Я вас поглажу мягкой лапой

Кухня

Как хорошо, что не видно рож, Скрытых волнами большого эфира, Что точат на кухне огромный нож Взрезать себе пакетик кефира. Кто-то гладит собственный рейтинг, Всегда при себе стакан — налейте! А кто-то достал билетик На праздник волшебной флейты. Сосед напился паленой водки, Сидит в углу, пьяненько млея, В тарелке на закусь обглодки И старый окурочек тлеет.

Поехали!

Еду в завтра из сегодня, Справа тополь, Слева ель, Там, где тополь, каплет дождик, Там, где ель, свистит метель. Вдруг тряхнуло нас на яме И попадал на пол сыр, Дружно послан всеми к маме Безымянный командир. В мизерах у нас восьмерки, Слышишь, где-то паровоз, Может, дернем кран на стойке И поедем на Привоз. Есть в бумажниках бумажки, Даже визы в паспортах, Мы в вещах твоих букашки И микробы на руках.

Берегитесь лошади в желтой косынке

Берегитесь лошади в желтой косынке, Не смотрите ей в глаза, Она повсюду как на рынке, И везде у нее вокзал. Не верьте лошади в желтой косынке, Она не настолько умна, Чтобы советы давать на рынке, Все это сплошной обман.

"На рынке типична лошадка в косынке..."

На рынке типична лошадка в косынке И шустрый хозяин такой русачок, А глаз у лошадки немного с косинкой И рядом валяется сена клочок. Может лошадка стоять на вокзале, Стоять у кафе на Тверской, Обиженной быть, что ее не позвали И даже не дали ведерко с водой.

Про мат

Нам традиций не сломать, Что цвели веками, Будет главным словом мат С голыми руками. Стукнет камень по ноге, Закричишь ты ..., И с бутылкою в руке К ней пойдешь гулять. Если печка задымит, Скажешь ты ..., Надо новую трубу Покупать отец. Купит радио сосед, Скажешь ты ..., У тебя антенны нет, Нет и у меня. Если выключится свет, Скажешь ни ..., Для чего здесь сей предмет, Знаем ты и я.

Недотрога

Подошла к концу моя дорога, Съедены коврижки, выпит чай, На себя ты злишься, недотрога, Может, я обидел невзначай? Постоянно ты сидела с книжкой, Не вступала с нами в разговор, Забавлялась маленькой интрижкой, Что тебя полюбит только вор. Он сверкнет довольною улыбкой, Завернет в пушистое манто, Назовет тебя прекрасной милкой И посадит в красное авто. Я тебе желаю много счастья, Славы, бриллиантов и цветов, Стороной промчатся все ненастья, Пронесется мимо и любовь. Подари же мне одну минутку, Подними ко мне свои глаза, Хочешь, превращу все это в шутку, И возьму слова свои назад?

Я не люблю

Я не люблю скучающих шаманов, Что в ясный день несут с собой туман, И не люблю на кухне тараканов, И тех, кто лупит в барабан. Я не люблю напыщенных всезнаек, Что с Богом вместе сотворили мир, Верблюдов запах в караван-сарае, И тех, кто попросту вампир. Я не люблю неграмотных нотаций И истеричность замкнутых тусовок, Их главный довод — гром оваций И грязь, упавшая с кроссовок.

Мой попугай по кличке Кеша

Мой попугай по кличке Кеша Живет на свете триста лет, Был у пиратов птичкой вещей И в клетке старый пистолет. Ему все снится шум атаки, Тогда он ночью входит в раж, Кричит, поевши манной кашки: "Вперед, орлы, на абордаж!" Он знает, где лежат пиастры, Что спрятал хитрый Сильвер Джон, Цветы он любит только астры И перед дамами пижон, Он поднимает кверху лапу, Как с шляпой делает поклон, Помянет всех и маму, папу На языках былых племен. Он нам рассказывает сказки О старых ведьмах и принцессах, О приключеньях синеглазки, О Фигаро в старинных пьесах. Не спится ночью попугаю, Он как на вахте часовой, Попью и я с ним рядом чаю, И поделюсь своей судьбой.

