Кузнец. Часть 1 - Золотая Орлица

Домой, как обычно, пришел под вечер и топор с собой прихватил. Сопрут еще...

Дениз было скучновато слушать треп Кола, так что она спросила сама:

'А топор-то зачем понес?'

'Топор — не молот, вещь в каждом хозяйстве нужная и дорогая. Желающие найдутся, так что надо поберечь '

'Короче говоря, ты похвастаться решил.'

'Ну и это тоже'

Тома, увидев меня, рядом с плотником, посмурнел.

— Ты это, — пробурчал он вместо 'Здрасьте'. — Не сманивай! Понял?

— Что ты беспокоишься, Тома-кузнец? Сын твой — кузнец, что мне его сманивать? Он и не пойдет. А топор хороший сделал...

— Батя, не пойду точно. Спасибо, подучил Кола уму-разуму, штуку одну сделаю.

— Штуку...

Недоволен Тома. Топор осматривает критически, но пока ничего не говорит.

'Он ревнует.'

'Чего?..'

'На редкость ты, все-таки, в некоторых вещах туповат...'

Назавтра Тома пошел со мной. Очевидно, для присмотра. Заготовки мои он скептически оглядел, но против долота (оно же основа шпинделя) и сверла (оно же центр задней бабки) не возразил.

— Батя, а вот, люди сказывают, что дед еще собирался такую штуку сооружать?

— Ты его слушай больше, — насчет 'людей' Тома не обманулся. — Он трепло на всю деревню известное...

И всё. Не хотят деды мне ничего рассказывать. Что-то, видать, было — да не так закончилось.

К вечеру я подтесал переднюю и заднюю бабки и вчерне все собрал. А на третий день притащил веревку и, наконец-то закрепив ветку в бабках, приладил подручник и нажал на педаль.

'Что делать будешь? Челнок, веретено?'

'Для начала — втулки. А потом — ручки к резцам'

Пробурчал я внутрь себя, сшибая первую стружку. М-дя, не два киловатта и девять сотен в минуту. Халявы не будет.

Станок, как известно, строит сам себя. Приноравливаясь, ошибаясь, с низким качеством поверхности — я все-таки вспоминал как резец держать. Появились приличные втулки, на резцах ручки и плоские бабки. Планшайба.

Добираясь уже по темноте домой, я думал, что дальше надо обдумывать ткацкий станок приличных кондиций. А то что это за дела такие — тут есть я, а у них такая вот сноповязалка до сих пор в ходу?!

* * *

* * *

— Э-э-э... доброго утречка, сосед!

— Доброго. — отвечает Тома.

— Прохладненько сегодня.

— И то. Но потеплеет, потеплеет.

— Святая правда.

Стоим, ждем продолжения. Это уже третий продавец за сегодня — и выглядят они одинаково, как елки. Серая тканевая рубашка-куртка, спутанная борода, штаны из такой же ткани, подвязанные веревкой. Ростом только и отличаются.

— Зиму-то, как бы, долгую ждем.

Разговаривают же они также одинаково. Что-то мне подсказывает, я выгляжу ничем не лучше.

— Всяко может быть.

Я, как младший, стараюсь не влезать — мне не положено. Поэтому на меня Жермен Пакьен (понятия не имею, как бы оно писалось) поглядывает, но говорит с батей. Народец, как и предполагалось, оказался внимательным. То, что мы заплатили меньше налога однозначно было понято как 'у них деньги остались!'. А деньги — это важно. Подозреваю, по причине ярмарки...

— Так значит, пшеничку покупать будешь?.. Или капусту, скажем?..

— Может и буду... — тут Тома сжалился. — А у тебя на продажу есть?

Выходит, осторожно оценивая, объем запасов наших не меньше ожидаемого.

Поскольку работы у нас немного, я упрямо грызть своё дерево. Резцы заточить нормально нечем. Палка, тактично называемая деталью, прогибается — а люнет делать не из чего... Наискось друг в друга вставленные два цилиндра — вот, примерно так и получается. А дерева вообще-то не закрома.

'А что тебя смущает?'

