Сны о Республике

— Всё-таки, ты у меня настоящий брат, — сказала Падме, когда спидер взвился с посадочной площадки у Храма, направляясь в сторону сенатской башни. — Не будь тебя, я бы весь вечер просидела, страдая от разных мыслей. Переживала бы, что поссорились, что день пропал, а он ведь через пару дней снова улетит курочить дройдов своей лазерной отвёрткой... Чего фыркаешь, сам же эту аллегорию предложил. До сих пор от смеха давлюсь, как представлю.

— Язык мой — враг мой, — покаянно повесил голову я.

Разумеется, кузина с мужем помирились уже на следующий день, как обычно и бывало. Предвидя это, я предусмотрительно задержался в университете допоздна. А вечером узнал, что на следующий день Анакин и Осока вновь улетают на задание. Падме по этому случаю позорно прогуляла пленарное заседание и до обеда, и после. Я прекрасно её понимал и не осуждал. Кто знает, когда в следующий раз выгорит время побыть наедине? На военную базу, с которой должен был стартовать свежеотремонтированный разрушитель, как обычно, летели порознь. Но на этот раз я решительно уселся в спидер вместе с кузиной.

— Ты со мной? — слегка удивилась Падме.

— Да, — небрежно ответил я. — Тоже хочу проводить кое-кого.

Кузина повела бровями, глаза у неё были заинтересованные, но вопросов она задавать не стала.

Когда мы вышли из спидера, Анакин посмотрел в мою сторону с неудовольствием, тебя, мол, только тут не хватало. Можно подумать, я сам маленький и не понимаю! Коротко с ним попрощавшись, я поддел за локоть Осоку и увёл в сторонку, за одну из колонн, подпирающих раздвижную крышу дока. Сейчас секции исполинских створок были отодвинуты в стороны, чтобы не мешать старту корабля, и в гигантском проёме полыхал в полнеба знаменитый корусантский закат — золото, переходящее в голубизну, всё более и более тёмную, до фиолетового на противоположной стороне горизонта.

— Хорошо, что догадался приехать, — сказала Осока. — Я собиралась зайти в универ, да не получилось, закрутилась с погрузкой. Думала, не увидимся до следующего раза.

— А я, знаешь, представил себе, как они прощаются, а ты сидишь где-нибудь в сторонке и скучаешь...

— Кстати, так обычно и бывает, — вставила она.

— Ну, вот, я с Падме и увязался.

Некоторое время мы продолжали говорить о каких-то ерундовых, малозначащих вещах. Ни с того, ни с сего я стал рассказывать Осоке про сиюминутные дела в университете, потом она мне что-то в этом же духе... Стояли рядом и глядели в небо над верфью.

— Ты, вот что... береги себя, — наконец, сказал я. — Не забывай, что я здесь тебя жду.

Осока с недоумением покосилась на меня, отчего глаза её блеснули не теперешней, рассветной синевой:

— Ты чего?

— Того самого, — ответил я, точь-в-точь как сама Осока говорила Ситре тогда, в Храме. Сейчас, по идее, нужно было сказать ещё какие-то слова, те самые, о которых упоминала Айла, и которые должны, просто обязаны были прийти в голову в нужный момент. А их и не было. Вообще. Язык мёртвым грузом лежал во рту и выдавать что-нибудь путное не желал категорически. А, будь что будет! Я неуклюже схватил девушку в охапку и быстро поцеловал. В губы. Осока дёрнулась, наверное, от неожиданности, а потом я убедился, что целоваться она умеет, и ещё как. Обоюдное безумие продолжалось целую минуту, не меньше, затем она чуть отодвинулась, но не настолько, чтобы высвободиться из моих рук. Взглянула на меня в упор, произнесла непривычно робким голосом:

— Алекс... я — дура?

И как прикажете отвечать на подобный вопрос? Главное, понять бы, о чём она. А, скорее всего, о своих попытках сосватать меня с Рийо.

— Почему сразу дура? — сказал я. — Ты же не могла знать.