Сказка про Сизифа

Жил-был мужичок бородатый, Его звали просто Сизиф, Ходил он все время поддатый В окрестностях города Фив. Он был то директором в бане, Потом возглавлял казино, И верен был девушке Мане, Ходил в "Колизей" с ней в кино. Потом с мужиками поспорил, Что камень закатит наверх, Богов не призвал на распоры, Считая, что это не грех. А боги они все же боги, Не знали свою они мать, И к камню приделали ноги, Чтоб камень нельзя поднимать. Пришел и Сизиф на рассвете И камень наверх затолкал, А боги сыграли на флейте И камешек вниз убежал. Так, годы совсем не считая, Работою занят Сизиф, И в отпуск уходит он в мае В окрестностях города Фив.

Пышечка

Поезд. Ночь. Лунная дорожка В коридоре. У окна Стоит она. Одна. Сигарета в зубах. 90х60х100. На высоких каблуках. Курите? Нет. Но целуюсь, Да! Всегда и везде. Смело. Смелость Берет города, Идите сюда. Нет, Лучше ты ко мне. Что ж, И это по мне. На губах Вкус табака. Пепельница. Ничего. Слюбится, Стерпится. Вы знаете, Как ходят сейчас поезда? Да-да, Да-да-да, Да-да-да-да-... Да-да, Да!!! Утро. Прощание. Деловое. Обмен визитками. Поклонами. Сигарета в рот. На каблуках поворот. Расступись народ! 90х60х100 Идет! В руке Визитка. Три строчки: ЖДУ! 90х60х100. 167 36 70. И ниток клубок, Не заблудился Чтоб.

Сима

Вот идет красотка Сима, За окном, как на экране, Жизнь её промчалась мимо, Как мелодия в рекламе. Пролетела в детстве Сима Мимо детской колыбели, Проскочила тоже мимо, Где песочек и качели. И возлюбленный у Симы С преогромнейшим букетом Шёл к любимой как-то мимо, Тоже парень был с приветом. Подарил часы он Симе, Стрелки шли куда попало, И куда хотела Сима, То везде и опоздала. То она поедет в Харьков, А приедет аж в Одессу, В жизни множество зигзагов, Их не вешают по весу. На себя все смотрит Сима, За стеклом, как на экране, Чья-то жизнь промчалась мимо, Люди, словно марсиане.

Он суши не ел

Он суши не ел, Не любил харакири, Упрямо писал иероглиф "четыре". Он был самураем Священного Солнца, Но был не похож на простого японца. Какие-то гены сыграли с ним шутку, Ему снился ночью тонувший "Титаник", Он чистил сушеную длинную рыбку И капал по капельке "Балтики" краник.

Он суши не ел — 1

Он суши не ел, Колотил в барабаны, Хотел достучаться до ласковой мамы. Он знал, что в Японии Много японцев, Но в Африке более жаркое солнце. Прислал его папа, чтоб стать самураем И племя хазбоев учить "бусидо", Чтоб Африка стала сакуровым раем И люди смеялись не "после", а "до".

Он суши не ел — 2

Он суши не ел, Не подцепит их хаси, Неловкие пальцы у плотника Васи. Попал он по пьянке В "Ниппон-ресторан", Хотел удивить его внучек Иван. Я рыбу сырую лишь в армии жрал, Был повар-вредитель из пленных японцев, Потом батальон наш ночами не спал, Все славил страну Восходящего Солнца.

Он суши не ел — 3

Он суши не ел, Не писался сонет И было ему лишь четырнадцать лет. Он пил "Актимель", Десять банок за день, Сбежала от бедного мальчика тень. И все же он суши кусочек поел, И сразу увидел гору Фудзияму, От рюмки сакэ он совсем окосел И тихо упал в придорожную яму.

Выстрел из кувшина

Мне с утра сегодня Восемнадцать лет, Я купил на Сходне Старый пистолет. Пистолет заряжен Пулею одной, Не пойдем в овражек Пострелять с тобой. Пистолет в кувшине На столе стоит, Вот он, матершинник, Преотвратный тип. Он мой злобный критик, Он же и палач, И всегда сердитый, Плачь ему не плачь. И не пьет он бражку, И не пьет вино, Кушает он кашку И уже давно. Он стоит в прихожей, Ждет стихи мои, Вижу я по роже, Что плохи они. Я пишу по пьяни Только для друзей, Уши мои вянут, Стопочку налей. Я всегда за бедных Печку затоплю, Завтра на обедню Скинусь по рублю. Дверцу я открою, Кину туда стих, Ветер уж не воет, Что-то быстро стих. Я не стал поэтом, Не убрал рутину, Только в мире этом Вижу паутину. Я в той паутине Муха-цокотуха, Словно на картине, Кто бы мене слухал. Мне бы человеком Голову сложить, Или же со смехом Водку снова пить. Вдруг раздался выстрел, Что-то потекло, То ли мое сердце, То ль в окне стекло.

