"Хроники медузы"

— Отклоним?

— Подумай об этом. Приведи бомбу в действие в момент наибольшего приближения, прямо над поверхностью.

Сет уставился на него. — Боже мой. Да. Но насколько этим можно снизить скорость?

— Зависит от того, как далеко мы сможем зайти, чтобы справиться с этой проблемой...

* * *

*

Им потребовалось десять минут, чтобы что-то нацарапать на доске. Сет смутно осознавал, что Шеридан благоразумно сидит сложа руки и держит рот на замке.

Наконец они повернулись к нему лицом. — Хорошо, — тяжело вздохнул Мо. — Возможно, какой-нибудь умник из Массачусетского технологического института усомнится во всем этом, но мы думаем, что сможем это сделать. Насколько сильный толчок вы получите от ядерного взрыва, будет зависеть от того, насколько близко вы сможете подобраться к скале, от характера поверхности и так далее.

— Кроме того, — сказал Сет, — чем дальше от Земли вы столкнетесь со скалой, тем лучше, потому что тем меньшего отклонения вам нужно добиться, чтобы сдвинуть эту штуку в сторону. У систем Аполлон-Сатурн есть шестидесятидневный лимит, а это значит, что мы вообще не сможем добраться до Икара, пока он не приблизится на расстояние двадцати миллионов миль...

Шеридан прервал его. — Сколько взрывов вам нужно? — рявкнул он.

Мо и Сет переглянулись. Затем Мо сказал: — Может быть, это удалось бы сделать за один взрыв. Стомегатонный заряд. Вполне возможно. Но, возможно, и нет, и, кроме того, одна ядерная бомба может не сработать. Нам следует отправить целую серию таких устройств...

— И нам понадобятся какие-нибудь датчики, чтобы измерить отклонение...

Шеридан захлопнул свой портфель. — Я услышал достаточно. Черт возьми, джентльмены, может, вы и спасли мир, а может, и нет, но мою задницу вы точно спасли. Я звоню президенту.

Он поспешно вышел, взяв портфель.

Мо уставился на Сета. — Ну что, Тонто, теперь мы это сделали.

— Что, если мы ошибаемся? — Сет взглянул на доску. — Если мы облажались...

— Это было бы хуже, чем если бы наступил конец света. Но, эй, все это закончилось бы достаточно скоро. — Он ухмыльнулся. — Ешь, пей и веселись, Тонто.

Но Сету было не до шуток. Мо был холостяком. Внезапно Сет увидел перед собой только лица своих маленьких мальчиков.

* * *

*

— Но, несмотря на все усилия, которые я и другие приложили для создания НАСА и всех его объектов, Америка — не единственная космическая держава в мире. Возможно, мы можем сделать это в одиночку, но каждый человек сильнее, когда рядом с ним партнер. Вот почему я призываю наших советских коллег сесть за стол переговоров в духе доверия и дружбы, чтобы в рамках совместного проекта под руководством сенатора Кеннеди ваши и наши эксперты могли выработать наилучший способ объединения наших ресурсов для достижения этой грандиозной цели...

Спустя двадцать четыре часа после воскресенья, которое Сет Спрингер рассчитывал провести на парусной лодке, он оказался всего в нескольких ярдах от Линдона Бейнса Джонсона, стоящего на президентской трибуне, рядом с сенатором от Нью-Йорка Робертом Кеннеди, администратором Уэббом, Джорджем Ли Шериданом и двумя астронавтами-бездельниками.

Мо ухмыльнулся и прошептал: — Эл-Би-Джей, Эл-Би-Джей, сколько ты сегодня спас детей?

Сет шикнул на него. — Хотя эти ТВ-камеры светят, Джонсон, похоже, даже не вспотел.

— Это маскировка для вас, — пробормотал Шеридан. — Поверьте мне, он весь в поту. Он не хочет быть президентом, который не смог предотвратить конец света. С другой стороны, он не собирается снова баллотироваться в 68-м году. И кто его наиболее вероятный преемник на посту кандидата от демократов?