'Не собирается. То есть собирается — но криво и не по длине.'

'И что делать?'

'Думать. Спросить могу только у тебя. Правильно понимаю, можно не спрашивать?'

Замолчала. Обиделась, наверное.

— А-а-а... м-м-м-...доброго утречка!

— Доброго. — Даже можно не оборачиваться. Эти разговоры я могу уже предсказывать.

— Сегодня, вроде как, холодновато.

— И то. Но потеплеет, потеплеет.

— Истинно так.

Ждем.. Интересно, почему им не придержать до ярмарки и не продать там?

— Зима-то, видать, долгая будет.

— Может всякое случиться.

— А вот, не собираешься, чего прикупить-то?..

— А что?

К чести Тома должен сказать, что торгуется он не более необходимого.

— Ну, сына, перезимуем!

— Батя, староста придет.

— Староста?! Зачем бы это?!

'Действительно?'

Я им не ответил. Следующий спускающийся в овражек посетитель держался за — натурально! — подвязаную какой-то грязной тряпкой челюсть.

— Чего? — спросил Тома. — Болит?

— Ы-ы-ы...

— Давай, садись.

Я удивился.

— Давай-ка, сын, облегчим страдания...

Чего?

'Что он делать собрался?'

— Чо?.. — он его что, подковать думает что-ли?

— Давай, придержи-ка его. Сымай, сымай!

Достает Тома, с каким-то радостным ожиданием, натурально КЛЕЩИ.

Ну, болезный, садись! А то стоя-то, поди, еще обломаем где не нать!

'Он ему будет ЗУБ ВЫДИРАТЬ!!!'

'ЧЕГО?!!'

— Бать, может хоть помыть?!

— Чего — помыть? — он даже не посмотрел ни на что.

Действительно — а чего мыть? Рожу, лапы, меня, клещи, окружающее пространство? В языке лангедок нет полного эквивалента выражениям '... твою мать!' и 'П...ц!'. Или я их пока не знаю, а мне их сильно не хватает!

Мне пришлось очень солидно налечь на плечи мужика, прежде чем раздался мерзкий хруст и бятя выдернул солидно окровавленный зуб. С каким-то... фу! Мужик радостно полез в рот пальцами — проверять! О, Господи. Слов нет.

Заполдень пришел Кола. Он вообще теперь заходит почти каждый день. Батя смирился, я только радуюсь. Нет, ну правда — прикольный дед.

— А ты чего не хочешь потолще сделать? — разглядывает Кола мои палки.

Я почесал шею под бородой. Знаете, без горячей воды и мыла — отмыть все это проблема. Нет, я не буду тратить металл на бритву. Зеркала, кстати, тоже нет и смотреть на себя я избегаю. Представляю, как оно на мне выглядит.

— Так у меня только такое... — как сказать 'сверло'?.. — для дырок.

— Ну вон, стамеской своей с нутра возьми.

— Не попаду, шататься будет.

— Дай-ка мне.

Я смотрю, как он прилаживается, как привыкает качать педалm и крепнет у меня ощущение, что станок он видел. И работал на нем. Но не на таком.

— Прикладисто, прикладисто. — резец он ставит совсем не так, как я.

У станка он точно стоял, но он все время забывает про вторую руку.

— Как это он у тебя так легко идёт-то? Вроде кроме этих вот — показывает он стамеской на втулки. — ничего и не удумал. Неужто в них все дело?

— А смазывать надо. Вот и будет нормально крутиться.

Пока я говорю, он заканчивает и примеряет детали.

— Ну вот. А ты говоришь! — без замеров, одной примеркой и попал практически точно. Глаз-алмаз. Учиться мне и учиться. Или измериловку делать. — Только оно ведь как подсохнет сядет, а потом разбухнет. Или потрескается...

Ответить я не успел. Может и к лучшему.

— Ох-ты! Сын, а ты прав был! Идет!

'Лета-а-ють му-ухи низко...'

Староста пыхтя сползал к нам в овраг. Тропинка была неширокая, а обходить по торной дороге ему, судя по всему, не хотелось.

