Торнсайдские хроники

— Что я, таксу не знаю, что ли? — фыркнул Кентон. — Кто же пошёл бы докладывать мне о газетчиках, не получив от них за это скромного вознаграждения?

Архив располагался на первом этаже. Здесь было полутемно, душно и пыльно. Полки были в буквальном смысле слова завалены фолиантами, однако Тобиас, оказавшийся здешним дворецким, без труда нашёл для Люка нужную книгу. Теперь Люк сидел за небольшим старомодным столом, портя себе глаза над неразборчиво написанным текстом, а я маялась от безделья.

— Долго ещё? — капризно спросила я, отлично понимая, что от моего занудства не будет никакого толку. Люк всё равно пока не найдёт всё, что ему надо, не успокоится.

— Ещё ровно столько, сколько нужно, — наставительно ответил он, не отрываясь от текста.

Ладно, так и быть, подождём. Я принялась рассматривать книги и неожиданно обнаружила кое-что интересное. Фамильная энциклопедия рода Алисдейров. Такая книга, своего рода расширенная версия фамильного древа, с портретами, словесным описанием внешности и краткими биографиями, имелась почти в каждом дворянском доме. Хм, а это может быть любопытно. Во всяком случае как способ убить время сойдёт на ура.

Облокотившись о полку, я принялась листать фолиант, причём начала с самого конца. Так, похоже, что хозяин дома — единственный ребёнок в семье. Портрет, нарисованный в двадцатилетнем возрасте... Ничего так, хорош. Хотя вполне вероятно, что художник немного приукрасил достоинства юного брюнета. О, а вот и ещё один портрет...

— Люк! — позвала я. — Хочешь взглянуть, как выглядел Кентон Алисдейр в пятилетнем возрасте?

— С детства только об этом и мечтал, — отозвался приятель, ненамеренный отвлекаться от работы.

Я равнодушно пожала плечами. А что, симпатичный такой ребёнок. Ладно, поглядим теперь и на родителей...

Через пару минут я была заинтригована, через пять — серьёзно задумалась. На своих родителей Кентон Алисдейр не был похож ни в малейшей степени. Разумеется, всякое бывает, более того, всему виной могли быть неточности в работе художников. Но по меньшей мере в одном сомнений быть не могло: и отец, и мать темноволосого были блондинами... У матери были золотистые волосы, у отца скорее пепельные; и то, и другое весьма плохо вязалось с обликом их сына. Ладно, когда дети в чём-то разительно отличаются от обоих родителей, причину как правило следует искать среди бабушек и дедушек. Однако исследование соответствующих четырёх портретов привело меня в ещё большее недоумение: похоже, блондинами являлись все предки Алисдейра. И как такое было понимать?

— Нашла что-то интересное? — сухо спросил Кентон.

Я даже не услышала, как он вошёл. Зато, подняв глаза, тотчас же увидела сквозившее во взгляде Алисдейра бешенство. Он с силой дёрнул меня за запястье, заставив отшатнуться от полок, выхватил из второй руки книгу и отшвырнул её на другой конец архива.

— Надумали меня обмануть? — зло продолжил он. — Фолиант Светлоликого, биография Рейвена? Он, значит, отвлекает на себя внимание, — кивок в сторону Люка, — а ты тем временем всё здесь разнюхиваешь, копаешься в чужом нижнем белье? Так вот, со мной эти фокусы не пройдут. Убирайтесь из моего дома немедленно!

Я лишь молча хлопала глазами, хватаясь за ноющее запястье и решительно ничего не понимая. Откуда такая резкая смена настроения? Что его так взбесило? При чём тут нижнее бельё; разве фамильная энциклопедия не содержит лишь абсолютно нейтральные, доступные всем факты?

— Послушай, — язык не ко времени вспомнил, что мы в своё время успели перейти на "ты", — я вовсе не хотела...

— Вон отсюда! — чеканя слова, заявил Кентон.

При этом его глаза метали такие молнии, что я поняла: благоразумнее будет послушаться. Люк пришёл к такому же мнению. Мы вышли из архива, спинами чувствуя тяжёлый взгляд хозяина, бывшего ещё совсем недавно вполне радушным. И, под бдительным наблюдением сбежавшихся на шум слуг, покинули дом.

