Карми. Часть 1

— Или ты полагаешь, я с тобой не справлюсь?

— Справишься, — согласился Маву. Он тут же переменил тон, заговорил преувеличенно обидчиво: — Что, мне уже с красивой женщиной и поговорить нельзя? Сразу начинаешь черт знает что думать...

— Иди-ка ты, братец, к принцессе, — приказал Стенхе.

А когда Руттул спросил Хаби, как ей пришлось с майярцами, она сказала простодушно:

— Уж и не знаю, как дальше будет. Какие-то они все бестолковые, крикливые...

— Все?

— Ну не все, — весело призналась Хаби. — Ты, господин, заметил юношу-хокарэма? Он пытался за мной ухаживать. Милый мальчик... А кто второй хокарэм, что останется при маленькой госпоже? Этот тугоухий... Ох, какой неприятный человек. Сколько боги ему не додали слуха, он добирает глазами. Так и зыркает вокруг, так и зыркает... Это он останется или другой, такой ленивый?

— Тугоухого как зовут? — поинтересовался Руттул. — Стенхе?

— Наутхо, по-моему. Стенхе — другой, любезный такой степенный. Он же не хокарэм...

— Хокарэм, — сказал Руттул. — Будь с ними поосторожнее, — предупредил он. — Они, конечно, не оборотни, как молва говорит, но люди опасные.

...Среди ночи Савири проснулась, завозилась в постели, осторожно высвобождая подол рубашки из-под няньки, спящей в ногах широченной кровати. Та не проснулась, лишь пробормотала что-то сонно и перевернулась на другой бок.

Девочка выбралась из-за полога, окружающего кровать шелестящей стеной. В просторной спальне было темно, душно и совсем не тихо — отовсюду доносилось сонное дыханье, храп, постанывания, ведь полтора десятка человек — почти вся принцессина свита — спали сейчас в этой комнате.

Маленькая королевна пересекла комнату, пробираясь к дверям. Там, у порога, спал на ковре из волчьих шкур Маву. Девочка присела на корточки возле него, шепнула почти неслышно:

— Маву, проснись...

Он проснулся тотчас же и не шевелясь скосил глаза на свою маленькую госпожу.

— Маву, мне страшно, давай походим.

— Разбудим всех, — так же тихо возразил он. — Суматоха начнется.

— А мы в коридоре походим.

Тогда он встал, поднял маленькую госпожу на руках и поставил на ковер, чтобы ножки ее не застыли, скользнул к кровати, чудом каким-то отыскал башмачки и теплую шаль, вернулся к принцессе и присев надел башмачки на холодные ножки.

Дверь открылась перед ними легко, без скрипа. Они вышли в темноту коридора и пошли туда, где полоской лунного света угадывалось окно. Окно было широкое; оно выходило во внутренний дворик и было открыто. Девочка пожелала вылезти через него во двор. Маву осторожно выглянул — дворик был пуст.

Маву легко спрыгнул на землю. Маленькая принцесса сопя полезла через подоконник. Маву принял ее на руки и опустил на каменные плиты.

Во дворе черными громадами высились деревья, журчал маленький фонтанчик. Девочка сразу направилась к нему — плескаться. Она тут же забыла свои страхи и рассмеялась.

Почти тотчас послышались шаги по каменным плитам двора; Маву настороженно выступил вперед.

Входившего во двор человека разглядеть было трудно — Маву различал только черный силуэт.

— Кто тут? — тихо, но властным, твердым голосом спросил вошедший, и Маву узнал голос Руттула. Руттул, спокойный и уверенный, ждал ответа.

— Прошу прошения, сиятельный принц, — заговорил Маву, чуть кланяясь, чтобы не сочли за невежу. — Маленькой госпоже не спится.

Руттул шагнул вперед и разглядел за плотной фигурой Маву закутанную в шаль девочку.

— Госпоже что-то не нравится? — спросил Руттул, глядя на нее с высоты своего роста.

Девочка вспомнила вдруг, что она принцесса, дочь короля, и выпустив из рук полу хокарэмской куртки, выступила навстречу Руттулу. Ей все еще было страшно, но внушенные с пеленок слова о королевском достоинстве заслонили трепет перед страшным человеком, в доме которого ей теперь придется жить. Она сказала:

— Пусть Маву объяснит.

