Внезапно сажевик издал тихий смешной звук — словно бы чихнул — и взялся носиться по стене взад-вперёд, вычерчивая на обоях сажевые петли и загогулины.

— А ну прекрати! Чего творишь! — бросился за ним маленький принц, как вдруг замер с открытым ртом. Беспорядочный след юркого существа оформлялся в осмысленные надписи. Марко вспомнил, что слышал ещё и о таком свойстве существ: если начертать что-нибудь на стене, где сидит сажевик, последний тут же примется копировать каракули своим чумазым следом. Если же его поймать за этим занятием и не дать возможности повторить написанное, то сажевик каким-то образом запомнит узор и потом, лишь только освободившись, выведет его на ближайшей ровной поверхности. Простые локрумские ребята, у которых не всегда оказывалась в доме бумага с чернилами, но бесплатной сажи — завались, часто пользовались этим свойством милых порождений грязных углов, чтобы передавать друг другу послания. Марко смотрел на стену с постепенно возникающим текстом, и сердце его срывалось в галоп. Сажей было написано: "Коромыслов камень. Сегодняшний вечер. С днём рождения".

Невероятно! Лаура воспользовалась приёмом, почитаемым знатью за удел простолюдинов, чтобы передать ему секретное послание! Она всегда рушит стереотипы, эта удивительная принцесса! Марко хотелось вопить от восторга. Коромыслов камень? Маленький островок между их королевствами, где встречаются влюблённые! Там она будет ждать его! Или уже ждёт? Сколько он тянул время, пока не открыл подарок? Уже вечер! Вдруг она не дождётся? Дурак, дурак! Марко опрометью вылетел из комнаты и с разбегу врезался в увесистое пузо отца.

— Куда это ты, именинник, на ночь глядя? — осведомился король Милан.

— Прогуляться, пап! — выпалил Марко, уже перескакивая через лестничный полёт далеко внизу. — И спасибо за подарки!

— Марко! Ноги не переломай! — крикнул король, грузно перегибаясь через перила. — И не забывай, мозг! Мозг должен быть на плечах!

Но сыночка уже и след простыл. Если бы Милан не был уверен, что единственная любовь Марко сейчас далеко, у себя дома, он бы поклялся, что маленький принц опаздывает на свидание.

Мысли в голове Марко неслись вприпрыжку. Сколько нужно времени доплыть до Коромыслова камня? Пара-тройка часов при попутном ветре? Но кто даст ему, маленькому мальчику, пусть и принцу, пусть и в день рождения, управлять лодкой в одиночку? Да ещё и в сумерках? Да и где он сейчас найдёт лодку?

Марко брёл по скачущим вверх-вниз улочкам города, нервничал и грыз отчаянно ногти. Мягкий, тёплый вечер опускался на город. Вдоль каменных дорожек зажигали фонари, люди рассаживались по стульям и скамейкам, прямо на улице, после тяжёлого дня — отдохнуть, поговорить, промочить горло. Забегаловки с решётчатыми навесами, увитыми виноградной лозой, оживали смехом и разговорами. Проходя мимо очередного кабачка, Марко вдруг различил знакомый голос, перемежаемый девичьим щебетом. Неужели? Маленький принц улыбнулся и резко свернул в кабак.

Здесь было шумно и весело. Зелёные бороды плюща свисали с реечной крыши, горели масляные лампы, воздух загустел от запаха мяса и пряностей. Разрумяненные барышни сновали туда-сюда с тарелками, чайниками и кувшинами. Одна из них оставила поднос и расположилась у ступеней, что вели из харчевни прямиком на терраску соседнего дома, накручивала локон на пальчик и хихикала. К ней притиснулся некий ухажёр с раскатистым баском. Руки его тешились женскими прелестями и делали это, надо признать, с изрядной долей умения. И хоть на человеке не было форменной гвардейской куртки с набивными рукавами, да и стоял он к принцу спиной, Марко быстро сообразил, кто перед ним. Не моргнув глазом, он отвесил бойкому вертихвосту пенделя под зад. Тот крякнул, охнул и обернулся, хватаясь за шпагу. Седые усы, нос картошкой, свирепый взгляд, который тут же сменился замешательством. Марко скрестил руки на груди и мрачно ухмыльнулся.