'Отве-е-е-тственны-ый моме-е-ент...'

'Это ты о чем?'

'Песенка. Не слышала?'

'Нет... Мелодия какая-то не характерная для слов?'

'Для чего нехарактерная?!'

'Мелодия — конец девятнадцатого века, а слова — как из конца, кажется, двадцатого?'

'Тогда и сочинили. Это стилизация такая.'

'Не думала, что у вас такое сочиняли.'

'Почему нет? Подожди-ка, ты по топам ютуба, что-ли, судишь?'

'Ну, телевизор у вас еще...'

'Э! Потом как-нибудь расскажу. Сейчас у нас тут начнется трагикомедия, переходящая в драму.'

— Гхрм...доброго утречка.

— Доброго... Полдень уж миновал, Жюль.

— Прохладно... вроде.

— Потеплеет, видать.

— Истинно...

Ну-у-у, и-и-и?

— Зима-то, как посмотрю, долгая будет.

— Всяко может быть. Все на то выходит.

— Так значит, -выдавил из себя староста. — не собираешься, чего прикупить?..

— А что?

Эк его плющит...

— Могу продать... Прям сколько надо.

— А что есть?

— Все есть!!!

— Ну... — кажется, Тома искренне удивился. — А вот, пшеничка, скажем почем?

Староста назвал цену и глаза на лоб полезли у нас обоих.

— Нам по такой цене не надо!

— Как — не надо?! — аж задохнулся толстяк.

— А так! — не выдержал я. — Это ж три конца на ровном месте!

— У вас овраг!

— И чо?!!

'Понятно, чего они к вам все мотались. У них-то он, за половину настоящей цены брал, а вам вон сколько — как это? — заряжает...'

— ... и иди уже с Богом!

— А куда я все дену?! — со скандалом батя и без меня справлялся. — Староста был так зол и обижен, что даже не скрывал своих проблем. Хранить такое количество продуктов очень непросто.

— В-общем так! Или по одному су — или иди себе.

С багровой рожей, пыхтя как бык под ярмом, Жюль аж подпрыгивая от злости пошел в деревню. Мы купили остаток нужного по нормальной цене. Нечего ему злиться...

'Снова ты мерзко ухмыляешься'

'... а зато от чистого сердца!' — подумал я для Дениз. И продолжил песенку.

'Но стихию поди, обуздай-ка...'

Возникла пауза.

'Я не помню.'

'Что — 'не помню'? Ты её и не слыхала.'

'Я вообще не помню!!! Нет музыки, нет песен, нет... НИЧЕГО НЕТ!!!'

'Что ты орешь?!!' — кажется у моего внутреннего голоса истерика.

'Они отрезали... они отрезали, у меня нет... Я не могу даже плакать. Я чувствую только твоё удивление.'

'Кто — 'они'? Командиры твои?'

'Я знала, что влезет не всё... Но они отрезали это. Они отрезали.'

'Ну, песни дело наживное...'

'Я обрезок души в ледяном аду... Мне не оставили даже гнева.'

Я успел еще подумать, что это может быть манипуляция — хотя зачем? Сейчас мы уже все здесь. Я её не могу выгнать — но может сочувствие способ влезть глубже?

'Ледяной ад. Я не могу даже гневаться на них — я живу твоими гормонами, а ты просто удивлен. Что и правильно.'

Как-то я не нашелся, что сказать. Она замолчала.

'Спой мне' — попросила Дениз, когда я уже шел по деревне ночевать.

'Чего-чего?'

'Спой, а?'

'И о чем же? Только ты все-таки учитывай, что я в-общем пою-то как вою...'

'Обо мне. Мне все равно как, я же не слушаю ушами.'

Прогресс, наверное — для, как бы это сказать, обрезанного ИИ. Самостоятельное желание. По крайней мере, не кричит.

Хм...

'Маша

Подходит к краю крыши

И машет с крыши, —

Слышу: 'Гудбай, май бэби!'

И отрывает тело,

И расправляет крылья,

И улетает в небо....

'

Она стала подпевать на третьем куплете.