— Да в том-то и дело, что могла. Я ведь... Кстати, — перебила она сама себя, — а ничего, что Кодекс Ордена запрещает привязанности?

— Хм. Кого в нашей семье это когда останавливало? — усмехнулся я.

Осока непроизвольно бросила взгляд туда, где мы оставили Анакина и Падме, но, конечно, не увидела их за колонной. Улыбнулась в ответ:

— Да уж. Знаешь, а он мне недавно говорил, что цель всегда превыше чувств.

— Ой, чья бы банта рычала.

— Угу. Видел бы ты его позавчера, когда поцапались. Стрилл в клетке.

— Могу себе представить. Ты приглядывай там за ним.

Осока кивнула:

— А ты — за ней... Жаль, что приходится так внезапно улетать, но ничего не поделаешь.

— Я недавно наткнулся на один старинный текст, там есть такие слова:

Наш ещё не зажёгся рассвет,

Нам с тобою пока суждены

Расставанья на тысячи лет

И свиданья в антрактах войны...

— Как точно сказано.

— Шпилька! — послышался сзади голос Анакина Скайуокера. — Куда ты подевалась?

— Ну, всё, — Осока вздохнула. — Мне пора.

— Да, как всегда:

Но опять, выполняя приказ,

Мы шагаем навстречу судьбе.

До свиданья, я в следующий раз

Допою эту песню тебе.

— Ты, всё же, неисправимый романтик, — улыбнулась она.

— А ты?

— Да, и я, наверное, тоже. Как иначе можно бы выносить этого несносного Небошлёпа? Пока-пока.

Падме и я остановились на самом краю площадки, там, где обрывалось ограждение, и смотрели, как широченная лента грузового траволатора уносит Анакина с Осокой через стометровую пропасть дока к тёмному проёму большого переходника разрушителя. Девушка стояла боком и, хотя с такого расстояния нельзя разобрать направление взгляда, я почему-то был уверен, что она то и дело смотрит в нашу сторону, лишь из вежливости делая вид, что слушает своего Учителя. Возле самых стыковочных механизмов Скайуокер обернулся, поднял руку в прощальном жесте. Падме в ответ помахала обеими руками, за себя и за меня. Опустевшая лента транспортёра повернулась, складываясь вдоль балкона дока, массивные створки люка медленно сомкнулись. И тут же беззвучно вздрогнуло всё вокруг, это включились корабельные репульсоры. Командир разрушителя явно не собирался ждать, пока генерал Скайуокер поднимется на мостик, и отдал приказ взлетать.

— Может быть, зайдём куда-нибудь и выпьем каф? — предложил я, провожая глазами величаво уплывающую высь махину корабля.

— Не сейчас, — покачала головой Падме. — Мне нужно в Сенат.

— Тогда и я с тобой.

— И что ты там будешь делать, позволь спросить?

— Сначала, всё-таки, выпью с тобой каф, — ответил я. — Текла его прекрасно варит. Затем, скажем, напишу что-нибудь для курсовой работы. А, главное, прослежу, чтобы кое-кто не слишком засиживался.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулась она.

Нечаянная передышка заканчивалась. Завтра у Падме опять заседания, комитеты и подкомиссии, встречи и разбор обращений. У меня — лекции, лабораторные, а на той неделе завкафедрой устраивает внеочередной коллоквиум, тоже придётся попыхтеть. Ну, и ладно. Чем больше дел, тем меньше времени скучать.

(использованы тексты песен Байрака В.Г. и полковника Морозова И.Н.

И ещё одна народная — как основа для вагонных частушек)

Интерлюдия. По ту сторону экрана

(от Лины Инверс, она же Рила Рэйсс)

Баба-Яга с тоской глядела в экран монитора. Ну, вот опять он добавил произведение о похождениях этой рогатой бестии,

— Нет, ну, вот что он в ней нашёл? — обратилась Яга к коту, мирно дремавшему на системном блоке. — Чем ему наши русалки не угодили, тоже, понимаешь, экзотики захотелось, тьфу!

