Лорды гор. Да здравствует король!

Произошло оно в День благодарственных молитв, случавшийся раз в седьмицу. Такое уж чувство юмора у заговорщиков.

Официальная религия Гардарунта, пришедшая в эти земли с запада, была чужда мне и непонятна, хотя я выучила основные догматы веры в Безымянного бога, отразившегося однажды в мировых водах и наказавшего древних айров за неверие. Он, как утверждали верующие, убил и развеял айров, чтобы освободить землю для нового посева и создать существующий мир. Вот за это деяние его и благодарили люди в тот особый день.

Поклоняться богу-убийце казалось мне странным. Но, как крон-принц, обязана была. Да и мне ли привыкать к лицемерию, если каждый день моей жизни обречен был на сплошное притворство? Следом за королем я посещала молельни, благочестиво осеняла перед трапезой лоб священной водой, а в дворцовом парке под бдительными взглядами придворных делала вид, что читаю жития чудотворцев, в которых сразу заподозрила магов, притворявшихся людьми, как моя матушка. В нашем-то мире гордиться чудесами... Если таков критерий, то и Хелина — не ведьма, а святая.

Помню, когда я первый раз вместе с вейриэнами заявилась в главный храм Безымянного бога, скандал получился изрядный. Все прихожане повалили вон, не дожидаясь окончания службы, а пузатого кардинала чуть удар не хватил. А как же, ни молитва, ни кропление святой водой не подействовали на наглых "дьяволов". Авторитет церкви пострадал, догматы пошатнулись и все такое.

С тех пор мне позволено было совершать молебен отдельно, в крохотной часовне посреди заброшенной рощи, чтобы никто не видел, как туда входит "нечисть".

Эта часовенка и без того не пользовалась доброй славой: поставлена она была в память о жертвах давнего страшного пожара, на пустыре вогкуг нее никто не селился, и он буйно зарос молодыми вязами и ракитой с чертополохом. После того, как мы с белыми вейриэнами облюбовали эту часовню, она прослыла в народе как Черная. Неисповедимы пути человеческих ассоциаций.

Напали на нас при выходе, человек двадцать. Богобоязненные это были люди, право же: дали нам очиститься от грехов перед смертью. Даже не профессиональные наемники — сущий разбойный сброд. Оружие плохонькое, рожи пропитые, рваные кольчуги и кожаные куртки вместо лат.

Через несколько минут от них остались кровавые ошметки и перстень на память, снятый кем-то из вейриэнов с пальца главаря.

Знакомое колечко, на одном из фаворитов раньше красовалось — лучшем, кроме самого короля, друге Рыжика. Беленький такой был красавчик по прозвищу Светлячок, цвет рыцарства папенькиного королевства. Барон Анир фьерр Гирт, холеностью, надменностью и белокуростью напоминавший мне лорда Наэриля, но, в отличие от горца, не слишком умен, хотя тоже отменный боец.

О бойне у часовни Роберту донесли сразу, как он вернулся, или даже гонца послали, потому что заявился он во дворец в тот же вечер.

Солнце уже зашло, мы с Рагаром сидели при свечах в моих покоях, играли в новую игру, купленную наставником у заморского купца: доска в клеточку и фигуры, вырезанные из кости. Куда лучше деревянных солдатиков. На том же столике валялся трофейный перстень.

Король ворвался к нам, не скинув дорожный пыльный плащ и не сменив сапог в ошметках грязи. Хорошо, не на коне въехал, а мог бы. Его огненные волосы слиплись от пота и потемнели, лицо в красных пятнах, искажено гневом, глаза багровые. Остановился в дверях — большой, страшный. И пьяный вдребезги, судя по густому винному запаху — видно, Рыжика поминал.

— Ты цел, Лэйрин? — прохрипел. — Не ранен?

— Цел, ваше величество, — мы встали при его появлении, поклонились.

— Кто напал? — косой взгляд на Рагара.

— Наемники, как обычно в таких случаях, — ответил вейриэн.

— Кто нанял, выяснил?

— Не имею таких полномочий, сир.

— Отныне они у тебя есть. Ты отвечаешь за безопасность крон-принца не только перед горной ведьмой, но и передо мной. Допрашивай всех, кого понадобится, невзирая на титулы. Нужно золото — дам, нужен палач — будет. Я должен знать, кто их нанял. И кто еще может нанять.

Рагар вместо ответа подвинул ногтем перстень на столике.

Король сразу узнал украшение, и глаза полыхнули такой яростью, что я попятилась. Это уже не походило на отблеск от свечей. Совсем не походило. Это напоминало раскаленный, пышущий жаром металл, налитый в глазницы.

