— А я еще не умею! Я из телевизора взяла!
Я хотела ей дать по заднице. Но тут человек под лавкой захрипел.
Застыв от ужаса, что я его умертвила и не спасла, я мигом схватила его под мышки, кинула в машину, кинула туда выключенный телефон, кинула на заднее сиденье девчонку, чтоб не мешала... Мгновение, и я уже въезжала в ту же больницу, вырулив из дворика, благо тут пятьдесят метров.
Заворачивая за угол, я заметила мелькание многих мигалок, устремившихся туда, откуда я выехала.
Скорые!
— Ты смотри, — сказала потрясенно я. — Только позвонила, даже адрес не дала, а скорая сама приехала. И не одна! А я еще грешила на скорую... А они, самоотверженные, оказывается, мгновенно выехали... У них техника по одному звонку определяет, кого спасать, отчего и как...
Может вернуться? — подумала я. Но потом сообразила, что для больного может быть уже поздно, а его все равно привезут сюда.
— Обыщи его, живо... — скомандовала я девчонке.
— Я уже обыскала, у него больше ничего нет... — печально сказала маленькая принцесса.
— У него таблетки какие-то могут быть, дурра! — рявкнула я, тормозя машину прямо против входа.
Чуть не врезавшись в санитаров.
— Человеку плохо! — заорала я. — Умирает...
Санитары лениво переглянулись.
— Я сейчас пожалуюсь на вас тем, которые тут бегали, и они живо вам мозги вправят!
— Так бы и сказали, что вы из спецслужбы, товарищ полковник! — быстро вытянулись они в струнку. — А ваш подчиненный только что уехал ее брать...
Я поняла, что начальник их уехал за больной. А меня приняли не за ту.
— Берите этого... — скомандовала я.
Тут выбежала та самая медсестра, увидела меня, ахнула, почему-то побледнела...
— Человеку с сердцем плохо... — быстро сказала я ей, показывая на лицо больного.
Она взглянула на него, мгновенно как-то посерьезнела, стала жестко, быстро и четко командовать:
— Инфаркт... Быстро... Осторожно взяли... Эх, этого бы быстрей вколоть... — сказала себе она.
— Дай аптечку из машины, живо! — скомандовала я маленькой принцессе.
И, вырвав аптечку из маленьких рук, почти кинула ее медсестре, приказав:
— А ну погляди, — может, там найдешь!
Она как-то очень четко, по военному действовала. Вовсе не как простая медсестра. Что-то странное было в ней, что-то несоответствующее простой той форме... Я удивленно ее разглядывала, и не могла понять, в чем суть.
И тут мой взгляд упал на мобильный у меня на сиденье.
Я схватила его, и, догнав их, сунула мобильный медсестре.
— Это его... — сказала я.
Та, словно уже где-то в операции, как-то напряженно собранная и суровая, только выругалась. И, не глянув, сунула мобильник санитару.
Странная медсестра — размышляя, я пошла за ними. Чтобы узнать про Олю.
И тут в зеркало в зале я увидела странную вещь — маленькую принцессу за рулем моего так и не выключенного "жигуленка".
Мне точно кто седьмую скорость врубил. Я сорвалась с места как настоящий "жигуль".
Я добралась до машины, когда любознательный ребенок уже давил на педали и сдвинул передачу.
Вытянув ее из-за руля, я ее здорово отшлепала, вся вне себя от ужаса. А потом, выдыхая задержанный вдох после пережитой жути, прижала к себе.
Она тоже прижалась ко мне. Она была такая маленькая и костлявая.
Мы замерли.
— Что ж ты делаешь, дура? — тихо сказала я, крепче прижав к себе и вздохнув. — Ты ж убилась бы только так...
— Зато ты бы плакала и носила бы мне варенье... — тихо-тихо как-то искренне всхлипнула она.
— Пошли, я тебя отведу домой... Где твоя мама?
— А мамы нет... — как-то просто сказала она.
— А отец...
— И отца нет...
— Но кто-то ж у тебя есть? — сквозь сострадание сказала я. — Кто-то ж тебя одевает!
