Немезида

Поэтому, сказав собеседнику, что это не телефонный разговор, договорился, что подъеду к нему ближе к шести вечера, тогда и поговорим.

После звонка спать уже не хотелось. Поэтому я прошел на кухню и начал лазить по кастрюлям.

Налив большую тарелку щей из квашеной капусты, я с удовольствием их уничтожил. Пока ел, задумчиво размышлял, что если вдруг куплю квартиру, то щей там мне никто уже не сварит. Придется, или обедать по столовым, или жениться. Гражданским браком сейчас еще жить неприлично.

Хотя слово купил, пока еще неправильное, купить квартиру сейчас нельзя. Надо в ней прописаться, а за это выложить приличную сумму основному квартиросъемщику. Ну, и потом ждать, когда он соблаговолит съехать. Интересно, сколько там Борька хочет получить за трехкомнатную квартиру родителей? Если он будет считать по финским ценам, то я даже разговаривать не буду. Надо срочно навести справки, сколько примерно сейчас стоит такая операция. И лучше всего обратиться по этому поводу к Вовке Милорадову, тот знает все.

— Черт, возьми, ведь не хотел ему сегодня звонить, — подумал я, когда рука уже набирала его номер телефона.

Дом, где жили Борины родители, располагался практически напротив моей будущей аптеки. Поднявшись на третий этаж, я позвонил в дверь красного дерева, на которой имелась латунная табличка с надписью "Профессор Резников Л.А."

К сожалению, табличка ныне говорит неправду, профессора Резникова с нами уже нет, и никогда не будет.

После моего звонка дверь вскоре открылась, в прихожей меня встретил усталый Боря.

— Ну, здравствуй еще раз, — сказал он. Мы на секунду неловко обнялись, и потом прошли в большую комнату.

В квартире стоял типичный запах старости, и еще не выветрившийся запах хронически больного человека. Мебель, еще несколько лет назад сиявшая лаком, сейчас стояла пыльной. Стекла, закрывавшие книги в стеллажах, были мутными от пыли.

Посреди всего этого забвения в кресле качалке сидела Нинель Николаевна, Борина мама, пожилая женщина, лет семидесяти.

— Молодая совсем, — подумала я.

Увидев меня, она заплакала и, хлюпая носом, начала рассказывать о своей непростой жизни..

— Вот Саша видишь, какие дела Леонида Александровича больше нет.

А я даже на кладбище не могла съездить из-за ног. Совсем они отказывают.

Борис слушал ее с явным нетерпением, но прерывать не спешил. Наверно, надеялся, что мама быстро выговорится, и мы сможем заняться делом.

Но женщина все не останавливалась. С рассказа о своем упокоившемся супруге она перешла на нас.

— Как вам не стыдно, мальчики! Вам скоро сорок лет исполнится, а у вас ни семьи, ни детей. Стыдно! Семьи не могли сохранить. Ваши бывшие жены уже детишек нянчат от новых мужей, а вы все дурью маетесь.

Один Андрюша Тевосян, хорошим мужем оказался. Дочку воспитывает.

Боря, так не должно продолжаться, ты отца не смог внуками порадовать, может быть, мне это счастье еще улыбнется??

На несколько секунд Нинель Николаевна замолкла.

Борька этим моментально воспользовался.

— Мама, ты немного поскучай без нас, нам надо кое-что обсудить, а потом сможешь нам еще что-нибудь рассказать.

С этими словами, он увел меня в свою комнату и закрыл за собой дверь на ключ.

— Ты же знаешь, мою мамочку, она к нам запросто зайдет, хоть, что ей говори.

— Знаю, — улыбнулся я. — Моя ничем не лучше, тоже каждый день долдонит о не рожденных внуках.

В Бориной комнате все осталось, как во времена нашего студенчества. Большую ее часть занимал древний Беккеровский рояль. На стене висели две гитары, флейта, и огромный постер Джима Моррисона.

Пахло пылью и затхлостью, было понятно, что здесь давно никто не жил.

— Раньше у тебя иногда пахло кое-чем другим, — усмехнулся я.