Роберт прошел, пошатываясь, оставляя грязные пятна на полу, забрал трофей, сжал в кулаке. Ноздри раздуты, чуть дым не идет.

И вот это чудовище обвиняло мою мать в колдовстве и угрожало костром? И у этого страшилища я должна взять какой-то дар? — запаниковала я. Какой? Чтобы потом стать вот таким же ужасом? Нет. Пусть поищут кого-нибудь другого, — сердце стучало где-то в пятках или уже выскочило. Стыдно вспомнить.

— Откуда здесь эта вещь? — прорычал он.

Наставник коротко объяснил. Король заметил, наконец, что я уже трясусь, резко отвернулся.

— Не бойся, Лэйрин, — сказал глухо. — Со мной такое бывает, когда теряю контроль. Сейчас пройдет... — и опять взревел: — Так вот почему его нигде не могут найти — сбежал! Колесую мерзавца! На кол посажу!

— Еще один труп и нечестивая смерть только обозлят ваших подданных, — лениво процедил наставник.

— Собаку, укусившую хозяина, убивают.

Рагар сложил руки на груди — признак крайнего недовольства вейриэна.

— Ваше великолепное величество, а не изволите ли вы немного подумать над тем, что перстень — слишком заметная улика, и расплачиваться с наемниками такой вещью загодя — это глупость, на которую даже Светлячок не способен. Уверен, блистательного барона кто-то подставил, рассчитывая на нашу быструю месть и вашу слепую, как это ни печально, ярость.

Убийственная ирония произвела такое же впечатление, как если бы наставник раскрыл ладонь и выпустил ледяной ветер: король остыл, мгновенно протрезвел, обзаведясь привычным стальным взором, и — о, диво! — попросил Рагара последовать за ним для поиска и допроса подозреваемого барона.

— Он уже найден, сир, — успокоил его вейриэн, — только допросить его пока не получится. Мы успели дать ему противоядие, но он еще не очнулся.

И наставник поведал ошеломленному королю, что вейриэны нашли Светлячка в бессознательном состоянии. Барон тоже друга поминал, и кто-то подлил ему яд в вино и снял перстень. Злоумышленник, подставивший Анира ферр Гирта, рассчитывал, видимо, на то, что все сочтут отравление за самоубийство из страха перед королевским гневом, но и подумать не мог, что молодой организм барона окажется так крепок, и отравленного успеют спасти.

— Что же ты сразу не сказал! — воскликнул король. — Где он, у себя?

— В более безопасном месте, сир, — ответил Рагар и с усмешкой глянул на покрасневшую меня. — Совсем неподалеку. Его высочество предложил спрятать барона в своей купальне.

— Что-о? — Роберт вихрем пронесся через спальню, распахнул дверь купальни и удостоверился: там пропажа, сложена на массажный топчан, и еще дышит под охраной двух вейриэнов. Вернулся король весьма озадаченным. — Но почему здесь?

— Понимаю, что это нарушение правил, — невозмутимо сказал Рагар, — но я вынужден был подчиниться приказу, хотя не одобряю его, как телохранитель, и буду рад, если вы объясните вашему сыну, сир, что посторонних в его личных покоях не должно быть ни в каком виде.

Нажаловался, ледяной гад, и счастлив.

Роберт решил поиграть в папочку:

— Лэйрин, ты снова удивил меня. Твой учитель прав, нельзя пренебрегать безопасностью. Но, черт меня раздери, я признателен вам обоим!

Я фыркнула. А не пошел бы он со своей признательностью. И он пошел — на попятную, оценив мою брезгливую гримасу:

— Впрочем, ты и есть первопричина всего случившегося, ведьмино отродье.

— Так отправьте меня поскорее к ней в логово, сир, — предложила я самый замечательный выход.

Государь тут же взъярился:

— Хватит держаться за бабью юбку, принц! Больше я этого не допущу. Ты даже этих девок, твоих вздорных сестер, не способен поставить на место, слюнтяй. Ты приказал вейриэну — наставнику! хватило же наглости! — притащить сюда твоего врага и защитить. Зачем?

— Я не мог приказать вашей страже, сир, — ответила я. — А вейриэны по договору обязаны днем и ночью находиться поблизости от меня, и поставить охрану в комнате барона было невозможно. Его добили бы.

— Это не помешало бы нам найти отравителя, — заметил наставник, явно довольный взбучкой, устроенной мне.