— Я дома весь день одна... — печально сказала малолетняя принцесса.
Зазвонил мобильник.
Я дернулась. Похлопала по карманам и в сумке, но у меня его не было. Подняв глаза, я увидела, как по нему говорит санитар.
— Наш телефон! — сказала принцесса. — Надо было забрать! Все равно санитар присвоил...
— Мммм... — сказала я, садясь на сиденье, ибо думала, что я дойду от этого ребенка.
И тут до меня дошло.
— Слушай, а что это ты такая костлявая? — недоуменно спросила я. — Тебя что, голодом морят? Почему у тебя тело, как у бронтозавра, бронебойными пластинками?
Она подозрительно вздрогнула.
— Это болезнь... Ее нельзя показывать... — быстро сказала она. — Меня нельзя касаться, я умираю!
Но через секунду я уже обыскивала ее по полной программе, вынимая отовсюду свои доллары, пачки денег от монопольки, ключи...
Хоть я дура, но я устроила ей настоящий шмон.
— Я не воровка, — отчаянно плакала она. — И тебе что, залко... У тебя их много... Я только одну взяла!
— Мне не жалко этих пачек от монопольки, — сказала я, вытаскивая отовсюду эти дурацкие пачки от монопольки мужа, — но это дело принципа!
Хоть это и бумага, я специально пересчитала все пачки, выкинув их из сумки и перекинув обратно. Я помнила сколько их было. Каждая по тысяче банкнот. С дурацкой надписью Е. Только мужчины это могли придумать. Пятьсот Е — это сдохнуть можно.
Все пачки были на месте и заклеены.
Потом пересчитала драгоценные доллары. Три пачки.
Она и их умудрилась своровать.
Потом дала ей по голове.
— Поехали к твоим родителям! — жестко сказала я. — Я им объясню, какая ты воровка...
Она вдруг тоненько заплакала.
— Я не хотела... Честное слово, я не хотела... — как-то тоненько сказала она. — Я как увидела их, так в голове все помутилось — думала одну возьму, остров на Крите куплю, буду жить сама... И знала, что тебя люблю, а все равно не смогла удержаться... Я теперь одна...
— Это фальшивые деньги... — буркнула я с плохо скрываемым превосходством над ребенком. — Таких не бывает... Это от игры...
— Я понимаю... — всхлипнула она. — Большая Игра... Я же видела, что на тебя охотятся...
Я подумала, что эти бумажки надо быстрей сжечь, чтоб никого не вводить в соблазн.
И тут я увидела в окне ту самую медсестру в окне. Только теперь она была в другом халате, отдавала приказания, все бегали и суетились. На мгновение я уловила ее взгляд сейчас — чудовищной властности взор, гордый, прекрасный разворот головы, ощущение свой какой-то ирреальной мощи, какая-то печальная мудрость — все это как-то странно давало ощущение достоинства и мастерства. Почему-то сейчас ее случайный взгляд нес ощущение силы.
— Странная медсестра какая-то, — задумчиво сказала я, приобняв принцессу за плечи перед собой, чтоб она ничего не сперла. Малая тоже смотрела на медсестру заворожено.
— Какая медсестра? — подозрительно спросила подошедшая старая нянечка, выносившая какой-то мешок на улицу.
— Вон та женщина, — сказали мы одновременно с принцессой, одновременно же показав на нее рукой. И обе засмеялись этим.
— Да вы что, с ума сошли, — каким-то странным оборвавшимся голосом спросила нянечка. — Какая это вам медсестра!
Медсестра снова обернулась в окне, и снова меня резанул по душе прекрасный взгляд Мастера.
— Кто это? — удивилась я. — Ведь это моя медсестра... Она мне написала, успокаивала...
И я вдруг вспомнила, как видела ее по телевизору, только почему-то она шла в окружении тысяч людей в Америке, и стотысячная толпа ревела от восторга, стараясь хоть увидеть ее.