— Ты хотя бы успел вычитать всё, что было нужно? — шепнула я Люку, когда мы оказались за дверью.

— Угу, — кивнул он.

Что ж, и на том спасибо. По дороге в библиотеку я пребывала в глубокой задумчивости, всё пытаясь понять причины столь сильной вспышки гнева. Определённо в энциклопедии должна была скрываться важная и, должно быть, опасная для хозяина дома информация. Но поскольку книги эти действительно вполне нейтральны и содержат ненамного больше сведений, чем фамильное древо, информацию эту следовало искать между строк. Скорее всего к ней имело непосредственное отношение то отсутствие фамильного сходства, на которое я и вправду обратила внимание. Но что с того? Даже если наш дворянин и был незаконнорожденным ребёнком, сыном не Алисдейра-старшего, а любовника супруги последнего... что дальше? За давностью лет доказать ничего нельзя, тем более что сходство портретов никак не может служить основанием для пересмотра прав наследования. К тому же у Алисдейров не было других сыновей, так что я вообще сомневалась, что вопрос наследования может встать на данном этапе ребром. Но никакого другого объяснения поведению Кентона я найти не могла. Должно быть, какая-то деталь всё-таки ускользнула от моего внимания...

Нам с Люком оказалось по пути, и мы шагали вместе, хоть каждый и был погружён в собственные мысли. Наверняка Люк обдумывал то, что успел вычитать в монографии. Чтобы сократить маршрут, мы привычно свернули в небольшой узкий переулок. Прохожих здесь не было; все выходящие на эту сторону окна были наглухо закрыты ставнями. Когда мы почти добрались до нужного поворота, из тени внезапно вынырнули трое громил. Нельзя сказать, чтобы все они были на одно лицо, но некоторые характерные признаки определённо имелись: высокий рост, широкая кость, крепкое телосложение, плохо выбритые лица. Я быстро огляделась. Отступать было поздно. Убежать не успеем, а рассчитывать на то, что кто-то из хозяев близлежащих домов рискнёт отворить нам дверь, — бессмысленно.

Двое громил пошли прямо на Люка, вынуждая его отступить к стене. Третий приблизился ко мне. Я попятилась; за спиной некстати оказался ствол невысокой, хилой берёзки. Громила остановился, часто, будто беспокойно дыша. Я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза.

— Можно попросить у вас автограф? — смущённо спросил он, извлекая из внутреннего кармана помятый недельник.

— Никаких вопросов. — Облегчённо выдохнув, я полезла в сумку за пером. — Как вас зовут?

— Томми Костолом, — расплылся в улыбке громила.

— Ага, — кивнула я, выводя на внутренней стороне обложки "Томми Костолому на добрую память" и ставя привычную подпись — две буквы "А", одна расположенная внутри другой.

— Большое спасибо, — вежливо сказал громила и, сделав знак своим сопровождающим, растворился вместе с ними в очередном тёмном закоулке.

Я нашла взглядом Люка. Он сидел на земле, прислонившись спиной к стене дома, согнув колени и опустив голову, и дрожал всем телом. Я испуганно подбежала к приятелю. И только когда он поднял на меня глаза, поняла, что Люк сотрясается от приступа беззвучного хохота.

Глава 4.

Проведя в библиотеке несколько часов, я собрала более или менее всю информацию о графе Торнсайдском, какую можно было раздобыть в официальных источниках. Интересных фактов там не было вовсе. Небольшие надежды можно было возлагать на историю прихода семейства Рейвенов к власти в графстве. В своё время претендентов было не так уж мало, всевозможные родственники по всевозможным линиям, и победить на этих скачках удалось отцу Алана Рейвена. Но — именно отцу. Сам нынешний граф был тогда одиннадцатилетним мальчишкой, так что навряд ли та история могла рассказать хоть что-нибудь интересное о его личности.

