Безумие стали

У дверей таверн кричали зазывалы, им вторили уличные торговцы, привлекая внимание к лоткам с разным товаром — начиная со сладостей и кончая безумно дорогими книгами. Повсюду встречались бродячие певцы, жонглеры и фокусники, веселящие народ. Где-то завязывались потасовки, вскоре пресекаемые бдительными стражниками; в толпе шныряли подозрительные личности с откровенно разбойничьими физиономиями, горланили песни пьяные мастеровые. По мнению Джаба, таггардцы торопились насладиться жизнью, точно им предстояло завтра умереть, и строили себе такие дома, будто им предстояло жить вечно.

В центре преобладали каменные особняки — крепкие и основательные, на окраинах уже встречались деревянные строения — сложенные из толстых бревен и облицованные желтым песчаником. Многие крыши украшали большие и малые башенки-трубы, тут и там поднимался дымок. Королевский дворец стоял на холме, окруженный вместе со старой частью города высокой крепостной стеной. Здесь селились знатные дворяне, главы гильдий и богатые купцы. Джаб впоследствии посещал некоторых из них, сопровождая отца, а потом и вовсе обосновался в центре Таггарда, когда женился на Луизе Тельми — на свадьбу Скальд Нивельхейм подарил молодым двухэтажный особняк на улице Веревки, пересекавшую Эшафотную площадь и берущую начало у дворца короля.

Когда Джаб окончил в двадцать лет Кале и Гот Брамберг назвал его третьим меченосцем после Ларкина и Юдина Витербора, перед молодым виконтом встал выбор: вернуться на Твердь, чтобы в будущем сменить на посту Стража Долины уже немолодого отца, или же поступить на королевскую службу. Джаб выбрал второе. У эрла еще двое сыновей, а ему совсем не хотелось всю оставшуюся жизнь торчать на острове, проверяя товары купцов, гонять контрабандистов и подсчитывать прибыли от таможенных податей. Отец славно повоевал в молодости, теперь может и отдохнуть, а вот Джаб ещё не успел проявить себя на бранном поле — какой же из него тогда Страж? Скальд одобрил выбор сына при одном условии — женитьба.

Их с Луизой обвенчали как раз в первый приезд Джаба в Таггард. Он помнил высокого худощавого человека с орлиным профилем — Гильга Тельми, и смешную трехлетнюю девочку с пухлыми щечками — его дочь. Два эрла дружили с детства, оба отличились в подавлении восстания речных баронов, не раз спасали друг другу жизнь и решили "спрятать медведя за щитом", как говорили при дворе, а попросту — породниться. Джаб мнил это игрой, десятилетний мальчик не мог представить, что эта сопливая пигалица когда-нибудь будет накрывать ему стол и согревать постель, так почему бы не сделать отцу приятное? Шло время, Луиза выросла в дородную леди — не страшна, но и не красива. В свои шестнадцать она сравнялась в росте с матерью и фигурой удалась в неё же. Пышные формы, складки на боках платья, круглое лицо — такой увидел её Джаб. Вместе с тем Луиза прекрасно танцевала, обладая особой грацией, нисколько не стеснялась своей полноты, отлично готовила и обожала мужа. Джаб старался отвечать ей взаимностью.

Маршал армии Олаф Лангобард поставил виконта во главе отделения панцирной пехоты, а спустя три года Джаб в чине лейтенанта уже командовал ротой Железных Тигров. Его приятель Генри Ларкин, унаследовавший титул графа, отличился в Джангарской кампании и по протекции того же герцога Карийского взлетел до капитана Королевской гвардии — элитного подразделения, где служили лучшие воины, доказавшие преданность его величеству Родрику Лангобарду. Казармы гвардии стояли в старой части города — Шлеме, все остальные располагались в кварталах за крепостной стеной, разделенных на поименованные сторонами света Крылья. Этим утром Джаб направлялся в Западное, где проживали Железные Тигры.