— Тем более, если он не обязательный свидетель, — король на миг забыл о своей неприязни к Рагару и одарил его благосклонным взглядом. — Да, я рад, что барон Анир фьерр Гирт выжил. Но вряд ли ты думал о моих чувствах, Лэйрин, когда укрыл моего друга, я на это даже не надеюсь. Так о чем ты думал? Неужели ты решил, что барон оценит твою заботу, когда очнется? Я знаю, как он оценит и что решит: что из-за тебя и он мог умереть, только из-за тебя. И он станет еще большим врагом тебе, потому что с твоим появлением не только лучшего друга потерял, но и пострадал безвинно. Ты поступил, как мягкотелый щенок, как сердобольная глупая баба, а не как будущий монарх, обязанный устрашать и устранять врагов, настоящих и будущих — жестко, а подчас и жестоко! Если хочешь стать королем после моей смерти и не лишиться короны на следующий же день, учись быть твердым, быть мужчиной!

Его громогласный голос и мертвого поднял бы. Что и случилось. Со стороны купальни донесся хрип.

Мы обернулись: в распахнутых настежь дверях еле стоял, поддерживаемый двумя вейриэнами, зелененький и измятый, как травка под коровьим копытом, Светлячок и силился что-то сказать. Роберт в два шага оказался рядом, и барон рухнул на колени, обняв его ноги, как простолюдин.

— Мой король... — прохрипел бедолага. — Прости...

— Обещаю тебе, драгоценный мой друг, я накажу тех, кто хотел отобрать твою жизнь, — государь погладил его по волосам, приподнял — как же я ненавижу этот жест! — голову и медленно провел большим пальцем по губам. И Анир поцеловал его перст, мерзость какая.

— Мой король, я слышал твои слова, — заметно окрепшим, но еще хриплым и прерывающимся голосом сказал барон. — Я не враг принцу и никогда не замыслю зла против него, клянусь жизнью и посмертием.

— Ты боишься, что теперь я сам убью тебя? — ласково спросил Роберт, и зеленоватая от яда кожа несчастного Светлячка заметно побледнела.

— Да, государь, — выдохнул он. — Но я не потому поклялся, не из страха... а потому, что он — твой сын, и ты его любишь.

— Так-то лучше, Анир. Значительно лучше, чем все, что я слышал от тебя и других до сих пор. Понял, наконец, что враг моего Лэйрина — мой враг.

Король вызвал стражу, приказал найти лекаря и доставить в его покои, а сам на руках унес юного барона, совсем лишившегося сил после недолгого всплеска.

На этом события того врезавшегося в память дня не закончились.

Поняв, что взбудораженную меня можно уложить спать, только если заморозить, как таракана, наставник согласился доиграть прерванную партию. И дела моей армии на клетчатой доске пошли из рук вон плохо. Рагар перестал поддаваться, в моем пехотном строе зияли значительные бреши, моя белая королева застряла в ловушке, а его черный офицер ускользнул от атаки, сожрал моего коня и всерьез угрожал короне. Только я применила рокировку и спрятала белого короля в крепость, как заявился рыжий, натуральных размеров.

На этот раз Роберт вошел тихо. Мы с наставником, разумеется, были предупреждены охраной о его приближении, но оба, не сговариваясь, сделали вид, что не заметили короля, и он с минуту наблюдал за нашими сосредоточенными лицами.

— Вейриэн Рагар, — сказал он, наконец, — ты либо плохо исполняешь свои обязанности, либо решил, что теперь тебе все позволено?

Наставник поднял голову.

— Ваше величество?

— Позволено не все, но можешь не вставать на этот раз. И не притворяйся, что не заметил меня, не поверю, — усмехнулся король, усаживаясь в кресло.

Он успел переодеться и смыть дорожную грязь — влажные волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб, лицо бледное, суровое, и, если уж честно, не лишенное благородства.

— Ты знаешь, что я давно хочу услышать от тебя, вейриэн, — молвил он, когда молчать надоело. — Пусть и Лэйрин услышит.

Наставник вопросительно поднял угольную бровь.

— Теряюсь в догадках, государь. Но, пожалуй, скажу об одном. Если бы вы не тянули с признанием наследника столько лет, никто бы не усомнился в его праве, и дело не дошло бы до жертв.

— Праве? — Роберт продемонстрировал знаменитый стальной прищур. — А есть ли оно, это право? Ты находился в свите королевы Хелины двенадцать лет назад, вейриэн Рагар, я не забыл. Может, ты — настоящий отец Лэйрина, а? — злым, свистящим голосом говорил он. — От меня в нем ничего нет, зато ваше сходство не заметит только слепец!