И она продолжила читать.

— А эта синекожая, наши кикиморы зеленоватые, к тому ж, свои, родные, и так далеко летать не надо, в лес загляни и будет тебе счастье. Эх, — в сердцах добавила она, — что ж вы, мо?лодцы, так любите за счастьем так далече ездить-то? А в родном уезде красавицу не видите?

С этими словами она пнула системник так, что бедный кот подлетел на нём, но даже и не подумал проснуться или хотя бы открыть глаза.

— А забавно он пишет, и королевны у него настоящие получаются, только мелким девочкам какие-то странные повадки придаёт. Нет, ну, Вась, скажи мне, какая нормальная девка после поцелуя спросит, дура ли она, а?

Кот приоткрыл один глаз, широко зевнул и мявкнул:

— Только дура-а-а, — и снова заснул.

— Вот и я так считаю, а тут по сюжету она вроде как даже излишне башковита. Хм, — вдруг задумалась Яга, — а может на него порчу наслать или видения, чтоб вспомнил про нас, как считаешь, Вась? — снова обратилась она к коту.

— Можно, только лень, — ответил этот усатый наглец.

— Лень ему, понимаешь, ты когда последний раз колдовал, наглая твоя морда?

— Давно-у-у, м-р-р.

— Может, тебя еды лишить?

— Мышей сама, м-р-р, ловить будешь? — заинтересовался чёрный котяра.

— Тьфу на тебя, мышеловки куплю, — беззлобно пообещала она и снова углубилась в чтение.

Автор, конечно, всего этого не знал. Поэтому, перевернув страницу прямо на мониторе — время было позднее, и он даже не заметил, что именно проделал — отпихнул от компа слишком назойливого дройда и начал с красной строки...

Этюд второй. Подстава

Быть в Галактическом Сенате Сенатором — занятие довольно нервное. Одни, их большинство, хоть и делают вид, что наслаждаются жизнью, на самом деле в глубине души постоянно боятся, что их поймают за руку, или что там у кого есть, и отправят на родину, лишив самого необходимого: комлинка с правительственной "вертушкой", лимузина орбитального класса и штата прислуги. На законотворческую деятельность, ради которой, в теории, они и посланы на Корусант, им на практике плевать с высокого облакореза, кроме, конечно, случаев, когда она сулит личную выгоду самому голосующему. Другие — ну, то самое исключение, что всегда только подтверждает правило — на самом деле переживают по поводу законопроектов, жалоб избирателей и тому подобных документов. Один такой пример у меня перед глазами последние три с половиной года. Я даже научился определять, насколько нервным был сегодняшний день у сенатора Падме Наберри Амидалы по верному признаку — обращению с ни в чём не повинной сумочкой по возвращении с работы. Положит аккуратно на столик — ура, денёк выдался отличный. Бросит на диван — "в рабочем порядке". Закинет на дальнее кресло — уже хуже. А может и об ковёр шмякнуть, после чего обычно следуют слёзы. Другой мой знакомый сенатор, Рийо Чучи, тоже нередко бывала в расстроенных чувствах по поводу работы. В последние два месяца, когда она уже не стеснялась заходить к нам в гости, я часто слышал их разговоры с Падме на эти темы. И тихо восхищался, как Рийо всё это выдерживает. Магистр Кеноби однажды говорил при мне, что, выдвигая Сенатора от Панторы, тогдашний правитель планеты Председатель Чи Чо специально выбрал тихую девочку с огромными глазами, рассчитывая получить в высоком кресле красивую марионетку и вертеть ей, как вздумается. А девочка оказалась из стресскрита с кортозисной арматурой внутри... Управлять ей из-за кулис пытались и после, и тоже не получалось. Рийо лавировала, уступала в мелочах, без этого тоже нет политики, а в принципиальных вопросах стояла насмерть.