По городу он старался передвигаться на своем драгуаре, переняв эту привычку у Ларкина. Боевой конь был способен везти рыцаря в полном доспехе и разгоняться на короткие расстояния быстрее абиссинца. Когда Зиг величественно вышагивал по булыжной мостовой, желающих заступить ему дорогу обычно не находилось, людской поток расступался, точно по улице ехал сам король. Сегодня случилось по-другому. После Западных ворот дорогу перегородили сцепившиеся бортами телеги, возницы ругали друг друга последними словами и стегали кнутами лошадей. Кругом собралась толпа зевак. Тут же суетились два стражника, пытаясь разъединить повозки алебардами. Джаб поморщился — если ехать в объезд, получится приличный крюк.

— И чего не поделили?! — рявкнул он.

Заметив скалящегося на панцире Джаба тигра, вспотевшие стражники вытянулись во фрунт. Длинноусый возница повернулся и, увидев дворянина на огромном коне, тут же запричитал:

— Да что же энто творится, благородный сэр? Я себе еду спокойно с рынка, продал хлеб, а этот раздолбай лезет навстречу, будто меня и поджидал! Нагрузил в свою развалину жердей, того и гляди, колеса отпадут, вот они мне в борт и впились, не расцепить никак.

Второй возница в плаще с глубоким капюшоном подался вперед, но Джаб поднял руку, требуя тишины. Он спрыгнул на пустую телегу и приказал стражникам:

— Возьмите коней под узды и как скажу, разводите.

Воины протиснулись к мордам лошадей, расталкивая зевак. Джаб вытащил оружие, люди ахнули, а он рубанул мечом в узкую щель меж бортами. Брызнула щепа, один возница вскрикнул. Стражники сами сообразили, что делать. Повозки дернулись, Джаб пошатнулся и тут заметил стрелка. Человек лежал на черепичной крыше и целился в него из арбалета. Сухой щелчок потонул в шуме толпы, Джаб рванулся вбок и рухнул на мостовую. В футе от него из днища телеги торчал лепестковый болт, пробивший толстую доску как лист бумаги. Одр заступник! Да этот гад чуть не пришил его!

Виконт выкатился с другой стороны телеги, перебежал под укрытие козырька и осмотрел крышу. Стрелка и след простыл. Также исчез возница, виновный в заторе. Стражник растерянно глядел на опустевшую повозку, Джаб вырвал из доски болт с красным оперением и потряс им перед лицом служивого.

— Где ваш старшина? Прочешите улицы! Ищите человека в одежде трубочиста и возницу с этой телеги. Достаньте с крыши арбалет. И не стойте столбом!

— Есть, сэр!

Садясь на коня, Джаб понял, что надежды тщётны — вряд ли стражники поймают участников покушения. Конечно, найдут с десяток людей, подходящих по описанию, но виновных только в том, что подвернулись под горячую руку. Убийцы всё тщательно спланировали, такие не оставляют следов. Натянув поводья, Джаб с удивлением заметил, что руки немного дрожат. В него не стреляли ни разу. Копьем били, мечом, но это всё на турнирах, где погибнуть можно только по роковой случайности. Сейчас же кто-то решил забрать его жизнь. Почему? Джаб искал ответа и не находил. Взбурлившая кровь заставляла его гнать коня по улице, не обращая внимания на прохожих. Вбитые упражнениями навыки помогли уйти от неминуемой смерти, а если бы повозка не качнулась, и он бы не посмотрел на крышу? Если бы таинственный убийца выстрелил раньше? Впору благодарить Триединых, что заступились, уберегли. Тут бы не спас и панцирь.

Надо понять, кому он перешел дорогу, подумал Джаб, чтобы не видеть угрозу в каждом встречном. Если его твердо решили убить, то обязательно повторят попытку. Возможно, Генри что посоветует?

Валезия давно не вела крупных войн, ограничиваясь стычками на границах. Панцирная пехота участвовала последний раз в боевых действиях восемь лет назад, когда речные бароны подняли мятеж, чтобы отделиться от королевства и основать собственное государство на плодородных землях в истоках Валезы. В мирное время воины несли службу в гарнизоне Таггарда, совершенствовали умения в ежедневных тренировках и участвовали в смотрах. Ближайший должен был состояться через четыре дня. Джаб соскочил с коня во дворе казармы и принял от старшины Лара Терми доклад. Тигры уже выходили на учебный плац. Слева доносились звуки переклички Единорогов Райна, справа раздавались хриплые команды Гарруда — лейтенанта Черных Пауков.