Я аз воздам тебе

Считай, что ты меня прогнала, Порвала нить, сожгла мосты, За то, что мне все время мало В тебе душевной красоты. Ты словно дикая пантера Идешь за мною по следам, То с бандерильей, как тореро, Гоняешь милых местных дам. То, словно римский гладиатор, Меня зовешь на смертный бой, А я всего лишь император И не справляюсь я с тобой. Умерь себя и стань царицей, Садись сюда, вот рядом трон, И все, кто знает, удивится Тому, что мирно мы живем. Я не хочу быть командиром, Собой командовать не дам, Иди ко мне, в ночных мундирах Тебе всегда я аз воздам.

Я в мир смотрю, валяясь на диване

Я в мир смотрю, валяясь на диване, Не рвусь схватить чего-то про запас, Коллега мой сидел всего лишь в ванне И "эврикой" весь мир тогда потряс. Мне не нужны из золота тарелки, Пусть простенький фарфор, но с синевой, Я не люблю под модное подделки И дом мой маленький, но свой. Я как свеча горю в своем шандале, Могу мерцать, могу зажечь пожар, Могу кружиться в вальсе в зале И по натуре я — гусар.

В любом колодце добрый дух

В любом колодце добрый дух, Общеньем долго обделенный, Становится с годами очень глух, Как и вода — чуть-чуть соленой. В пустыне скука, как песок, То как бархан или как буря, Но каждый новый голосок Хозяин встретит, балагуря. И чтоб прохожий ни кричал, Колодец чуть его изменит, И только глупость сгоряча У края встанет на колени.

Европа

От Урала на запад — Европа, Проживает там умный народ, Раза три до Москвы он к нам топал, Возвращался ногами вперед. Ох, обиделась эта Европа, Что какой-то русак от сохи Всю Европу пешочком протопал И везде русский флаг водрузил. Приглашали и мы европейцев, Мол, царя у нас нет в голове, Относились мы к ним компанейски, Обрусели они в первый век. Из Европы пришли коммунисты, Красный флаг и кровавый террор, "Марсельезу" играли горнисты, Поднимая над жертвой топор. Вот пришла и в Россию свобода, Демократия вышла за край, Вы пугаетесь нашего сброда, Но у вас эмигрантам не рай. Вам холодной войны не хватает, Без войны вы никто и ничто, Вас когда-то спасли в теплом мае И не будем спасать ни за что.

Гимн графоманов

Графоманов не садят на грядках И не делают их в постелях, Они пишут что-то в тетрадках, У портретов стоят в галереях. Все сверяют свое фото С полотном Ильи Глазунова, Может тот, непонятный кто-то Это он, не сказавший слова О капризах природушки русской, О курильских огромных крабах, О квартире чего-то узкой И о наших отличных бабах. Пусть завидуют с Запада маны, Что у нас, где ни плюнь, там Пушкин, И на каждом углу графоманы, Что клепают стихи, как сушки. Мы найдем вам любую рифму Даже к слову такому — "чесать", Если курим, то только "Приму" И поем мы про Родину-мать, Что зовет нас со всеми на подвиг И к штыку приравняет перо, И в колонны построит нас по два, И командовать будет Пьерро. А известнее всех Буратино, Деревянный пацан, хулиган, Он не гонит для лохов картину И не носит в кармане наган. Графоманы сродни Глазуновым, Пишут то, что не видно Богам, И для них все является новым, И все падает к вашим ногам.

Журавль танцует в поле тихо

Журавль танцует в поле тихо, Не слышен шум его шагов И только дева-журавлиха Читает танец про любовь. Поет душа в любовном вальсе О рае с милым в шалаше И о кольце на правом пальце, И о квартире в камыше. Он обещает быть стеною, Любовником и мужем на века, Ну, как не сдаться ей герою, Не стать женою мужика? А он воспитан джентльменом, В крови манеры, этикет, В любовных играх просто демон, Других таких на свете нет. Конечно, он не идеален, Как каждый в мире человек, Их не печатают в журнале, Не обвиняют в колдовстве. Журавль танцует в поле тихо, Не слышен шум его шагов И только дева-журавлиха Читает танец про любовь.