— Это кардиохирург мировой славы Любовь Федоровна, ученица знаменитого Амосова; Мастер, которых нет... — тихо сказал подошедший сзади человек, в котором я узнала тоже знаменитого врача. — Ее благодарят ежедневно в молитвах тысячи за спасение, а знают всюду... Она могла бы получать миллионы за некоторые операции, ибо они неповторимы... Но она всех оперирует бесплатно... Из принципа.
Он замолчал.
— Она начальник нашей больницы... — он снова помолчал. — И ходит так... Как оборванка... Все же она иногда оперирует иностранцев за деньги, чтоб иметь возможность оплачивать операции на сердце простым людям... И содержать эту больницу... Иногда она сама оперирует и раненных, в сложных случаях то есть... Но сейчас, несмотря на все старания, государственная больница оказалась в минусе и даже в долгах... На нас наехали... И требуют долг с нее... И мы не знаем, где взять деньги немедленно. Многое она уже достала, многое взяла в долг... Все врачи дают, что можно, но осталось еще триста тысяч...
Я тяжело вздохнула. И коснулась рукой тех денег, которые мне, не глядя, отстегнул идиот, спешащий на встречу с президентом... Словно рок какой-то... Ну, манто стоило десять тысяч долларов, а он второй раз дал на магазин... Я никогда таких денег и не держала. Не будет у меня магазина. Я снова становилась нищей.
Это были сотенные купюры.
— Мама, там как раз три тысячи штук... — поняв, сказала принцесса. — Три квадратных пачки.
Я отдала сверток врачу.
— Немедленно отнесите ей! — как-то жестко, безжалостно и властно, словно совсем на себя не похоже, стараясь не думать, чего лишаюсь, сказала я. — Пусть она откроет сверток немедленно. И скажите ей, что это честные деньги...
Тот ничего не понял.
— Немедленно! Пусть она развернет их при мне.
Он замялся, но мой тон был слишком жесток, и он как-то подчинился.
Бог дал, Бог взял. И, я подозреваю, и дали деньги мне для того же.
Через какое-то мгновение я увидела, как она там внутри наверху у окна разворачивает бумагу, а потом окно открылось.
Она появилась в окне.
— Немедленно уезжай, слышишь! Немедленно! — с каким-то надрывом безжалостно крикнула она мне разозлено. Словно говорила мне "ты", а не ругала. Таким тоном она могла ругать давнюю подругу. Она кричала. — И чтоб я тебя больше не видела, не видела!!!
Она явно злилась и сердилась за что-то на меня.
А я то думала, что она меня любит — вздохнула я. Почему-то стало обидно, не знаю сама. Ведь я ее видела всего лишь мгновение, когда она меня утешала. А мне показалось, что она меня любит. Так обидно и горько мне стало, просто ужас. Еще один человек меня предал.
Я резко села в машину, и резко выехала прочь, не оглядываясь. Ребенок не успел вскочить и отчаянно, с безумным лицом, топал за машиной, пока безнадежно не отстал с выражением безумного горя.
За спиной с другой стороны въезда в больницу ворвались машины с мигалками. Снова выбегали и топали люди. Опять привезли больных — подумала я. Денег нет, а такая оперативность!
А вот принцессу было жалко. Она так бежала за машиной. Ее фигурка была такая тоненькая и жалкая, так стремилась отчаянно догнать, я чуть не заплакала тогда. Слава Богу, все кончилось, когда я вырулила на проспект. Стоя у светофора я всплакнула.
— А она вовремя тебя предупредила, — сказала Принцесса сзади.
Я подпрыгнула.
— Ты здесь!?! — в шоке спросила я.
— Еще бы я тебя покинула после того, как, наконец, нашла... — хмыкнула она, пожирая шоколад и балык из сумки.
— Но ты же бежала сзади!
— Недолго.
— Но ты же маленькая! Ты не могла догнать!
— Там узкая щель, — согласилась она, — как раз для маленькой. Если через дворы идти напрямик, то три шага, пока ты ехала в объезд и застряла на перекрестке. Ты не закрываешь двери кнопкой!
Она облизала пальцы.
— Я отвезу тебя домой! — пригрозила я.
— Там никого нет, и в холодильнике тоже.
— Опять врешь?
