры.

Все началось с того, что он увидел на рынке амулет в виде маленькой пчелки, который был символом Прованса. Он был серебряным и золотым, и он купил его, пока Гарри просматривал открытки. Когда они были в Италии, он нашел маленький серебряный брелок с итальянским волком, пройдя через горы, так что к тому времени, когда они добрались до Румынии, он стал искать брелок, символизирующий эту страну. Он нашел его в Брашове — маленького золотого орла с крестом в клюве, и решил сделать для Зи свой собственный браслет с важными животными из каждой страны. Они с Гарри наслаждались поиском амулетов для него во время путешествий.

Когда они приехали в Австрию, через семнадцать дней их путешествия, в одной из волшебных деревень, где они остановились, перед маленьким рынком был газетный киоск. Сириус схватил экземпляр газеты, когда они увидели, что на первой странице был Гилдерой Локхарт. Он использовал переводческие чары, чтобы они могли прочитать статью.

Расследование против Локхарта все еще продолжалось, но его хогвартская часть наконец-то подошла к концу. Ранее Локхарт был обвинен в растлении и изнасиловании девяти учениц. Одна девушка, восемнадцати лет, закончившая Хогвартс в июне, отказалась выдвигать против него обвинения, заявив, что остальные студенты говорят неправду, что они влюблены и собираются однажды пожениться.

Что касается предстоящего расследования по поводу мошенничества и чар памяти, то авроры успели пройти только три места из тех, которые Локхарт упоминал в своих книгах, но с пятнадцатью людьми уже работали целители разума. Похоже, что суд над Локхартом еще долго не состоится, пока они продолжают собирать улики. Департамент магического правопорядка пока держал его в тюремных камерах Министерства, а суд по обвинению в изнасиловании и растлении малолетних должен был состояться в сентябре. Авроры заявили, что смогут судить его за другие преступления после того, как он окажется в Азкабане.

В его вине не было никаких сомнений.

Гарри только уставился на Сириуса, когда тот закончил читать статью. "Значит, он виновен".

— Более чем виновен, судя по всему, — сказал Сириус, его глаза вспыхнули от гнева. — Надеюсь, авроры ищут в этих деревнях и городах не только мошенничество. Я говорил об этом Кингу, когда видел его в июне. Хогвартс не может быть первым случаем, когда он занимается подобными вещами.

Гарри только кивнул, но решил не отвечать. Вся ситуация с Локхартом все еще заставляла его немного содрогаться. Он был так сосредоточен на вопросе, почему Локхарт был таким ужасным и некомпетентным учителем, а все это происходило втайне. Он был рад, что никто из его знакомых не пострадал напрямую, и это тоже заставляло его чувствовать себя немного неловко. Он так и написал в своем дневнике в тот вечер, и после записи ему стало легче.

В ту ночь он проснулся весь в поту, в воздухе витал запах крови Джинни. Его сердце колотилось, и он потянулся за очками, увидев тень своего крестного отца, сидящего за столом на кухне под мягким светом.

Гарри сполз с кровати, отодвинув занавеску, которая давала ему возможность уединиться, и пересел напротив Сириуса. Перед ним лежал раскрытый блокнот, и казалось, что он пишет.

— Это дневник от дяди Муни?

Сириус улыбнулся, когда он закончил писать свою мысль и закрыл книгу.

— Да.

— Он будет рад узнать, что ты наконец-то им пользуешься.

Сириус колебался, его глаза смотрели на Гарри. Он видел затравленный взгляд в глазах сына, и это заставило его вздохнуть.

— На самом деле нет. Я использую его для чего-то другого. Хочешь поговорить об этом?

Гарри пожал плечами и потянулся к стакану, стоящему перед Сириусом, понюхал содержимое и скорчил гримасу.

— Как ты пьешь эту дрянь?

— С удовольствием, — сказал он с ухмылкой. Он встал и занялся приготовлением горячего шоколада, поставив перед ними две кружки с паром. — Поговори со мной, Сохатик.

Гарри сделал глоток насыщенного шоколада, закрыв глаза и наслаждаясь вкусом.

— Я не знаю, что сказать.

Сириус потягивал свой собственный горячий шоколад и откинулся в кресле.

— Мы не говорили об этом с того дня, как ты вернулся домой из школы. Я оставил это, оставил тебя с твоими мыслями, надеясь, что ты сам придешь ко мне. Ты здесь, Гарри, поговори со мной.

Он замолчал на долгий миг. Его большой палец скользил по ободку чашки, вокруг, вокруг и вокруг. Он сделал длинный глоток горячего шоколада, а затем его взгляд встретился со взглядом отца.

— Я думал, что она умерла.

Сириус отпил еще глоток горячего шоколада. Он не хотел прерывать его.

— Было так много крови, и я подумал, что она мертва. Она была почти холодной на ощупь, и когда я нащупал пульс, я никогда в жизни не испытывал такого облегчения. Когда Том сказал мне, что забирает ее душу... Она была моим первым другом, дядя Бродяга. Мы отдалились друг от друга за последние два года, потому что она не была со мной в Хогвартсе, а потом была, но... не была... и это было не то же самое, и я чувствовал себя плохо из-за этого тоже. Я не знаю, я просто продолжаю заново проживать тот момент, но в моем сне она мертва, а я... Волдеморт реален и жив, и...

Сириус подошел к сыну, поднял его на ноги и обхватил руками, целуя в макушку. "Это всего лишь сон, Сохатик. Ты спас ее. Она очень жива и по-прежнему твой друг. Иногда мы отдаляемся от людей, но это не значит, что мы перестаем заботиться о них".