Можно было, конечно, продолжить сбор информации, охотясь за сплетнями, но я никогда не доверяла подобным источникам. Тем более, что данной статьёй я занималась лишь постольку, поскольку это была ступенька на пути к моей подлинной цели. Так что я сочла, что лучше всего будет поскорее взять быка за рога, договорилась при посредничестве всё того же Фреда о времени встречи, и на следующий же день направилась в замок.

И вот я стояла возле каменной ограды, уже с внутренней её стороны и, откидывая с лица развиваемые холодным ветром волосы, оглядывала древнюю резиденцию Торнсайдов. Замок не был симметричным, то ли волей причуды архитектора, то ли по каким-то логическим, но неизвестным мне причинам. Слева — широкая башня, увенчанная оранжевой крышей в форме конуса. Справа — две тонкие башенки, кажущиеся отсюда почти кукольными. Я бы решила, что они и вправду сугубо декоративны, если бы не движущиеся фигурки часовых, иногда мелькавшие на открытых всем ветрам площадках. Также по левую руку от меня, но существенно дальше, возвышалась ещё одна башня — знаменитая Стонридская тюрьма. Так уж сложилось, что наше графство, являвшееся одной из удалённых и мало чем примечательных северных провинций Истленда, славилось в первую очередь именно своей тюрьмой. В прежние времена Стонрид предназначался исключительно для заключённых знатного происхождения, многие из которых именно там встречали свой бесславный конец. В последнее же десятилетие ситуация коренным образом изменилась, и теперь это была обычная тюрьма, в которой мог оказаться как герцог, так и сапожник. Вот такое общественное равенство; впрочем, радость от этого была весьма сомнительная.

Я тряхнула головой, сгоняя оцепенение, навлечённое несвоевременными размышлениями, и зашагала ко входу в замок. Здесь меня уже ждали. Не пришлось даже тратить время на объяснения, силясь доказать, что я вовсе не лгу и мне действительно назначена встреча. Я поразилась как той расторопности, с которой слуга проводил меня в кабинет, так и вежливости его обхождения. Отворив дверь и пропустив меня внутрь, лакей мгновенно растворился в коридорах замка.

Я сделала несколько шагов вглубь просторного кабинета и лишь затем застыла, разглядывая хозяина резиденции. Тот с не меньшим интересом разглядывал меня. Не знаю, какие наблюдения сделал он; я же увидела тридцатипятилетнего мужчину с короткими тёмными волосами — скорее шатена, чем брюнета, — с волевым подбородком, рельефными скулами и чуть тонковатыми губами — такие достаточно лишь слегка поджать, чтобы протранслировать подчинённым недовольство проделанной ими работой. Но в то же время стоило этим губам слегка изогнуться кверху, и лицо их обладателя озарялось чрезвычайно обаятельной улыбкой, в чём я вскоре получила возможность убедиться. Зелёные глаза смотрели внимательно, я бы даже сказала, пронзительно. Высокий рост, широкие плечи, узкие бёдра. Картину дополняла загорелая кожа. Одним словом, хотя назвать черты лица графа идеально правильными было нельзя, он тем не менее был красив... весьма красив.

Я улыбнулась и первой сделала приветственный кивок. Алан Рейвен улыбнулся мне в ответ — той самой обаятельной улыбкой, которую я уже упоминала.

— Абигайль Аткинсон? — спросил он.

Хотя по сути это был не вопрос: в ответе граф был вполне уверен, скорее просто пробовал слова на вкус.

— Именно так, Ваше Сиятельство.

Я присела в лёгком реверансе. Получилось довольно плохо. Чёрт, надо бы потренироваться, если я и вправду собираюсь добиваться интервью у короля.

— Да бросьте, — махнул рукой Рейвен. — Давайте обойдёмся без лишнего официоза. А то за целый день от него голова начинает гудеть.

Столь свободное обхождение меня слегка удивило, но я никогда не уважала излишний официоз, поэтому предложение его приняла с удовольствием.

— Можете называть меня просто Алан. А я позволю себе звать вас Абигайль, договорились? А то странно как-то разводить церемонии с человеком, которому собираешься рассказывать всю свою подноготную. Вы не находите?

