Лесная ведьма

Мирна не выдержала и присела на корточки в ожидании, когда Злюка приблизится.

— Извини, Злюка, но уже темно. А идти — ещё порядочно. Возьму тебя на руки. Иначе совсем отстанем от магов.

"Возьми, — согласился кошак. — Только подними не сразу. Меня тошнит, когда резко поднимают".

Ведьма представила, что это её грубо вздёрнули наверх, — и у неё перехватило дыхание. Фу... Неудивительно, что Злюку тошнило от такого. И она же вспомнила, как Глеб с земли буквально забрасывал кошака себе на плечо.

Так что, впечатлённая личными бедами кошака, Мирна потихоньку подняла его "на ручки" — точнее, ладонью под живот и боком прижимая его к себе, чтобы не потревожить задние лапы. И только затем бросилась догонять мужчин. Пока бежала, снова всё думала о том, как обозлится Глеб при виде "своего" кошака на её руках... А уж когда узнает, что Злюка теперь не его фамильяр...

Но ведьма догнала магов, и мысли свернули на иное. Мужчины не спали предыдущую ночь вторжения нелюдей, устали, а она им ещё заботы задала!..

Долго убиваться из-за дурной вины (и нелюдь нужен, и своих-то магов жаль!) не удалось. Маги уже в чёрных сумерках вошли в узкий двор, но почему-то не вошли в дом, а потащили свою добычу куда-то справа от него.

— А куда?.. — растерялась ведьма.

— Мы обследовали дом, — не оборачиваясь к ней, ответил Мстислав. — Здесь, сбоку, кажется, нашли сенник. Там-то и оставим. В дом уж точно... приглашать не будем.

— Но... — совсем смутилась Мирна.

— Устроим дежурство возле него, — успокоил её маг. — Без внимания такую личность оставлять нельзя.

Сенник оказался маленьким сараюшкой. Причём очень низким: мужчины вошли в него, на всякий случай пригибаясь, хоть дощатый потолок и был немного выше их роста. Повезло, что одна стена могла похвастать двумя широкими и далеко отстоящими друг от друга полками. Наверное, лесничий здесь сушил своё сено. На нижней полке высились небольшие холмики трухи — видимо, от давней усохшей травы.

Мирна, согнувшись, залезла на эту полку и быстро смахнула труху на пол.

Нелюдя уложили сюда же, так же животом вниз. Олег, развесив по сеннику магические огни, хмуро сказал:

— Ну что... Посмотрим, что за дичь свалилась нам на головы.

Дичь... Свалилась... Мирна непроизвольно вспомнила, как Янис разжимал когти, пролетая над нею, и мыши падали чуть ли не ей самой на голову. От смешка удержалась. А потом и вовсе притихла и постаралась стать невидимкой, вспомнив кое-что. Там, на болотце, маги не осмотрели нелюдя. И теперь она начинала страшиться: а вдруг он не лазутчик? Вдруг он из обычных воинов? Грош цена тогда ему, как невольному спасителю леса.

Между тем маги переглянулись и первым делом сняли с нелюдя его плащ-накидку с капюшоном. Снимали не спеша, время от времени приподнимая нелюдя, чтобы вытащить из-под него застрявшие под его телом края одежды... А Мирна неожиданно поёжилась. Представила, каково нелюдю. Беззащитный, пальцем двинуть не может. Он ещё на болотце, вероятно, ждал, что его убьют. А принесли в странное для него, закрытое со всех сторон место... Мирна прикусила губу: а если он теперь в душе вспыхнул надеждой, что его излечат?.. И сам же наверняка терзается сомнениями: как же — вылечат! Он пришёл к этим людям с бедой — со смертью и огнём, а они его — лечить?!

— Подними ему руку, — сказал Олег Палыч, склонившийся над нелюдем. — Ох, а глины на нём... Ещё и засыхать начала... Ладно. Заканчиваем.

Когда плащ с нелюдя стянули, он был брезгливо скомкан и отброшен под полку, на которой тот лежал. Подозвали ведьму "полюбоваться" на нелюдя.