Маву призадумался только на мгновение.

— Душно, — проговорил он. — В спальне спит много людей и дышать нечем совершенно. А госпожа не привыкла ночевать с такой многочисленной свитой.

— Да, — подтвердила маленькая принцесса. — И становится страшно-страшно.

— Чего ж тебе бояться, госпожа? — ответил Руттул, и по голосу его было заметно, что он усмехается. — Мой дом охраняется очень хорошо.

— А я тебя боюсь, — храбро призналась девочка.

— Я такой страшный?

— Не знаю, — ответила девочка честно. — И Маву не знает. — Она оглянулась на Маву.

Тот не стал ни опровергать, ни подтверждать слова своей маленькой госпожи.

— О тебе разное говорят, господин, — сказал он вольно. — Тебя боятся не только дети.

— Тогда не буду надоедать тебе своим присутствием, госпожа, — сказал Руттул, обращаясь к девочке.

Он повернулся, чтобы уйти, но его остановил голос принцессы:

— Ты не обиделся?

— Нет, — отозвался Руттул.

Он отошел, потом остановился и окликнул Маву.

— Да, господин, — выпрямился хокарэм.

— Пусть Стенхе зайдет ко мне утром.

— Слушаю, господин. — Маву замешкался. — Прошу прощения, а в какое время?

— Безразлично...

Стенхе пришел к кабинету Руттула за два часа до полудня.

— Тебя вызывали? — вырос перед ним долговязый детина, секретарь принца.

— Вызывали, — отозвался Стенхе благодушно. — Спроси господина, мне подождать или он примет меня сейчас?

— Непременно спрошу, — улыбнулся секретарь, памятуя об указании Руттула держаться с майярцами как можно более любезно. — Твое имя, сударь?

Стенхе назвался. Секретарь скрылся за дубовыми дверями и тут же появился опять.

— Входи, — пригласил он и добавил тихо: — Принца называй государь.

Стенхе кивнул и прошел в кабинет. Руттул стоял у широкого окна рядом с пюпитром, на котором лежала толстая книга.

Стенхе остановился у дверей и низко поклонился.

— Здравствуй, Стенхе, — сказал Руттул, с интересом рассматривая хокарэма. — Ты не успел приехать, а уже обворожил госпожу Хаби.

"Надеюсь, ты позвал меня не для того, чтобы сообщить эту новость, — подумал Стенхе. — Ох, не отослал бы он меня в Майяр. Правда, я ему не соперник..."

— Хаби очень довольна, что останетесь вы с Маву, — продолжал Руттул. — Вы ей понравились. Ну, Маву еще молод, а с тобой мне надо поговорить.

— Мое дело обеспечивать безопасность принцессы, — сказал Стенхе. — Разве что-то может угрожать ей в твоем доме, государь?

— Да нет, — ответил Руттул. — Что ей здесь может угрожать? Я хочу поговорить о ее удобстве.

— Боюсь, об этом следует поговорить с ее управляющим, — поклонился Стенхе. — Я этим не занимаюсь.

Руттул нахмурился.

— Если бы мне был нужен этот ключник, — проговорил он строго, — я бы вызвал его. Нет, мне нужен ты. Скажи, тебе нравится, как устроена принцесса?

— Нет, государь, — ответил Стенхе. — Но в этом нет вины твоих слуг или, боги упаси, госпожи Хаби.

— Да уж, — усмехнулся Руттул. — Я рад, что у тебя такой же взгляд на усердие вашего управляющего. Следование обычаям, конечно, дело похвальное, но нельзя же превращать пусть даже большую спальню в постоялый двор. Разве в других комнатах мало места? — Стенхе согласно наклонил голову. — Насколько я понимаю, наибольший вес из всей свиты имеет твое слово, — продолжал Руттул. — Нельзя ли все устроить по-другому?

— Я отошлю этого дурака в Майяр вместе с остальной свитой, — сказал Стенхе. — Здесь останется всего несколько человек. Но недельку придется потерпеть, государь.