Я сдержанно улыбнулась.

— Предпочитаете более формальный вариант общения? — осведомился граф, от внимания которого не укрылась некоторая напряжённость в моём взгляде.

— Нет, просто я сильно сомневаюсь в том, что вы и правда намерены рассказать мне всю подноготную, — призналась я.

Рейвен рассмеялся.

— Чёрт, вы меня раскусили ещё раньше, чем я начал плести интриги. Ну ладно, в таком случае давайте сразу договоримся. Я не стану вам лгать, но говорить буду только то, что сочту нужным. И если вы заподозрите, что я о чём-то умалчиваю...а вы, я вижу, девушка проницательная, так что наверняка заподозрите... Так вот, в этом случае прямо спросите у меня. И если я не захочу давать вам исчерпывающий ответ, просто забудьте об этом вопросе. И не пытайтесь получить информацию через другие источники. Этого я не советую вам очень настоятельно. Я надеюсь, что высказался достаточно ясно?

— Предельно, — ответила я.

— И вы принимаете такие правила игры? — настойчиво спросил он.

— Они полностью меня устраивают.

"Потому что ваша история не слишком-то для меня интересна", — добавила я про себя. А вслух сказала:

— Я ведь в любом случае здесь не для того, чтобы собирать сплетни или строчить сенсацию. Это самая обыкновенная биографическая статья, и я уже подписала условие о том, что вы сможете прочитать и утвердить (или не утвердить) её прежде, чем она попадёт в недельник. Да и потом, я, знаете, ли, ещё молода и красива, и мне совсем не хочется провести остаток своей жизни в Стонриде. Который, кстати, так хорошо просматривается из ваших окон.

— Вы всерьёз полагаете, что я мог бы отправить девушку вроде вас в Стонрид за излишне смелую статью?

Похоже, такая идея его позабавила.

— Я недостаточно хорошо вас знаю, чтобы делать выводы. Так что предпочитаю проявлять осторожность.

— Весьма похвально, — согласился он. — А знаете, мне кажется, что мы поладим. Итак, что именно вы хотели у меня спросить? Или я сам должен рассказывать? Как это у вас обычно происходит?

— Вы никогда до сих пор не давали интервью? — удивилась я.

— Ни единого раза, — подтвердил Рейвен. — Обычно я стараюсь держаться от ваших коллег подальше. Вас это удивляет?

— Не слишком. Скорее мне непонятно, что заставило вас отступить от правила сейчас.

— Вы, разумеется. Точнее ваша статья о новом налоге, — уточнил он, видя, как я удивлённо изогнула бровь. — Этот налог был необходимой мерой, но чрезвычайно непопулярной. А это весьма досадное сочетание для человека, пребывающего в самом начале своего правления. Вам же удалось существенно изменить общественное мнение в пользу налога и, стало быть, в мою пользу. Так что можно сказать, что в некотором роде вы меня спасли.

— Не стоит преувеличивать. К тому же, уж если вам нравится такая формулировка, спасла вас не я, а Фредерик Миллер, наш главный куратор. Именно он поручил мне написать ту статью. Ну что ж, если вы не возражаете, перейдём к делу?

— Давайте попытаемся.

В его глазах играли смешинки. Сосредоточиться в таком контексте оказалось непросто, но я приложила усилие.

— Вам было одиннадцать лет, когда ваш отец унаследовал графство?

— Десять с половиной.

— Вы что-нибудь помните о развернувшейся тогда борьбе?

— Немного. Я был ребёнком, и в подробности меня по большей части не посвящали. Почти всё, что я знаю об этом смутном времени, я знаю из вторых рук. Так что вы можете с тем же успехом проконсультироваться по этому вопросу ещё с кем-нибудь из современников, лучше постарше. Мне известно, что на графский трон было по меньшей мере четыре претендента. И в ходе борьбы было пролито много крови. Причём не щадили ни стариков, ни детей, ведь ставки на кону были нешуточные. Меня и самого тогда переправили на время за границу, от греха подальше. В этом одна из причин того, что я был не слишком осведомлён о происходящем.