— Ты о марихуане? — спросил Боря.

— Ага, о ней родимой, — подтвердил я.

— Ты что! Об этом давно забыто, — улыбнулся Резников. — Какая марихуана? Детские шалости. Я добропорядочный финский гражданин. Не курю и не пью, в выходные бегаю на лыжах, а летом плаваю на байдарке. Уже два года работаю руководителем элитной английской школы и почти десять лет руководителем музыкального ансамбля.

— Да Борька удивительно талантливый музыкант, — подумал я. — Только слишком застенчивый для того, чтобы стать известным, к тому же его отец, делал все, чтобы он занимался наукой, а не музыкой. Недаром Боря при первой возможности сбежал от него заграницу.

— Ну, давай выкладывай свои соображения по поводу квартиры, — уже вслух предложил я.

— Ну, какие соображения? Сам видишь, мама одна жить не сможет. У нее, конечно, пенсия неплохая сто тридцать два рубля. Но что-то мне подсказывает, что в скором времени на эти деньги прожить будет нельзя.

— Очень даже можно, — подумал я. — В святые девяностые целые семьи будут существовать на пенсии дедушек и бабушек, потому, как лишатся работы и зарплат.

Вслух я этого говорить не стал, все равно Борька не поверит.

В ходе дальнейшего разговора мы пришли к следующему соглашению.

Он продает все имущество и оставляет квартиру полностью пустой. После сорокового дня уезжает с мамой в Финляндию, а я за это время должен найти тридцать тысяч рублей и после этого прописываюсь в их квартиру.

Все вопросы, возникающие у паспортного стола, домоуправления и прочих неравнодушных структур, желающих хапнуть бесхозную квартирку, решаю сам.

— Ну, и где ты возьмешь тридцать штук? — спросил Милорадов, ехидно улыбаясь.

— Так, ты мне их и дашь, — спокойно ответил я.

— С каких это щей? Ты со мной отказался работать, ищи капусту сам, — сообщил тот.

-Давай договоримся так, твой новый приятель Кадырханов должен мне пятьдесят кусков. Действуем таким образом. Ты мне даешь тридцать тысяч рублей налом, а я тебе перевожу пятьдесят тысяч, когда получу их на свой счет.

— Ну, ты Шурец даешь! И не жалко тебе сверху двадцать штук отдавать? — поинтересовался приятель.

-А чего их жалеть, как пришли, так и ушли, — равнодушно сообщил я.

— Это, ты прав, деньги — зло, — глубокомысленно согласился Вовка и достал из своего дипломата толстый лопатник.

Отсчитав нужную сумму, протянул деньги мне.

— Бери, здесь тридцать пять тысяч, лишние пригодятся. Помни мою доброту.

Кстати, насчет прописки могу посодействовать. У меня там одна капитанша на подсосе сидит. Так, что если нужно, скажешь.

Я пожал плечами.

— Ну, пока, только успел выписаться из родительской квартиры. Завтра вместе с Нинель Николаевной пойду прописываться. Она ведь основной квартиросъемщик, ее согласие нужно обязательно.

Если начнутся проблемы, позвоню тебе.

— Лады, договорились, — улыбнулся Милорадов, — надеюсь, на новоселье пригласишь.

— Пригласить то приглашу, — тоскливо ответил я. — Только, когда оно это новоселье будет. У меня работы нетронутый косяк, не знаю, за что первым делом хвататься.

— — Хе-хе, — внезапно развеселился Вовка. — Теперь понимаешь, что такое жизнь советского кооператора? Я полтора года назад, когда начинал, мне намного тяжелей было подниматься.

Сейчас то чем будешь заниматься? Может, в пивбаре посидим, дерябнем по паре кружек?

— Не, Володя, сейчас никак не могу. Вчера завез в аптеку мебель, нужно идти расставлять.

— Где же ты ее надыбал? — прищурился приятель.

— Тевосян старший от щедрот отвалил, списанную, — улыбнулся я.

— Что, за так просто и нисколько не башлял, — удивился Вовка.