* * *

* * *

Колодец... Колодец, милостивцы, место проходное да неважное только для человека наивного и недалекого.

Во-первых заметим, колодец это вода. Чистая же вода — как оно всем с детства понятно, есть благо и ценность, отсутствие которого имеет массу неприятных последствий. Причем немалая часть из них может и смертельной оказаться.

Во-вторых, колодец не везде отроешь, а за водой по туазу не набегаешься. Коли место у колодца хорошее, а колодец на воду богатый (и река неподалеку имеется) — тут-то деревня и возникнет как бы по волшебству.

В-третьих, к колодцу сходить придется всякий день. А то и не по разу — коли кувшин невелик, или... Ну, надо, в общем, ибо есть еще четвертое обстоятельство.

А в-четвертых, колодец это место куда все примерно в одно время придут. Уж женщины-то точно.

Вроде как и не нужно совсем, а только в рваном платье или с неубраными волосами ни одна баба к колодцу не сунется. Потом будут год поминать. У колодца об обменах договариваются, взаймы берут, взятое возвращают. У колодца счастье покажут, у колодца про горе узнают — помогут. Потому как ко всем приходит. И к тебе придет.

В деревне колодец стоит на важном месте — в центре. Может, где и второй есть — но в центре-то точно. Давным-давно сделали вокруг него отмостку, лоток для лошадей и прочей скотины поставили. Крышку Кола-плотник срубил, когда еще только пришел. Добрая крышка, почти и не сгнила с тех пор, хоть и приблудой сделана. Есть и кувшин куда поставить, есть за что веревку зацепить — по уму колодец обустроен.

Матушка Орели впустую у колодца не терлась, это все знали. Пришла, поздоровалась, воды набрала, по делам поговорила — и пошла. Никакого удовольствия на вопрос 'Когда ж твой-то сынок женится?' отвечать нету. Знает Мари Катье, как спросить — как нож в ране поворачивает. А что ей ответишь, лахудре?

Вот и сегодня, собрались уже все, воды почти все набрали, про две женитьбы на северной стороне поговорили, про пришлого, что при Тома-кузнеце до весны был, парой слов перекинулись — тут она и пришла. Поздоровалась, степенно воды набрала — и вдруг к Озанн, жене Корнеила-овчара обратилась. Нет ли, мол, на обмен или продажу (тут-то кое у кого старые обиды снова припомнились, да кое-кому сначала шерсть надо добрую завести) шерсти? Мешка... три. Для начала.

Тут многие ушки-то навострили (кое-кто, вот Мари например, аж из кувшина воду зевнула, себе на ноги. Заодно и помыла, в кои-то веки.). Никак старая Орели решила на продажу полотна наткать. Да стара вроде, но... Присмотреться надо. Катье уже вся прямо приготовилась шпильки ей повтыкать — куда денешься, сейчас будет веретено просить, иначе как прях собрать? Но не судьба ей была порадоваться.

— А коли девицы какие согласятся за пятую нить той шерсти напрясть, то я веретена им для того дам. А как натку полотна — так и отдам, веретена-то. Насовсем.

Аж дыхание перехватило у всех. Веретена! Да где ж она их возьмет! А матушка Орели с несколько фальшивым сожалением и смирением добавила.

— Много, много ткать мне, старой, придется... Не под силу мне одной уже ниток столько спрясть. А веретена сынок вчера сделал. Шесть штучек, как одно.

Ох, у многих тут ручки зачесались, глазки загорелись! Три недельки — и веретено!

Озанн — вот же стерва! — уж конечно сразу обещалась четыре мешка завтра, а уж потом она у мужа все прознает, стригали в этом году добрые были, и шерсти вышло неплохо. Почти уверена она...

— Да еще б ты не была уверена сейчас, овца! У тебя ж дочка на выданье!

— Никак, жениться твой сынок надумал?.. — спрашивает Катье, да что-то не так как оно надо выходит.

— Занят сынок мой. — со вздохом отвечает Орели. — Все в кузне. На меня, старую, время находит... А всякие вертихвостки ему без интересу.