— Не-а... Отца я не видела год, тебя я не видела до сегодняшнего дня, а бабушка в реанимации...
— Ты довела?
— Угу... — кивнула она, а потом спохватилась. — Да ты что, она сама упала!
— А почему отец тебя не забрал?
— А почему я тебя обнаружила только случайно сегодня? — хмыкнула она. — Наверное, это оттого, что вы меня очень любите...
— Сегодня вокруг меня слишком опасно... — вспомнила я бандитов. — Тебе лучше быть подальше от меня...
— Вот-вот, — хмыкнула она.
Я поняла, что сойду сейчас с ума.
Может, я похожа на кого-то?
— Если ты думаешь, что я шпионка, то ты ошибаешься, — честно сказала я с тоской, ибо мне хотелось бы соврать и заменить ей мать, — я просто дура...
— Я знаю, — хмыкнула она, разворачивая новую шоколадку.
Я подпрыгнула.
— По телевизору говорили, это твоя кличка... — продолжила она невозмутимо.
Девочка переволновалась — поняла я. От нее несет бредом. Какой телевизор!
Я вспомнила, что я отдала доллары и у меня больше нечего взять, и чувство радостного облегчения захватило меня — на меня больше незачем охотиться.
А потом чуть опечалилась. Поняв, что кушать тоже нет. И у принцессы тоже нет.
— Но у меня нет денег... — вслух сказала я сама себе, глянув на принцессу.
Она как-то покровительственно лениво вынула одним невидимым движением из волос сто долларовую купюру и продемонстрировала ее мне перед носом, не отрываясь от еды.
— Должен же кто-то в семье быть умным, — снисходительно и как-то по взрослому сказала она.
— Но ты же все отдала! — сдавлено сказала я.
— Не я отдала, а ты все взяла, а это большая разница... — хмыкнула она.
Глава 7.
Я чуть не врезалась в бордюр моста от шока. Я как раз по нему ехала.
— Ну, нет! — в сердцах сказала я.
— Конечно не надо, — быстро сказала принцесса. — Следующий столб слева слишком агрессивен!
Она имела в виду, что, съехав с проезжей части и выехав на узкий тротуар, я, вильнув и выворачивая от бордюра, чуть не снесла столб.
Впрочем, я тут же честно вернулась обратно на трассу.
— В какой больнице лежит бабушка? — тупо спросила я.
— В той же, — меланхолично ответила принцесса, разглядывая остатки конфет. Вернее, фантики и бумажки.
— Ты ей хоть передачи носила?
— Передала ей старые носки...
— А еду?
— А еду я сама съела еще раньше... — печально призналась принцесса. И грустно добавила: — Мало!
— Бабушку хоть кормят? — подозрительно спросила я.
— Мало! — так же грустно ответила девочка. — Она такая лакомка...
Я улыбнулась.
— А за еду надо платить...
Я вздрогнула.
— А что же она ест? — запинаясь, проговорила я.
— Я принесла ей тридцатидневный курс голодания по Брэггу, — гордо сказала девочка. — Она ест подкожный жир... Ей как раз надо лечиться...
— Так... — севшим голосом попробовала сказать я.
По привычке, я залезла за пазуху, чтоб потрогать свое сокровище, и лишь потом вспомнила, что все отдала.
Я даже ощупала карман просто для того, чтоб вспомнить — было приятно вспоминать об этом случае и переживать наличие пачек там заново.
Пальцы наткнулись на какую-то скомканную бумажку.
Я вытянула ее — это была тоже стодолларовая бумажка.
— Похоже, что наш кардиолог будет иметь солидную недостачу, — растеряно посмотрела на бумажку я.
Я помолчала.
— Она приказала тебе больше не появляться! — быстро дернулась принцесса. Начав соображать, чем это нам грозит...
И тут на приборной доске в машине загорелась какая-то красная лампочка.
— Машина мне подмигивает! — удивленно сказала я, забыв про прошлое.
— У нее нет бензина! — безапелляционно заявила принцесса. — Это дополнительное устройство такое для дураков. Можешь посмотреть на определитель бака.