— Ну-с, Андро, как служба? — процедил он.

— Что? Я... э... — престарелый гвардеец покраснел и поскрёб лысину.

— Почему не при исполнении?

— Так ведь... поздно уже, я подумал, ваше высочество почивать изволит, вот я и... — он виновато ухмыльнулся.

— Так-так, сомнительное оправдание! А почему не при параде? — поинтересовался мальчик, разглядывая гражданское одеяние Андро.

— Побоялся, знаете ли, обмараться... Сами понимаете, грязноватое заведение, жир, гарь...

— Ах, грязноватое, значит?! — девушка, стоявшая у ступеней, вспыхнула и влепила старичку оплеуху. Отпихнула его и надменно двинулась прочь, не забыв, правда, изобразить маленькому принцу кокетливый книксен.

— Побоялся обмараться, говоришь? Похоже, Андро, ты обмарался по полной, — важно покивал Марко, провожая барышню взглядом.

— Да уж, — тоскливо отозвался тот. — Явно не мой день...

— И папа, думаю, расстроится, — Марко покачал головой и поцыкал зубом. — Вместо того, чтобы бдеть и хранить безопасность моего, понимаешь ли, высочества, ты тут хихоньки с хахоньками гоняешь, м-м?

— Принц, да вы что! — Андро ухватил мальчика за плечи и принялся трясти. — Вы ведь не расскажете королю? Я же старый! Попрут меня из гвардии — и кому я буду нужен после такого?

Марко дважды ткнул его пальцем в картофельный нос.

— Жениться тебе пора, Андро, вот что!

— Женюсь! — горячо заверил тот. — Обещаю! Только умоляю, не говорите отцу!

— Не-е, — протянул Марко. — Со свадьбой ты уж сам решай! А я тебе предлагаю сделку иного рода!

— Сделку?

— Отвези-ка меня на Коромыслов камень, прямо сейчас! И тогда я могила!

— Но, ваше высочество... Уж ночь на дворе... Да и с морским делом я знаком абы как...

— А ну-ка не ломайся, Андро, ты же воин! — прикрикнул маленький принц. — На кону у нас бесценное молчание, не забыл? И вообще!

Мрачная неумолимость на физиономии Марко, сменилась чем-то очень мальчишеским.

— У меня день рождения! А ты мне ничего не подарил! Так что снаряжай лодку — и на Коромыслов камень!

Уголья закатных облаков тлели над Эпиотикой. Высоко в небе и глубоко в зеркальной воде растворились пятна уснувшего солнца, уступая место густой бархатной синеве. Тёплый ветерок трепал вихры у Марко на голове и мягко дул в паруса гвардейского шлюпа. Тонкий серпик луны выступил из-за кулис ночи и склонился над водной гладью, обозначая там, внизу, ещё один полумесяц — дугу Коромыслова камня. Это было удивительное творение то ли природы, то ли богов. Считалось, что природа создаёт спонтанно, а боги — по разумению, всегда имея в рукаве некую предварительную интригу. Коромыслов камень всем своим видом заявлял, что без особого умысла ему было не вырасти из морских глубин. Две посеребрённые луной скалы известняка дыбились в тёмной воде. Они стояли друг напротив друга, близко-близко, точно близнецы или любовники. Верхушки каждой из скал протянулись друг к другу, словно расплавленные, и срослись могучей каменной аркой. В пушистых космах сосен и в стрелах кипарисов бежал над водой выгнутый коромыслом мост. Марко, не отрываясь, смотрел на него, словно он был его вратами в новую жизнь — и принц был убеждён, что здесь действительно начинается его другая, взрослая судьба. Деревья вырастали прямо на отвесных стенках моста, оплетая его корнями, свешивая мохнатые, тёмно-зелёные лапы — а над ними, по середине стремительной дуги, Марко вдруг увидал крохотную фигурку. Девочку среди кипарисов, которая махала ему. Маленький принц отчаянно замахал в ответ и закричал:

— Андро, скорее, скорее причаливаем!

— Поди ж ты, причаливаем, — пыхтел гвардеец, сражаясь с непослушным такелажем. — Где причаливать-то? Скалы одни!