— Когда твой Янис позвал в дорогу, крепко сомневались, — признался Мстислав, улыбаясь ястребу, сидевшему на верхней полке вместе с усаженным тут же кошаком. — А тут... Нет, ты полюбуйся на него!.. Шамана же отхватили! Да ещё явно из влиятельных!

Лежавший на полке мужчина был одет в нечто вроде рубахи из тонкой и мягкой кожи и в штаны — из кожи, более грубо выделанной. На ногах — что-то напоминающее ботинки с мехом поверх. Но не его одежда восхитила всех.

Сейчас разбросанные по доскам полки, блестели в свете магических огней прозрачные бусины, собранные в своеобразную цепь, на конце которой оказался кулон с изображением солнца. Мирна чуть не ахнула, разглядев: у неё тоже имелось два кольца с почти таким же, древним изображением Солнца. Этих цепочек на шее мужчины было несколько. И даже Олег удивился, слегка приподняв кулон:

— Ты посмотри... — качая головой, произнёс он. — Они там начинают с того же, что было и у нас в древней истории! Солнце-то выбито как на старинных украшениях...

И замолчал, с интересом исследователя присматриваясь ко всему тому, что было на нелюде. Его и остальных внимание привлекли длинные, кажется, чёрные (в магических огнях точно не скажешь) волосы пленника — вразброс в них тоже поблёскивали всякие шаманские штучки. По определённому сиянию камней в этих штучках Мирна узнала обереги силы и оружия: попробуй со словами заклинания бросить один полупрозрачный камешек, обрамлённый в металл, — и тот взорвётся! Но больше всего в нелюде магов восхитил его широкий пояс, расшитый обережными узорами. Каких только к нему не было пришпилено из шаманских штучек! Это — не считая обычного оружия, вроде богато инкрустированного ножа в ножнах, толстоватых от вышивки и вшитой в неё тонкой золотой проволоки.

Разогнулся Олег, с некоторой досадой глядя на нелюдя.

— Мда. Теперь сомнений не осталось. Наш пленник — весьма важная птица. — И внезапно улыбнулся. — Так хочется снять с него все его шаманские знаки и изучать аж под лупой каждый.

— Олег Палыч... — забылась от тревоги Мирна, поначалу хотевшая только помалкивать. — Ежели он такой важный... Можно ли его обменять на наших?

— Возможно, один к десяти?.. — не глядя на ведьму, пробормотал маг. — Мы подумаем.

Сказал маг так непонятно, что Мирна собралась с духом и чуть не выпалила вопрос: а что значат его последние слова?

Но решительно вмешался Мстислав, всё ещё брезгливо глядя на пленника:

— Хватит. Завтра будет время и разглядеть шамана подробнее, и подумать, для чего он нам больше сгодится.

— Мирна, у тебя остались растительные снадобья, чтобы продезинфицировать ему рану от выстрела? — спросил Олег Палыч. — Пулю сейчас нет смысла вынимать — слишком неудобное время суток для того. А вот почистить это место и утишить его боль, чтобы он не... (Кажется, он хотел сказать: "Чтобы не сдох".) Не помер до рассвета?

— Да, я это сделаю.

— В таком случае, Мирна, иди сюда.

Из-за широких полок сенника ей пришлось с трудом протиснуться мимо Олега Палыча к магу, стоявшему в изголовье нелюдя.

Скромно встала рядом, с любопытством поглядывая на лохматую голову шамана.

Мстислав объяснил:

— Сам он двигаться не может — ты правильно определила, что пуля задела позвоночник. Правда, есть один момент: пуля в само тело не попала: она почти пробила пояс и сквозь него ударила по позвоночнику. Этот ушиб и лишил его движения. Ему повезло, что пояс начинён всякими оберегами — и довольно плотными. Видишь место, где пуля застряла?.. Но руки и ноги, а также голову, если понадобится, поднять сумеешь. А теперь взгляни, кого именно мы поймали. Я хочу, чтобы ты вела себя с ним осторожно.

"А я — что? — чуть не обиделась Мирна. — Выгляжу легкомысленной вертихвосткой, чтобы меня ещё и предупреждать об этом?"