Хорошо, что я уже сидела. Вдруг навалилась такая страшная усталость, что захотелось лечь и умереть. Тоже мне, отца нашли. Рассказать, что ли, о вывихах и переломах, по замыслу этого бесчеловечного сугроба с углями учивших меня переносить боль? А ну их всех к дьяволу! Говорят оба так, словно меня здесь нет. Хоть бы ребенка постеснялись.

— Не заметит слепец, а заметит только невежа, но разве вы к таковым относитесь, сир? — наставник не дрогнул ни единой черточкой. — Многие горцы похожи как братья. И вам уже известно, что Лэйрин — потомок королевы Лаэнриэль, убитой вашим дедом, и унаследовал ее черты. Вы не могли их не узнать, ваше величество. Ваша любимая семейная реликвия, как я помню — весьма натуралистичное изображение той трагедии.

Глянув на меня, занятую, кроме подслушивания их откровений, кражей офицера противника с шахматной доски, король усмехнулся:

— Узнал, когда увидел этого зеленоглазого дьяволенка год назад, трудно не узнать. И пожалел, что не разглядел раньше. Но это не может отменить моих сомнений, и ничьих не отменит. Ты-то знаешь, вейриэн, почему мои любимые вассалы так взъярились на малого ребенка.

— Ваше величество... — предостерегающе вскинулся Рагар.

Роберт поморщился.

— Ничего особо нового он не услышит. Они боятся за меня, считая, что их возлюбленный король околдован горной ведьмой и обезумел, если признал ее незаконнорожденного сына, как своего. Они вспомнили о проклятии королевы Лаэнриэль, обещавшей, что ее кровь отомстит за ее смерть. И ваше сходство, Лэйрин, — устремил он на меня странный, какой-то тоскливый взгляд, — им кажется зловещим, даже имена ваши созвучны. Идем, ты должен увидеть нашу семейную гордость, — последнее слово он как сплюнул, и с таким презрением оно прозвучало, что даже Рагара проняло, судя по удивленно приподнятой брови.

Но наставник неуловимым движением переместился, загородив меня:

— Рано еще ему смотреть на это, сир. Пощадите чувства ребенка, он ее правнук. Да и спать пора принцу.

— Высший мастер вейриэн в няньках... Кому скажешь — не поверят, — Роберт столь же неуловимо, как Рагар, что удивительно для такой крупной фигуры, обогнул наставника и оказался рядом со мной. — Тогда спокойной ночи, малыш.

Умел он доводить до бешенства одним жестом и словом, как только Диго еще мог.

Едва касаясь, он провел ладонью по моему отросшему густому ежику. Паленым волосом не запахло, но меня прошило от макушки до пяток волной непереносимого жара, а кости словно расплавились. Я отшатнулась, задыхаясь, сжав кулаки.

— Прошу вас, не трогайте меня! Никогда не трогайте, ваше величество! У вас есть, кого гладить, вот их и гладьте. А меня — не надо. Вы жжетесь, мне больно!

Думала — убьет, и все закончится.

Но вместо гнева на его ненавистной роже нарисовалось крайнее изумление. Роберт присел на корточки так порывисто, что подсохшие рыжие пряди взвились и упали на лоб, как языки пламени, сжал мои плечи, с какой-то хищной жадностью вглядываясь в глаза. Рагар напрягся, а в комнате возникли все пятеро вейриэнов.

— Я жгусь? — переспросил король. — Тебе больно, когда я прикасаюсь? Не может быть! Лэйрин, это правда? Почему ты раньше не сказал? Я же не знал!

— Отпустите меня! — заорала я, пытаясь вырваться. Наверное, так чувствуют себя ведьмы в костре. И кинжал далеко, под подушкой.

— Ваше величество! — с угрозой воскликнул Рагар.

Но Роберт уже убрал руки, выпрямился — могучий и спокойный, как железная скала.

— Вейриэн, ты мне надоел, — процедил. — На этот раз я сделаю вид, что не заметил твоей угрозы королю, но это последний раз. Тебе известно, что меня и сотня твоих воинов не удержит, если я чего-то захочу, а вас всего шестеро. Не дергайся так. Я не причиню вреда Лэйрину. Тебе не представить, насколько он мне стал дорог.

Он стремительно ушел, и мне не понравилась его задумчивость. Какую пакость замышляет?

Рагар стал не менее задумчив, снял с шахматной доски мою белую королеву, рассеянно покрутил в руках и убрал в карман. А когда я возмутилась, ледяным тоном заявил:

— Вы еще не умеете играть чужими фигурами, ученик. Ваш последний ход поставил королеву под удар, и сейчас она в плену. Но вы еще можете провести свою пешку до конца, в самый тыл противника, и вернуть королеву. Не сегодня, конечно.