Стенхе уже освоился и понял, как следует вести себя с Руттулом. Он и раньше знал, что разговор с Руттулом прост, что сургарский принц довольно мягок с низшими и не позволяет себе подавлять их превосходством; если есть время, Руттул терпеливо выслушивает даже косноязычную речь — слушатель он идеальный. Но что можно чувствовать себя в беседе с Руттулом так свободно, что можно позволить себе шутить — этого Стенхе не слыхал раньше. Странным образом сочетал Руттул дистанцию между собой и собеседником и благожелательность, с которой вел разговор: никому и в голову не пришло бы фамильярничать, в то время как и замыкаться в себе тоже желания не возникало.

Сейчас, увидев принца воочию, он убедился, что все это правда. Руттул, пожалуй сразу ему понравился. И манерой держаться, и чертами лица, хотя и далекими от идеала высокорожденных, но несомненно выдающих благородство если не происхождения, то воспитания. И ум. Глубоко посаженные глаза принца не могли обмануть хокарэма. Он видел много разных людей, но таких внимательных и умных глаз ему встречать не приходилось. Правду говорили: есть в глазах Руттула что-то нечеловеческое. Но это нечеловеческое было не отпугивающим, скорее — притягательным.

"Ай да Руттул! — восхитился Стенхе. — Как он меня... Умеет!"

— Так, — Руттул улыбнулся, но изучающий огонек в его глазах не исчез. — С этим вопросом покончили. Теперь скажи, как бы ты отнесся к тому, что я собираюсь поселить принцессу не в Тавине, а в низовьях Вэнгэ?

— Тавин, говорят, место здоровое, — проговорил Стенхе.

— Но все-таки это город, и довольно большой, — возразил Руттул. — И здесь бывает и холера, и оспа, и другие поветрия...

— В загородном имении, конечно, лучше будет, — согласно кивнув, докончил его мысль Стенхе.

Они улыбнулись друг другу. Положительно, они понимали один другого с полуслова. "О-ой, друг мой Стенхе, — подумал хокарэм. — Что-то дальше будет?"

— Вероятно, ты захочешь заранее посмотреть все сам, — проговорил Руттул. — Но это, я думаю, чуть позже, когда утрясется отъезд в Майяр свиты. — Стенхе снова поклонился. — А теперь, — голос Руттула стал неуловимо тверже, и Стенхе насторожился, — теперь объясни, почему Высочайшему Союзу захотелось выдать за меня эту девочку? Я пригляделся к ней: не хромая, не горбатая, не дурочка... В чем же дело? Какой в ней изъян? Я хочу знать заранее. Если она больна, нужно попробовать ее лечить.

Стенхе помолчал. "Вот оно, главное, ради чего вызвал меня Руттул. Тут уж не пошутишь..."

— Она не больна, государь, — сказал он наконец, — Полагаю, что никакого особенного лечения госпоже не нужно. Здоровая жизнь в деревне, простые развлечения, хорошая пища, купания — и все будет в порядке. Не думаю, чтобы какой-нибудь лекарь предложил лекарство лучше этого.

— И все же, в чем дело? — настаивал Руттул.

— Амулет. — Стенхе решил, что скрывать истинную причину не имеет смысла. Руттул далеко не дурак и все равно прознает об этом. — Всего лишь амулет.

Руттул поднял бровь и внимательно посмотрел на него.

— Я думал, хокарэмы не верят в силу амулетов, — заметил он после короткого молчания.

— Вообще-то да, — подтвердил Стенхе. — Но это какая-то... чертовщина объявилась. Другого слова, прости, государь, я не могу подобрать. Не представляю, чьи руки могли его изготовить.

— Что же это такое? — поинтересовался Руттул.

— На первый взгляд это совершенно невинная вещь, — ответил Стенхе, подумав. — Всего-навсего нитка грошовых бус...

Руттул словно встрепенулся

— Бусины похожи на янтарь? — быстро перебил он. Причем, он не спрашивал, он ЗНАЛ, о чем говорил. — И между собой соединены железными шариками?

Стенхе опешил.

— Верно...

— Где же они? — живо спросил Руттул.

— Так это твои бусы, государь, — медленно проговорил Стенхе. — Ах, пресвятые небеса, как я не додумался? Странные бусы — странный человек... — Он тут же одернул себя: — Прости, государь.