Мстислав кивнул Олегу Палычу, и тот помог ему слегка приподнять нелюдя за плечи, а потом за волосы подправить его голову так, чтобы ведьма увидела его лицо... Все сердитые обиды, что маги считают её легкомысленной, забылись мгновенно: нелюдь оказался двуликим. Она помнила ту его часть лица, которую под капюшоном видела на болотце. Но сейчас разглядывала другую: если первая половина виднелась человеческой, то вторая... Мирна от неожиданности вздохнула. У второй кожа была словно скомканная старая бумага, затем плохо расправленная. А голубого глаза на этой, второй стороне не было. У второго глаза голубой цвет превратился в цвет, близкий к гнилостному серому. И этот жуткий глаз таращился на неё, почти вылезая из орбит, потому что веки вокруг него были слишком короткими.

Мирна слышала, что на Повреждённых землях многие нелюди несли на себе печать уродства. Но въяве такую печать увидела впервые. Нахлынувшую жалость к шаману она с трудом отогнала, напомнив себе о прошлой ночи страха и смертей.

Да и нелюдь то ли не захотел, чтобы видели его уродство, то ли учуял её жалость, унижающую его. Он быстро опустил глаза, а потом и вовсе закрыл их. Лишь вытаращенный глаз спрятать не сумел. Он так и остался косой полоской бельма, и ведьма с трудом отвела от него взгляд, а затем встала. Только бы не видеть лица двуликого.

Маги между тем негромко посовещались, и Мстислав спросил:

— Мирна, в каком часу ты хочешь дежурить при нём?

Ведьма помолчала, глядя на осунувшихся, смертельно усталых (при ярких магических огнях отчётливо видела!) магов, вспомнила, что именно она не дала им отдохнуть часть вечера, и твёрдо сказала:

— Всю ночь. — И уже торопливо добавила: — Я буду спать здесь, в сеннике. Со мной будут Янис и Злюка. Ещё приведу сюда Макса.

— Но... — начал удивлённый Мстислав.

— Сначала в избе я сменю повязки тем, кто в том нуждается, а потом вернусь сюда.

— А... на чём ты будешь спать?

— Наломать сухой травы для постели можно и сейчас, — слабо улыбнулась заботе магов она. — Её даже во дворе полно. Брошу вон в том углу, и ляжем с Максом.

Маги попереглядывались, но возражать (тянуть время до сна — видела она) не стали.

— Вы мне только скажите, — с тревогой сказала она. — Вы маги, вы тоньше видите. Он сильный в своём шаманстве?

— Пока обездвижен, бояться нечего, — серьёзно ответил Мстислав.

В последних вечерних сумерках Мирна шустро ободрала сухие и вместе с ними ещё зелёные травы на дворе, который ими же и зарос. Мстислав немного помог ей, забрав кортик у Олега Палыча: чуть ли не косил, да так, что сухие стебли потрескивали под лезвием его оружия. Побросали охапки срезанного в свободном углу — ноги лежащей ведьмы будут под полкой. И вместе же побежали в дом. Здесь ещё не спали.

Ведьма, прежде чем проверять травяные нашлёпки и компрессы, подошла к Матвею и шёпотом попросила:

— Матвей, пожалуйста, помоги мне потом.

Дозорный кивнул, и Мирна первым делом пошла к Юрию. При магическим огнях разглядела, что ослабевший от потери крови дозорный пока что говорить не может. Поменяла ему нужные травы и подбадривающе сказала:

— Выживешь!

Слабая улыбка лишь приподняла кончики губ дозорного.

Затем была Дара. Оглядевшись и видя, что возле печи мужчин нет, Мирна шёпотом объяснила ей, что ночевать в избе не будет, а потом попросила девушку-мага поднять рубаху — посмотреть, как заживает рана на животе.

— Затянулась, — тихо ответила Дара. — Только болит ещё.

— Ничего, — ободрила её ведьма. — Завтра боли почти не будет, разве пока что наклоняться трудно будет.

— Мирна, — совсем шёпотом проговорила та, — а это обязательно — ночевать тебе в сарае? Я... боюсь здесь. Здесь ведь одни мужчины.