— Становись! — гаркнул Терми.

Начищенные панцири сияли в лучах утреннего солнца, нагрудники туманились от дыхания. Ножны мечей, словно приклеенные, застыли на левом бедре, у некоторых — на правом. Из-за спин выглядывали древки копий с острыми наконечниками и оранжево-черными вымпелами. Джаб прошелся перед воинами, готовых прямо сейчас идти хоть в бой, хоть на парад.

— Вольно! — скомандовал виконт и подозвал старшину: — Лар, Медведь уже появлялся?

— Нет, — ответил Терми и добавил с улыбкой: — Говорят, капитан вчера был в гостях у мадам Санжи, откуда вернулся только под утро.

— Вот и хорошо, проведи сегодня занятия сам.

— Конечно, сэр. Что-то случилось?

— Надо разобраться в одном деле. Если что, пошли гонца к Ларкину.

Джаб забрался на драгуара и направился в Шлем. Он специально выбрал кружную дорогу через площадь Львов, мостки улицы Лодочников, и пересек стену сквозь Северные ворота. Из головы не выходил трубочист с арбалетом, Джаб вглядывался в повозки, встречных людей, открытые окна и низкие крыши.

Особняк Ларкина стоял в миле от дворца. Когда его покойный отец служил дипломатом еще у Кира Справедливого, король пожаловал Дину этот дом с большим садом и прудом. Генри постоянно проживал здесь, посещая родовой замок с поместьем только тогда, когда впадал в черную меланхолию. В последнее время это случалось всё чаще. Джаб подъехал к забору, сложенному из округлых валунов, и, привстав в стремени, заглянул во двор.

Во дворе шла рубка. Один гвардеец уже привалился к стене и баюкал ушибленную руку, а второй бегал по всему саду от Ларкина. Голый по пояс Генри чертил воздух мечом, противник вяло отбивался. Его панцирь усеяли вмятины, щит был весь изрублен, а из щелей забрала вырывались облачка жаркого дыхания, словно пар из котелка. Джаб хмыкнул. Ларкин называл такие побоища "укреплением авторитета".

...Когда прежний капитан Королевской гвардии Ирвинг Дарт покинул службу из-за потери руки, по ходатайству герцога Карийского его величество утвердил на эту должность двадцатидвухлетнего Генри. В гвардии служили прославленные воины, многим новый командир годился в сыновья, а некоторые сами метили на его место. Началась проверка на прочность. Приказы Ларкина исполнялись с запозданием или не исполнялись вовсе. Встречая его, воины не торопились отдать приветствие, а иные просто отворачивались, будто не замечая подтянутого капитана. Вслед ему отпускали шуточки про молодого выскочку, когда точно знали, что он их расслышит. Оруженосца Ларкина как-то столкнули в канал, да так, что юноша чуть не утонул, выбираясь из вязкого ила. Последнее и переполнило чашу терпения Генри. Он не стал расписываться в собственном бессилии и жаловаться герцогу, чего от него и ждали воины, а поступил проще — каждое утро начал вызывать к себе двух гвардейцев, как бы на тренировку, а на самом деле, чтобы преподать урок всем недовольным.

Джаб присутствовал на первом. Он видел из окна, как через ворота прошли двое: Лойт Гани — записной бретёр, любитель женщин и выпивки; и Кирк Монкар — крепкий седоволосый лейтенант, мечтавший о звании капитана. Оба явились в тренировочных доспехах и остановились в центре двора, подозрительно осматриваясь по сторонам. Джаб упрашивал Генри надеть панцирь, но тот только отмахнулся. Оставив в ножнах знаменитый Мститель, он взял обычный клинок и вышел к гостям в одной шелковой рубахе и штанах.

— Утро доброе, господа! Я рад, что вы пришли, причем почти вовремя.

— Как мы можем вас ослушаться, граф? — произнес Гани.

— В целях повышения боеспособности вверенных мне людей я намерен теперь каждое утро преподавать гвардейцам приемы обращения с мечом, — отчеканил Ларкин, пропустив мимо ушей ехидное замечание Лойта.