— Бобби Кеннеди, — выдохнул Мо. — Которого Эл-Би-Джей ненавидит до глубины души. И которого он только что назвал своим царем Икара.

— Эл-Би-Джей! Что за парень! Одним махом он ставит себе в заслугу создание НАСА, которое теперь собирается спасти мир, прекращает холодную войну, приглашая русских присоединиться к нему, и заботится о том, чтобы его самый реалистичный преемник на посту президента провел следующий год, изучая ракетные дела, а не проводя предвыборную кампанию.

Теперь президент закончил говорить и столкнулся с потоком вопросов из зала.

Шеридан обнял астронавтов за плечи своими тяжелыми руками. — Вот и все. А теперь давайте уйдем отсюда и отправимся на поиски Дика Слейтона. У меня есть еще одно задание для вас двоих...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АДАМ

2107-2199 гг.

8

У него была игра, в которую он любил играть каждый раз, когда медики приводили его в сознание. Мог ли он определить, где находится, просто по нервным сигналам, поступающим в его мозг?

С Землей все было просто. Если он проснулся, ощущая притяжение, равное нормальной силе тяжести, это могло быть только одно место в Солнечной системе. Были и другие места с достаточно схожим гравитационным притяжением — поверхность Венеры, внешние слои атмосферы Сатурна, — но там определенно не было кибернетических хирургических клиник. Конечно, он редко возвращался на Землю после той драмы на борту "Сэма Шора", разыгравшейся десятилетия назад. Времена изменились; общественное мнение теперь склонялось к тому, чтобы воспринимать его как тревожный пережиток прошлого, и когда он находился поблизости от своей родной планеты, ему было гораздо комфортнее оставаться в старомодном элегантном Порт-Ван-Аллене, расположенном в тысяче километров в космосе. И со временем Хоуп Дони осознала растущее предубеждение и передала руководство лечением и восстановлением Фэлкона медицинскому учреждению на базе Аристарх, расположенной на поверхности Луны. Но даже это продолжалось недолго, прежде чем Хоуп почувствовала необходимость перевезти всю свою клинику и команду в растущее поселение людей на Церере.

Итак, он сейчас на астероиде? Гравитационное притяжение, конечно, слишком низкое для Земли или Луны, но недостаточно слабое для Цереры. Возможно, на Титане? Конечно, на спутнике Сатурна были поселения, но этот холодный спутник был излишне громоздким для клиники. Каллисто, спутник Юпитера? Спутник со значительным и постоянным присутствием людей — крупнейший в пространстве Юпитера, не считая Ганимеда, — находится в безопасном месте за пределами радиационных поясов планеты-гиганта. На станции Томарсак был научный центр; Хоуп упоминала об этом, потому что ее дочь была там, изучая биохимию подземного океана. Но нет, это было даже слабее, чем на Каллисто. И снова где-то в другом месте — еще дальше...?

— Говард? Вы меня слышите? Это Хоуп. Я только что восстановила ваши слуховые и голосовые связи. Посмотрим, сможете ли вы ответить.

— Вы говорите громко и отчетливо.

— Как вы себя чувствуете?

— В замешательстве. Плыву. Другими словами, все как обычно.

— Это полезно. Вам что-то снилось?

Он понял, что это был сон. — Просто вспоминал день, когда я слепил снеговика. Или пытался это сделать.

Фэлкон услышал стук клавиш по клавиатуре, щелчок стилуса. — Я собираюсь включить ваше зрение через минуту. Если сможете, сосредоточьтесь на моем лице.

— Вы говорите обо мне, как о системе вооружения.

Произошло вторжение яркого света, бесформенного и белого. Вскоре формы и цвета слились воедино, и Фэлкон услышал жужжание фокусирующих элементов и щелканье фильтров, когда его зрение адаптировалось к окружающей среде.