В крепостце-то нашлась отдельная комнатка для двух девушек-школяров. Ведьма ночевала не там, а в лачужке при крепостном дворе. Кажется, сейчас Дара забыла об этом. И что-то подсказывало ведьме, что страшится Дара не сна в избе с мужчинами... Не оглядываясь на Глеба, сидевшего на нижних полатях при печи — напротив скамьи с Дарой, лишь скосившись туда — так, чтобы девушка видела, Мирна губами изобразила:

— Барчука боишься?

Дара торопливо закивала.

— Ты будешь спать на печи, — вполголоса объяснила ведьма. — Именно потому, что ты девушка. Мужчинам подобает в прохладе, но тебе маги помогут забраться на печь.

Возражать Дара не стала, хотя было вскинулась с заметным всплеском радости. Кажется, она вспомнила, что печь сегодня топили, а значит — она ещё тёплая, можно и без постели обойтись. Глебу-то и так хорошо: уснёт на полатях с опорой на печь, будет греться всю ночь.

Набрав воздуха, Мирна выдохнула и повернулась к печи.

Глеб сидел на своих нарах при печи, низко ссутулившись и не глядя ни на кого.

Мирна шагнула к нему ближе. Покусав губу, выговорила:

— Глеб Савельич, нашла я вашего Злюку.

Школяр медленно поднял голову. Глаза тёмные от мрачных дум.

— У него сломаны задние лапы и есть раны на голове.

Она чуть не выпалила эти слова, опасаясь чего угодно: воплей, ругани, проклятий. Но школяр, к её изумлению, мрачно ответил так, что она едва не заплакала, сама не понимая — отчего:

— Оставь себе это никуда негодное чучело... Или выброси, если он безнадёжен.

Помолчав немного, чтобы справиться со слезами, она подумала: "А если он завтра увидит, как кошак бегает, пусть и волоча лапы?.. Завтра будет завтра... А пока..."

— Я посмотрю ваши ноги? — осторожно спросила она.

Он склонился и задрал штанины школярских форменных брюк. Ничего не сказал.

Ведьма прихватила со скамьи, на которой сидела Дара, мисочку с травами, приготовленными для школяра, и принялась за работу. Пока снимала остатки старой примочки, догадалась, почему Глеб так жесток к Злюке. Школяр пока не знает, что ведьма поневоле привязала его фамильяра кровью к себе. Возможно, Глеб уже магически звал кошака, а тот не откликался. И школяр решил, что у него теперь нет фамильяра. А сейчас получил подтверждение в словах ведьмы: "... раны на голове". Он думает, что эти раны, как говорят господа, несовместимы с жизнью — или, как самое малое, несовместимы с участью кошака как фамильяра. Отсюда и обидное для Злюки — чучело. Калека школяру не нужен.

Сообразив всё это, Мирна затаилась, поклявшись себе предупредить Злюку, чтобы кошак некоторое время не заходил в избу, в которой ещё долго придётся сидеть его бывшему хозяину.

Наконец с ранами Глеба ведьма возиться закончила. Под её присмотром мужчины отправили Дару на печь, а потом выпили приготовленное ею питьё, и укрепляющее, и успокаивающее на сон грядущий. Нападения на избу не боялись: взрослые маги обнесли и дом, и двор при нём жёсткой защитой. И, наконец, Мирна, забрав с собой мисочку с травяным варевом для пленника и миску с остатками ушицы (Матвей новую сварил), оглянулась на Матвея. Тот кивнул и быстро вышел вслед за ней.

— Что?

— Слышал — нелюдя принесли? Парализованного?

— Слышал.

— Матвей, он лежит животом вниз. Мне надо, чтобы ты стянул с него штаны и укрыл его той тряпкой, что лежит под полкой. Ну, плащом его.

Дозорный уставился на неё, как на полоумную. Но смотрел недолго. Дошло до него, в чём дело со штанами. Паралитик же — тот нелюдь. Мало ли что с ним ночью будет.

— А как же...

— А я ему под полку травы накидаю. Утром приберу — выброшу.

— Хозяйственная ты, Мирна, баба, — вздохнул Матвей. — Что уж в своей деревне не осталась?.. Замуж пошла бы...

И вошёл в сарай. А Мирна торопливо принялась драть траву заново, смущённо улыбаясь, когда представляла, что почувствовал нелюдь, когда его освободили от штанов.