Похоже, и принцесса прибыла на Коромыслов камень в сопровождении единственного рыцаря. В небольшой бухточке около одной из опор острова-моста покачивалась на волнах лодочка с бело-красным флагом королевства Млен. Человек в ней стоял торжественно, скрестив руки на груди и задрав громадный подбородок, и столь же торжественно был одет. Панцирь, полосатая куртка, шёлковые чулки, пышный алый плюмаж над шеломом. Подплывающему локрумскому шлюпу и его пассажирам он с достоинством поклонился, насколько позволял тяжёлый панцирь, но не проронил ни слова. Стоило судёнышку тюкнуться носом в известняк, Марко с грохотом бросился вперёд, прыгнул на камни и, цепляясь за корни деревьев, полез вверх по скале.

— Ваше высочество! Ну постойте же... э-эх, — Андро безнадёжно махнул рукой и принялся, кряхтя, накидывать чалку на торчащий из берега сосновый корень. — Попрут меня из гвардии, ох, попрут! И как я только согласился! Вертит мною, как хочет, шкет!

Мленский гвардеец смерил Андро взглядом, но ничего не сказал.

— Да ты не смотри, сынок, что в гражданском, — виновато развёл старик руками. — Врасплох меня застали, евойное высочество. Расслабиться позволил себе. Не по уставу, конечно, но что ж поделать-то! Старый стал совсем. Организм временами требует поблажки.

Гвардеец с красными перьями на голове молчал.

— Давно ждёте-то? — спросил Андро, запрыгивая обратно в шлюп.

Мленец выдержал паузу и сдержанно кивнул.

— Ясно... Принц-то мой из кожи весь вылез, пока шли, так торопился! А я сам по морям-то не очень... Всю молодость в горах прослужил. Там под ногами тоже почва не самая надёжная, того и гляди — сверзишься. Но всё ж какая-никакая твердь, а не досочка посередь волн. А теперь вон оно как всё, — Андро прикрякнул. — Суставы хрустят, по горам не набегаешься... Присматриваю вот за инфантом. Горяч пострел, ох, горяч!

Андро посмотрел на своего безмолвного собеседника. Тот усиленно изучал верхушки деревьев на скале. Престарелого гвардейца это немного выбивало из колеи.

— Ну а ты, сынок? — громко спросил он. — Вроде молод, бодр, шея толстая! Как тебя-то в няньки угораздило?

Мленский воин молчал. Руки по-прежнему скрещены на груди. Бриз копошился в красных перьях плюмажа, луна обозначала мужественные черты лица. Так они простояли в тишине некоторое время. Потом воин разомкнул уста.

— Колено прострелили, — ответил он.

Марко вскарабкался на горб Коромыслова камня и увидел Лауру. Месяц поднялся высоко и расчертил тенями бугристую, растрескавшуюся поверхность моста. Деревья казались живыми. Словно принц попал на тайную поляну, где пляшут сказочные существа: одни серебристые, кривляки-феи, нежащиеся в свете луны, другие чёрные, приземистые лешаки-кавалеры, повторяющие движения своих дам. Принцесса Млена стояла там, посреди этого невероятного, невиданного хоровода, маленькая и прекрасная. Она чуть склонила голову на бок и улыбалась.

— Лаура... — внизу живота защекотало, руки задрожали, и он бросился навстречу принцессе. Они столкнулись, трогательно, по-детски неуклюже, и прижались друг к другу.

В день рождения должны происходить чудеса. Он стиснул маленькую Лауру в объятиях и произнёс то, что давно собирался произнести, тихо и торжественно:

— Может быть, звёзды — это драгоценные камни в пастях космических зверей. Может быть, и нет. Но чем бы ни были те звёзды на небе, я достану для тебя нашу звезду. Я достану для тебя тот сапфир из проклятой крепости. Клянусь. Может быть, не сегодня... И не в этом году... Но обязательно достану и принесу его тебе. Нашу звезду. Синюю и яркую. И тогда... — голос у маленького принца дрогнул, и он кашлянул. Принцесса Лаура тихонько хихикнула. Марко смутился, но тут же взял себя в руки. Она по-прежнему была в его объятьях. — И тогда я женюсь на тебе.

Они стояли в ночной тишине, солёный ветер играл их локонами.

— Я согласна, мой принц Марко.