— Вместо денег пришлось нанять двух хануриков, чтобы мебель демонтировать и вывезти. Вот сейчас пойду, буду со своими фармацевтами ее расставлять.

-Тогда и я с тобой пойду, — решил Милорадов. — Посмотрю, как ты там устраиваешься. Только не пойдем, а поедем.

Мы оделись и направились к выходу. В дверях столкнулись с девицей, подрабатывавшей уборкой в Вовкиной квартире.

— Ой, Владимир Васильевич, извините, — начала она извиняться, уткнувшись носом Вовке в подмышку.

— Ничего страшного, — галантно ответил тот и аккуратно отвел в сторону завиток волос упавший девушке на лицо.

Та покраснела и, не говоря ни слова, прошла в прихожую, где начала снимать пальто.

— А девица на тебя запала, Владимир Васильевич, — заметил я, когда мы спускались по лестнице.

Милорадов усмехнулся и выдал давно известную мудрость.

-Саня, не ...где живешь и не живи, где ... Запала она, друг мой, не на меня, а на мои капиталы.

— Ну, у тебя пока капиталы не шибко большие, — сообщил я.

Вовка махнул рукой.

— Для таких девчонок и это капитал.

Когда мы вышли на улицу и подошли к потрепанной Волге, Милорадов скомандовал:

— Ну что извозчик, отрабатывай бабки, мои водилы увезли памятники из диабаза в Армению, так что садись за руль.

Я засмеялся.

-Вовка, ты вообще рисковый мужик, это надо было купить Волгу из таксопарка! На ней, наверняка не меньше трехсот тысяч наезда. Короче, за руль я сяду, но если по дороге эта лайба встанет, дальше будешь сам ей заниматься.

Милорадов обиженно сказал.

— Не нагнетай, покупал я ее вместе с Цымбалом и Арефьевым, мужики все машины в таксопарке знают. Ее только немного подшаманить, она еще тысяч сто отходит, а потом я ее продам. Лохи у нас стаями пока еще плавают.

Мда, конечно, сидеть за рулем в Волге было намного комфортней, чем в моем Москвиче. Поэтому я даже позавидовал Вовке в этот момент.

Хотя отлично помнил, что в прежней жизни на этой Волге он долго не проездит, а купит новую девятку. Но радовать его этим предсказанием не стал.

Мы остановились около моей будущей аптеки, и Милорадов с изумлением уставился на вывеску, над входными дверями с гордо красовавшейся надписью: Кооперативная аптека "Немезида".

— Ну, ты учудил! — воскликнул приятель. — Интересно, это кому ты собираешься мстить в своем киоске? Покупателям?

— Ну, почему же покупателям? — улыбнулся я. Мы будет своими лекарствами жестоко мстить болезням, изничтожать их под корень. Только так и не иначе.

К тому же, Владимир Васильевич, несмотря на то, что нашу страну средства массовой информации называют самой читающей, это, к сожалению, неправда, поэтому большинству обывателей плевать, как называется то, или иное учреждение, главное, чтобы было непонятно, благозвучно и написано латинскими буквами.

Мои слова смешливого настроения Милорадову отнюдь не перебили, поэтому мы зашли вовнутрь под его смеху..чки.

В тесном помещении, пахнущем свежей краской, нас встретили две полуголые красавицы.

Ну, не совсем полуголые, но изрядно оголившиеся, от единственной батареи исходили волны жара, на улице было около нуля, а форточки для проветривания пока еще не существовало в наличии.

— Здравствуйте, Александр Николаевич, — дружно приветствовали нас обе фармацевтки.

— Добрый день, девочки, — поздоровался я и представил им своего приятеля.

Надя Сысойкина и ее подружка Галя Писарева с любопытством уставились на Милорадова. После того, как у нас в городе открылся в прошлом году первый коммерческий магазин, фамилия его хозяина была у всех на слуху.

— Вы посмотреть, или помогать? — спросила Надя.

-Помогать, конечно, — ответил я и огляделся, чтобы прикинуть, куда можно повесить куртку. Привезенной мебели вроде было немного, но сейчас она загромождала всю комнату.