Старый клен

Сидел в тени под старым кленом, Вокруг текло времен теченье, Узнали о войне с Наполеоном И запись шла здесь в ополчение. Себя писали местные крестьяне, Для них Россия потом их полита, И восхищались томные дворяне, Собрала сто рублей элита. А на плацу уездной гауптвахты В строю стояли новобранцы, У офицера голос хрипловатый: Враги — французы-вольтерьянцы. А вечером под кленами гулянье, Оркестр брандвахты дул мазурку, Мне клен отдал воспоминанья, Как дед рассказывает внуку. Деревья наши словно книги, На их страницах пишут души, Они по жизни драматурги Их пьесы сердцем нужно слушать.

Не вымерло ханское племя

Родился я в древние годы, Еще не забылась война, И вновь враждовали народы, Везде скрежетала броня. Крестили тихонько в церквушке, Нет Бога, а есть коммунизм, Шептали тихонько старушки Молитвы из книги про жизнь. Потом все как в пунктах анкеты: Учился, служил, ни при чем, И дали для счастья билетик С таким молодым Ильичем. Ему мы несли свои взносы За штампик КП и СС, И снова, и снова вопросы: Чего за душой еще есть? На новом учились Завете, Что каждый Генсек дополнял, Всё знали в центральной газете, Про "Правду" ну кто же знал? Собрались в империи братья, Узбек, молдаванин, грузин, И партия — вечная сватья, Советский народ — он един. Но кончилось партии время И все разбрелись по домам, Не вымерло ханское племя, Баронов, епископов, лам. Что было потом, всем известно, За десять потерянных лет Сказать, что нам жить интересно? Быть может и да, а, может, и нет. Назад не вернуть то, что было, Запишем мы в книжках своих, И будет немало ухмылок У всех прочитавших стихи.

Кони

Нужны мы Пока тянем лямку, Без слов, За сено, За стойло, За сбрую, И нас, Кто без силы, С улыбкой Пускают под нож, Под водку Кусочек красивый Закусит любой Местный вождь. На мир мы глядим Грустным взглядом, Нам участь такая дана, И если нам нож, То уж в драке, Иль жилы порвать От бревна.

Игры генов

Что-то гены во мне неспокойны, Будто снова шестнадцатый год, И везде продолжаются войны, И опять недоволен народ. Из Европы к нам едут дворяне, Всем пример — это их человек, Если да — то подарят нам пряник, Если нет — то проклянут навек. Снова деньги качаем из нефти И даем всем конфеты в кульках, Но закончатся эти монеты, Что останется в наших руках? Что-то гены мои разбрюзжались, Они помнят, что было тогда, Все республики прочь разбежались, Очень жаль, но такая судьба, Что уходят все дети от мамы, Что могла, она все им дала, Но они все хазарские ханы, Вот такие сложились дела.

Не сыграть мне на новой гитаре

Не сыграть мне на новой гитаре То, что в детстве когда-то играл, То ли воздух другой на бульваре, И не моден мой старый вокал. Не войду второй раз в одну реку, И никак не вернусь я назад, Мало шансов дано человеку Поменять в своей жизни расклад. Можно сделать привал посредине, Отдохнуть, посидеть, подождать, Может, что-то изменится в жизни, Ну, а нет? Так и дальше шагать. Не кручу своей жизни гитару, Может лопнуть живая струна, Я найду себе девушку-пару, Будет только в меня влюблена.

Котёнок

под ладонью моей тихо спит от собаки спасенный котенок, он во сне как ребенок сопит и как тигр на охоте спросонок. под мужскою ладонью спокоен весь мир, спят ракеты, даже танки в ангарах и песни не все еще спеты. разноцветные свечи чадят от нагара в табачном дыму кто-то тост предлагает за дам, встану сам и бокал подниму я за женщин других, хоть не стар по годам, но всегда обернусь, посмотреть то, что создано Богом и потом превратится в бабусь, но до этого всем еще долго. На кровати своей спит тихонько она, снится ей полноводная Волга, она в лодке плывет и смеется Луна. под ладонью моей тихо спит от собаки спасенный котенок, он во сне как ребенок сопит и как тигр на охоте спросонок.