Вокруг него обрела очертания комната с четкой геометрией, стенами и потолком, выложенными белой плиткой. С одной стороны было окно, просто темный прямоугольник. Вокруг него стояли различные хирургические приборы, роботы в стерильных прозрачных чехлах, выглядевшие так, словно их только что привезли из демонстрационного зала. Доктор Хоуп Дони стояла чуть ближе к аппаратам, одетая в зеленый хирургический халат, на голове у нее была стерильная шапочка, маска безвольно свисала с ремешков на шее, руки в перчатках были сцеплены перед собой. Она "стояла", но теперь он был уверен, что окружающая гравитация была намного меньше одной десятой "g". Молодой медсестре, которая когда-то ухаживала за ним на военно-воздушной базе Люк, было уже за шестьдесят, и любое косметическое вмешательство было изящным; выражение ее лица оставалось таким же нежным, как и всегда.

— Я вижу вас, Хоуп. Вы хорошо выглядите. Ни на день не постарели.

— Если это не лесть, то ваша система визуализации нуждается в корректировке.

— Как долго вы продержали меня под наркозом на этот раз?

В последнее время он не проводил много времени среди людей, но все еще был способен распознать ее улыбку. — Как вы думаете, сколько времени?

Он все еще не имел четкого представления ни о том, где находится, ни о том, что непосредственно предшествовало операции. — Кажется, что прошло больше времени, чем в прошлый раз. Месяцы, а не дни или недели.

— Скорее всего, пара лет.

— Годы!

— Это звучит хуже, чем было на самом деле. Мы столкнулись с некоторыми сложностями, это правда. В случае сомнений мы всегда предпочитаем отступить и рассмотреть варианты. Вы слишком ценны, чтобы допустить ошибку.

— Значит, я просто буду лежать на столе, пока вы организуете научную конференцию, чтобы решить, что делать дальше?

— Если бы я сказала, что это было пугающе близко к истине, вас бы это расстроило? На самом деле, там было несколько хороших статей. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, Говард, — таков мой девиз. И, кроме того, были некоторые политические проблемы. Риск был невелик. Мы держали вас в прохладе, замедлили ваш клеточный метаболизм настолько, насколько это было возможно.

Он осторожно передвинулся, чтобы рассмотреть себя как можно лучше, насколько позволяло его положение. Обнаружил, что разговаривает с ней, стоя под углом, как пациент, приподнятый на кровати. Но кровати не было. Он пришел в себя — точнее, его снова включили — в сверхпрочной люльке, металлическом каркасе, поддерживающем его механическую анатомию. Люльке, которая, возможно, использовалась для перемещения деталей космического корабля по чистому помещению. Опустив взгляд, он осмотрел бронированный цилиндр, который теперь служил ему системой жизнеобеспечения: бронзовый цилиндр, заменивший старую золотую статуэтку, более узкий спереди и изящный по дизайну, с определенным сужением сверху вниз.

Наконец-то он начал приходить в себя. Воспоминания о предоперационных инструктажах, долгих беседах с Хоуп и ее командой. Фэлкон просидел несколько часов, наблюдая, как врачи спорят об изображениях и схемах его внутренних органов. Фэлкон не был врачом, он не претендовал на то, чтобы разбираться в запланированной медицинской работе, но оборудование было ближе к его компетенции. Его вспомогательные системы были полностью переработаны, что не только повысило их надежность, но и расширило диапазон условий, которые Фэлкон мог легко переносить. Новый корпус, будучи более компактным, позволил бы Фэлкону втиснуться в меньший по размеру и более маневренный космический аппарат середины двадцать второго века. Его внутренний реактор был выполнен по последнему слову техники и не нуждался в замене в течение многих десятилетий. И так далее. Наряду с этим ремонтом были удалены некоторые из жизненно важных частей, которые он все еще носил с собой, а их функции были заменены более компактными, надежными и эффективными машинами.