Сегодня, рассказывая Падме о визите бизнесменов с родной планеты, она была больше расстроена тем, что ей опять хотели навязать какое-то решение, а тем, насколько бесхитростно это происходило.

— Такое впечатление, что они держат меня за дурочку, — вздыхала она. — Будто я не вижу, кому в итоге на руку их новшества.

— Всё оттого, что мы с тобой выглядим несолидно, — улыбнулась Падме.

— Скажете тоже. Может быть, я и да, а Вы... э-э, ты... — Рийо никак не могла переучиться использовать в неформальной обстановке более простое обращение, как просила её Падме, и то и дело путалась.

— Со мной точно такая же история, — сказала Падме. — То и дело кто-нибудь пытается обвести меня вокруг пальца. Вот к Мон Мотме с подобными предложениями никто не подкатывается, издалека видно, что разжуёт и выплюнет.

— Алекс, почему все считают, что миловидная женщина обязательно глупа? — спросила Рийо у меня.

— По-моему, это проблема философского плана, — осторожно ответил я. — А философия — не мой конёк.

— Не увиливай!

— Я, честно, не знаю. Мне не кажется, что красивых и неглупых женщин намного меньше, чем дур. С другой стороны, может, это мне попадаются умные, так сказать, круг общения. А была бы у меня сестра модной тусовщицей, я бы таких же только и видел.

— Но по улицам же ты ходишь и тоже видишь.

— Вижу, но, слава звёздам, не общаюсь.

— На самом деле, всё логично, — вставила Падме. — Что использует бимбо? Животные инстинкты окружающих мужчин. А для этого что? Ей нужно быть яркой и находиться на виду. Поэтому они бросаются в глаза и чаще запоминаются.

— Логично, — согласился я. — В то время, как более умные на внешность давно махнули рукой и ходят либо в деловых костюмах, либо закутанные с головы до пят... ай, Падме!

Подзатыльник, отвешенный кузиной, носил, скорее, символический характер, но не мог же я в присутствии Рийо уронить достоинство и не возмутиться, хотя бы, для вида.

— Не говори ерунды! — строго произнесла Падме. — Более умные знают, когда и как выглядеть уместно, а когда нет.

— Скорее, внешний антураж вам просто не нужен и не важен, — не сдавался я.

— Нет, Алекс, — сказала панторанка. — Как раз, важен. Только не в положительном смысле, а в отрицательном.

— Не понял.

— Большинство мужчин, когда смотрят, уже не слушают.

— Вот-вот, — подхватила Падме. — И, чтобы донести до них мысль, нужно выглядеть нейтрально. А вот такая юбка или вот такой вырез конструктивной беседе не способствует, — она красноречиво чиркнула пальцем сначала по бедру, затем по груди.

— Скажешь, нет? — прищурилась Рийо.

— Наверное, да, — вынужден был признать я.

На столе тренькнула хрустальная раковина комлинка — официальная линия, переадресуемая из Сената.

— Я сейчас, — Падме, подхватив прибор, вышла в прихожую поговорить.

— Честно говоря, — сказал я Рийо, — не понимаю, что ты так расстраиваешься. Ну, считают тебя наивнее, чем ты есть, плохо ли? Недооценка оппонента это всегда подарок и фора для него. Тот пират, как его, Онака, что ли, тоже думал — да что за опасность, какие-то детишки. А детишки ему всю базу разнесли.

— Ой-ой, не напоминай, — взмахнула руками панторанка. — Лучше бы Осока не рассказывала. Теперь каждый день просыпаюсь и думаю: не влипла ли она ещё в какую-то историю. Она с тобой на днях не связывалась?

— Нет. С тобой, как я понимаю, тоже?

Рийо покачала головой.

— Не волнуйся ты, — попытался я её подбодрить. — Она всё время куда-то влипает. И каждый раз возвращается.

— Спасибо, успокоил. Не может же ей вечно везти.

— А это не везение. Вернее, не только везение. Она джедай, и ей помогает Сила.

Вернулась кузина. Комлинк она несла в одной руке, в другой была кветарра.