Лаура поднялась на цыпочки и робко поцеловала его в губы. Марко закрыл глаза, чувствуя, как любовь накрывает его с головой и разливается по всему телу.

15.

Он с трудом разлепил веки. Пыль забилась под них, кровь спеклась на ресницах. Голова гудела и раскалывалась на множество мелких кусочков. Он был жив, но погребён под обмякшей тушей. Он чувствовал, как из-под неподвижной громады, лежащей сверху, его заливает чем-то тёплым и липким. Из клочьев шерсти на спине зверя, словно первый весенний цветок, прорастало острие клинка. Чудовище не дышало. Марко попробовал пошевелиться и застонал. Густо воняло дерьмом — похоже, мантикора обгадилась, напоровшись на его меч. А может, это он сам.

Стиснув зубы, он упёрся ладонями в остывающую лохматую плоть и надавил от себя. Внутри у него что-то хрустнуло, боль обожгла и ослепила, Марко заорал, но мышц не расслабил. С чавканьем, туша приподнялась над ним и отвалилась в сторону. Принц съежился на заляпанных досках, сжал, стараясь унять, сочащиеся раны и помятые ребра. Боль стучалась в его теле, вынуждая скулить. По стенам башни, по статуям тревожно колыхалось лилово-багровое марево. Казалось, оно вздрагивает в такт его ранам. Марко подумал, что видит отблески огня, что упавший факел подпалил доски башни, и вокруг него разгорается пожар, но почему-то его это не взволновало. Он страшно устал, у него ныло всё тело и безумно хотелось пить. И есть. Он оторвал голову от пола и огляделся по сторонам. Очертания сумки вырисовывались поодаль, среди кусков чёрного гранита и комьев пыли. Охнув, Марко перевернулся на брюхо и пополз к сумке, шваркая по полу пустыми ножнами. Схватил за ремень, дёрнул к себе — на пыльные доски выпала фляжка, утварь и несколько шматков вяленого пршута. Принц припал к фляжке, жадно заглатывая холодную влагу, потом вылил немного на голый, разодранный живот. Поморщился, схватил с грязного пола кусочки мяса и принялся яростно жевать. Вместе со вкусом пршута и прохладой воды к Марко возвращалось ощущение действительности.

Он был жив, и это было главное. Из всех вариантов вселенной случился тот, в котором он выжил. Так вот о чём предупреждал Руфуса Жемчужную Бороду старый вождь ванар! Выдрать сапфир из пасти статуи означало пробудить жуткую тварь. Тварь чуждую и ненавидящую. Но он выстоял. Капитан Жемчужная Борода убоялся — и потому кончил нелепо, выпав за борт. Он, принц Марко, не убоялся — и победил. Кряхтя, юноша перекинул ремень через плечо, стряхнул пыль с осьминожьего герба на сумке, поднялся на ноги. Безрассудство даровало ему победу. Хватаясь рукой за бок, он поковылял вперёд. Безрассудство обеспечило успех. Силуэты скульптур плясали вокруг него. Безрассудство выдернуло из когтистых лап смерти. Багряное марево впереди становилось ярче. И безрассудство мешало принцу увидеть очевидную вещь: вряд ли пиратского капитана с одиннадцатью кораблями отъявленных головорезов остановила бы угроза столкнуться со зверем, которого — пусть и не без помощи проведения — может одолеть семнадцатилетний мальчишка. Безрассудство не давало юному принцу задуматься над тем, что, возможно, обезьяний вождь предупреждал смельчака Руфуса об ином. О чём-то куда страшнее.

Марко увидел статую танцующей девушки. Ту самую, у ног которой приземлился выпавший сапфир. На её лукавой улыбке, набухших персях, дразнящих бёдрах трепыхались яркие отсветы багрянца, как будто исступлённо облизывали изящное мраморное тело. Марко опустил глаза. Никакого пожара в башне не было. Это пылал Радамант. Сперва принц подумал, что кровь прилила к голове, и боль заставляет видеть всё в багровых тонах. Но нет. Недавно сиявший сине-голубым, камень теперь вихрился невероятными оттенками — от фиалкового до кроваво-красного. И он гудел. Не урчал котёнком, как раньше, а завывал, как ветер в печных трубах.