— С кем вы будете драться первым? — прямо спросил Монкар.

— С вами обоими.

— Это несерьезно!

— Я не достану меч, пока вы не наденете доспехи, — добавил Гани.

— Тогда ты умрешь, — сказал Ларкин и сделал первый выпад.

Если бы гвардейцы серьёзней отнеслись к тому, что Генри стал в прошлом году первым меченосцем Кале, то двойное преимущество не показалось бы им чрезмерным, подумал тогда Джаб. Конечно, в каждом трехгодичном выпуске был лучший ученик, но никогда в истории школы не случалось, чтобы этот лучший выиграл поединок с Готом Брамбергом. Наместник Кале носил звание грандмастера заслуженно и в свои сорок превосходил в умении обращаться с мечом большинство воинов королевства. Когда его величество распорядился о создании заведения, должного воспитывать отпрысков дворян в духе рыцарства, то лично попросил Гота возглавить школу. Тот согласился, немаловажную роль сыграл и титул графа. За свою пластичность, резкие и неожиданные выпады во время боя, хитрые финты Брамберга еще в начале карьеры прозвали Змеёй. "А кто может победить змею её же оружием? — шептались в коридорах Кале после выпускных экзаменов. — Только Змей!".

Не придали гвардейцы значения и отваге Ларкина во время Джангарской кампании. Олаф Лангобард бросил тогда эскадрон кавалерии, чтобы поймать тархана Ланкуша, но сарматы осыпали рыцарей стрелами и тут же отступали в степь. Драгуары быстро уставали и не могли угнаться за легконогими джангарскими лошадками. Назревало поражение. Герцог хотел покарать убийцу друга, но Ларкин еще сильнее жаждал отмщения отца — он и придумал рискованный план.

Приближалась середина лета, солнце палило нещадно. Кавалерия стояла лагерем вокруг небольшого озера, над виднокраем висела пыльная дымка — там передвигались всадники Ланкуша. Дождавшись южного ветра, маршал приказал отступать. Рыцари с удовольствием седлали коней, всем уже надоело жариться в доспехах, как крабам на сковородке. Остались трое: Генри и два следопыта, выделенных герцогом. Ларкин объяснил воинам задачу, и они налегке побежали к видневшимся справа и слева чахлым рощицам. Змей пошел прямо. Маршал отговаривал его от личного участия, но Генри в своей жизни не слушал никого, кроме отца, останки которого везли сейчас дружинники в склеп родового замка.

Сарматы поступили так, как и предполагал Ларкин. Их разведчики достигли озера, убедились, что водопой свободен, и поскакали обратно, мимоходом проверив окрестные рощи. Один из них проехал прямо под желтой акацией, где, прикрывшись ветвями и стиснув меч, сидел Генри. Вскоре показались остальные степняки. Он насчитал почти две сотни всадников. Тут были не только мужчины, но и воевавшие наравне с ними женщины — дикари прижигали девочкам в детстве левый сосок, чтобы вся сила ушла в правую руку и грудь, а пока сарматка не убивала хотя бы одного врага, не могла выйти замуж. Ларкин высматривал Ланкуша и, наконец, увидел его в центре отряда. Кровника отличал плащ без рукавов синего цвета и остроконечная шапка, отороченная мехом степного льва. Казалось, что голова Ланкуша покрыта оранжевой гривой — как ни странно, мех хорошо защищал от жары. Когда последний всадник миновал рощу, затаившийся Змей спрыгнул на землю и нащупал кресало.

В это время Олаф Лангобард остановил коня и достал подзорную трубу. Всё шло по плану. Сарматы окружили озеро, давая напиться лошадям. Герцог подал знак сигнальщику. Заслышав звук рожка, рыцари послушно развернулись и перестроились в тройную линию. Если кто и удивился команде, то не подал вида — приказы маршала исполнялись сразу, какими бы противоречивыми они не казались. Сигнальщик протрубил наступление. Сарматы спокойно ожидали валезийскую конницу. Всё как обычно: подпустить глупых рыцарей на расстояния выстрела, осыпать стрелами и убраться в бескрайнюю степь.