Но Руттул не обратил внимания на его оплошность.

— Где они? — резко повторил Руттул.

"Будь осторожен, друг Стенхе!" — подумал хокарэм и вслух сокрушенно сообщил:

— Я их выбросил, государь.

— Как выбросил?

— Они показались мне очень опасными, — виновато объяснил Стенхе. — Я решил, что их нужно уничтожить. Я очень сожалею, государь...

— Куда ты их выбросил? — не унимался Руттул. — Их можно отыскать?

— Боюсь, что нет, государь, — ответил Стенхе. — Я перебрал много способов, и лучшим мне показалось бросить Амулет в подземный поток в Иэрторверовой пещере. Вода утянула их вглубь горы, государь...

Руттул долго молчал. Стенхе видел, что это известие взволновало принца. Он заходил по комнате, явно забыв и о Стенхе и о всем прочем, погрузившись в себя. Это длилось довольно долго, так что Стенхе мог внимательно изучить знаменитый черный с золотом костюм принца и прийти к выводу, что такого он, действительно никогда не видел и даже не представляет, из чего тот может быть пошит.

Наконец принц остановился, поднял на Стенхе глаза и усмехнулся.

— Может, так оно и лучше, — сказал он прежним, спокойным голосом. — Бусы эти довольно опасны, и надо уметь ими пользоваться. Ты правильно поступил. — Стенхе поклонился. — Можешь идти, — приказал Руттул. — Если маленькой госпоже что понадобится, приходи, не стесняйся.

Стенхе повторил поклон, на этот раз глубже отступив в поклоне голову, и вышел. Он миновал секретаря, вышел в коридор и только тогда коснулся ладонью кошелька, в котором лежал Амулет.

Может быть, как раз его не хватало Руттулу, чтобы стать правителем всего Майяра, а этого хокарэм Стенхе допустить никак не хотел, как бы не был принц симпатичен человеку Стенхе. Впрочем, человеком он себя не чувствовал.

Словом, как бы то ни было, пришелец не должен править Великим Майяром.

Глава 5

Савири нарисовала на грифельной доске лошадь и поволокла доску показать Маву. Маву, ведущий на террасе нежную беседу с красивой белошвейкой, рисунок восторженно одобрил и посоветовал девочке тотчас показать его Стенхе. Савири, чтобы удобнее было нести, водрузила доску на голову и отправилась во двор, где Стенхе вел степенный разговор с Руттулом, имея темой подбор учителей для Савири.

Девочка бесцеремонно вклинилась между ними:

— Смотрите, я нарисовала! Похоже, да?

Руттул согласился. Стенхе сделал замечание: некрасиво встревать в разговор старших.

— Ну-ка вернись и подойди, как полагается, — строго сказал он.

— Но он не сердится, — возразила Савири, ткнув пальчиком в Руттула.

Стенхе, взяв из рук девочки доску, бросил ее на землю, а саму принцессу отвел в сторону и заявил, что если она будет нарушать приличия, он не пустит ее ужинать вместе со всеми. Есть же в одиночестве Савири не любила совершенно.

— Что я такого натворила? — уныло спросила она.

— Ты подошла, не поприветствовав господина, — начал перечислять Стенхе. — Ты не спросила, желает ли господин смотреть твой рисунок, а сразу сунула ему под нос свою мазню. Ты в присутствии господина назвала его "он", а это неуважение к старшему. И тем более нельзя тыкать в господина пальцем: это для него оскорбление, и он вправе наказать тебя розгами.

Савири дернула плечом, высвобождаясь от руки Стенхе, и подбежала к Руттулу.

— Извини, пожалуйста, я вела себя неправильно, я больше не буду так... — выпалила она скороговоркой.

— Чудесно, — улыбнулся Руттул. — Я надеюсь, ты и в самом деле больше так не будешь. Стенхе, — обернулся он к подошедшему хокарэму. — Если госпожа принцесса еще раз сделает что-то неподобающее, не надо отчитывать уважаемую госпожу на виду у всех. О проступках надо говорить позже. Ведь взрослую принцессу ты бы не стал отчитывать на моих глазах.