Его ходовую часть на колесах еще предстояло прикрепить к основанию корпуса, и он знал, что также был разработан целый ряд новых удобных систем, которые можно было менять по желанию. Но, как он увидел, его новые руки уже были на месте — более сильные и ловкие, чем те, которые они заменили.

— Можно мне? — спросил он, для пробы разминая кисть.

— Давайте.

Он провел рукой перед лицом, восхищаясь сложностью и точностью соединений и приводов. — Когда-то я поражал Джеффа Уэбстера карточными фокусами. Почти жалею, что здесь нет мухи. Я мог бы удивить вас, поймав ее в воздухе.

— На Макемаке нет мух, Говард.

Он мгновение смотрел на нее, гадая, правильно ли расслышал. — Макемаке! — Карликовая планета: ледяной шар в поясе Койпера, вдали от Солнца. — Что ж, это объясняет силу тяжести. Дайте-ка угадаю: примерно одна тридцатая земной нормы?

— Одна двадцать восьмая, так мне сказали, но я бы никогда не заметила разницы. Эта ваша способность начинает меня беспокоить — никто не должен быть настолько хорош в кинестезии.

— Я не помню, как попал сюда.

— Вы уже были под наркозом. Не было смысла будить вас. Но мы собирались оперировать не на Макемаке. Первоначальным предложением была Церера, помните?

Его воспоминания прояснялись с каждой секундой. — Я даже помню посадку и стыковку. Так что же произошло?

— С тех пор как вы ушли на дно, произошло еще больше политических перемен, начавшихся на Земле, но распространившихся по всей Солнечной системе. Есть кое-что новое... — Она подыскивала нужные слова. — Социальный консерватизм. Усиливающаяся негативная реакция на определенные тенденции в передовой кибернетике.

— Под этим вы подразумеваете меня. Ну, они десятилетиями относились ко мне с подозрением.

— Это намного более экстремально, чем раньше. Вы знаете, что нам уже пришлось перевести вас на Цереру. Были предприняты шаги, чтобы полностью заблокировать дальнейшие операции на вас: поданы петиции Мировому правительству, наложено вето в Совете Безопасности. Вскоре после того, как мы вас прооперировали, на Цереру начали оказывать давление, требуя приостановить работу нашего хирургического фонда. У них есть торговые связи с Марсом, а Марс — один из величайших оплотов нового консерватизма, не считая самой Земли. Психология, на самом деле, интересная и сложная.

— О, хорошо.

— Я думаю, что, возможно, земляне цепляются за исконную природу, которую они почти утратили, в то время как марсиане цепляются за свою человечность в совершенно нечеловеческих условиях. К счастью для нас, вмешался Макемаке. Они были готовы предоставить альтернативный объект здесь, на базе Трухильо.

— Очень мило с их стороны.

— Эта лаборатория совершенно новая — даже лучшие условия на Церере не могут сравниться с тем, что есть у них здесь. Здесь многое зависит и от колонистов. Вы именно та престижная комиссия, которая им нужна, чтобы доказать свою компетентность. И, как оказалось, Макемаке оказался хорошим выбором по совершенно другой причине.

— По какой именно?

— Мы находимся на краю пояса Койпера, Говард. Очевидно, существует проблема, разобраться с которой с вашей помощью хотели бы различные правительственные учреждения.

— Правительственные учреждения, которые, учитывая настроения в обществе, без сомнения, предпочли бы оставить меня в покое?

— То, что вы в чем-то доставляете им головную боль, не означает, что вы бесполезны в других отношениях.

— И они удивляются, почему люди так цинично относятся к политикам. Все в порядке. Давайте начистоту. Кто из вас попал в беду, из которой не может выбраться? Опять один из этих чертовых Спрингеров?

— Только не они. И не кто. Что. Это как-то связано с машинами. Роботами. Храбрыми новыми детьми Консела. Вы должны помнить. Вы сыграли свою роль в их появлении на свет.