Милорадов постоял с минуту в раздумьях, а потом заявил:

— Пойду, прогуляюсь до магазина, посмотрю, как там мои парни трудятся, а ты Шурец, давай, приступай к работе. Я зайду ближе к вечеру. Ха-ха, Немезида, блин!

Когда мы остались втроем, я вытащил из дипломата чертеж, по которому надо было собирать мебель и небольшую электродрель. Увы, аккумуляторного шуруповерта у меня не имелось.

— Может, для начала попьем чаю? — предложила Сысойкина.

Мы с Галей были только за, поэтому небольшой электрочайник сразу включили в сеть.

— Вот, что значит, женщины, — думал я, уминая бутерброд с докторской колбасой.— Мне даже в голову не пришло, что-нибудь притащить на перекус. Откуда у них колбаса, интересно?

А дамы предлагали мне уже следующий бутерброд с сыром.

После перекуса я начал собирать стойки и стеллажи, а женщины отмывать их от вековой грязи.

"Глаза боятся, а руки делают", эту поговорку народ сочинил не зря. Через два часа у нас все было готово.

Вот только лицезрение двух симпатичных дам одетых лишь в спортивные штаны и бюстгальтеры, слишком возбуждающе действовало на мою психику.

Поэтому, как только основные работы завершились, пришлось обратиться к женщинам, с просьбой одеться немного скромнее.

— Александр Николаевич, не волнуйтесь, мы вас нисколько не стесняемся, -заявила Сысойкина. — Вы же наш работодатель.

— Вижу, что не стесняетесь, — буркнул я. — Но было бы лучше вам одеться.

С Галей Писаревой я не имел интимных отношений, поэтому она без звука удалилась в крохотную бытовую комнату, где начала переодеваться.

Зато, глядя на Сысойкину, сразу вспомнил недавние слова Милорадова о том, что не стоит заводить на работе любовниц.

Надька, воспользовавшись уходом напарницы, опустила чашки бюстгальтера и загадочно улыбаясь, демонстрировала мне сейчас свою грудь нисколько не испорченную тремя беременностями.

— Сысойкина, ты, что не слышала? Я попросил вас одеться, — напомнил я ей.

Обиженно глянув на меня, та тоже ушла в бытовку.

После того, как мы расставили мебель, установили перегородку из оргстекла, в комнате сразу стало больше места, и появился аптечный запах, который из этой мебели одной генеральной уборкой не вытравить.

Появившиеся женщины уже в цивильной одежде, отвлекли меня от своих мыслей.

— Александр Николаевич, а когда мы приступим к работе? — спросили они хором и рассмеялись этому обстоятельству.

— Думаю, что случится это на следующей неделе, когда нам доставят лекарства по нашей заявке. Девочки, заявку я составлял, основываясь на вашем опыте. А дальше уже будет заказывать лекарства по складывающейся дефектуре.

Я замолчал на некоторое время, но, увидев в глазах своих сотрудниц невысказанный вопрос, поспешил добавить:

— Понимаю, вы уволились из аптекоуправления, и вам нужны деньги. Так, что перед Новым Годом могу выдать вам аванс в размере ста пятидесяти рублей.

Женщины с довольными лицами быстро спрятали купюры в свои кошельки.

А чего бы им не радоваться, в аптеке они получали полностью зарплату сто десять рублей в месяц.

В это время раздался настойчивый стук во входную дверь. Думая, что это пришел Милорадов, я пошел ее открывать.

Стоило ее приоткрыть, как, бесцеремонно отодвинув меня в сторону, в помещение зашли два крепыша в кожаных куртках.

— Чем обязан? — спросил я, глядя на них.

Парень, тот, что покрепче, сплюнул на пол и спросил:

— Ты что ли хозяин этой шараги?

-Это не шарага, а медицинское учреждение, аптека, молодой человек, и я бы вас попросил здесь не плевать. И разговаривать вежливей, — ответил я. После чего, повернувшись к своим дамам, попросил: