— Полегче, ребята, — осадил я их, — Вы тут надолго. Навсегда — это надолго. Пока смерть не разлучит нас. Будут вам и вальтеры с парабеллумами, железные кресты и ножи гитлерюгентов. Это там, в вашем больном будущем, это — ценность. Тут это — мусор. Будет и ещё стервятник. Трофеи отдайте башнёрам, что ссадили самолёт с неба. Следующего будете ждать? Трофеи — победителю.
Да, будет и следующий самолёт. Немец же должен понять — что тут происходит? Почему у их противника, то есть, у нас, тут такой ажиотаж? С высадкой десанта, с зачисткой гарнизонов, блокированием всякой связи и сообщения. А послать авиаразведку для них — шаблон. Потом что? Будет запрашивать ближайшую охранную дивизию. Или просить из резерва войск? Ну, меньшему количеству — мы не дадимся. Без средств усиления, пушек, танков, авиапрессинга — нас не возьмёшь. У нас уже — до батальона осназа. И ещё ночью подсыпят. А партизаны блокируют округу, накапливаясь на дальних рубежах. Ну, как дальних? В пределах одного-двух переходов от нас.
Не, я не такой умный, что немца просчитал. Зачем? У нас же есть образец их стандартного тактического соображалова — Вилли. Ему я задал вопрос — что бы ты делал, если бы... Он и стал размышлять. Коль-Коль и командир воздушно-десантного полка особого назначения НКВД — кивали. Шаблон.
Вопрос был только — как долго немецкое командование будет репу чесать и насколько быстро получит в своё распоряжение подкрепление и части усиления.
— Думаю, не долго. За мной летел генерал... — сказал Вилли.
Ну, мне эта немецкая фамилия ничего не сказала, как и большинству присутствующих, а вот Коль-Коль возбудился.
— Что это ты стойку делаешь, а, товарищ генерал? — искренне удивился я.
— Ты не знаешь кто это?
— Геринг? Геббельс? Гесс? Что-то нацики на "Г" больше не вспоминаются. Неужто сам бесноватый? — удивился я.
— Один из руководителей Аненербе.
— Будем брать? — сразу встрепенулся Бредень, — или просто — мочить?
— Не плохо бы. Но, не пробьёмся. А что? Это мысль! Нужны смертники. А, подожди, сейчас же их — добровольцами называют. Надо изобразить атаку на эту оккультную шишку. С поддержкой дальнемагистральных бомбовозов. Та-ак, дальнейшее твоих германских ушей не касается. Вилли, свали в туман!
Когда лишних отогнали за пределы штабного периметра, я растянул трофейную карту.
— Так, вернёмся к делам нашим скорбным. Пока мы немцу не по зубам. Пока. Но, нашему командованию не удастся сюда перебросить всю Красную Армию. Это — не возможно. И танков нам не привезут. Единственное, я слышал, что есть транспорты, способные перевозить лёгкий внедорожник, типа "козлика" или пушку ЗиС-3. А это уже — тонна веса. Есть такие? Есть. Уже хорошо. Не спрашиваю — сколько, боюсь расстроиться. Плакать буду. А вот про возможность перевозки бронетехники даже не спрашиваю — даже Единорога не сможете перевезти. Так?
— Не совсем. Есть проекты...
— Уже неплохо. Эти проекты надо поднять и потрясти. Поясню, к чему я это всё. Через линию фронта нам пробиться — не дадут. Противник — не тупее Вилли. Они быстро приставят тот самый палец к носу и сообразят, что чудовищный взрыв недалече, провал операции "Курьер", "майор Медведь", странные люди со странным оружием и странными танками — звенья одной цепи. И если для "майора Медведя" они не пожалели танковой дивизии СС, то для Медведя с Кока-Колой, это я про тебя, товарищ генерал, они не пожалеют и всей танковой армии вместе с Гудерианом, фон Боком и Манштейном в придачу. Так что, ножками мы отсюда — не уйдём. Остаётся методом Винни Пуха, прикинуться тучкой, и улететь. Потому, Коль-Коль, связывайся с Центром, как хотите, крутите, но надо просчитать все ритмы, всё синхронизировать, брать эту взлётно-посадочную полосу, сажать на неё транспорты, планеры или что там у вас имеется и — улетать.
— Не существует сейчас транспорта, способного поднять боевую машину десанта, ещё лет двадцать — не будет, — покачал головой Сугроб.
— Будем разбирать на составляющие. Всё, что возможно снять — снимем. Остальное — взорвём. Такой мой вариант выхода из этой жопы. Готов выслушать другие.
— Всех вывезти не удастся.
— Ясен пень! У нас всегда есть и будут — добровольцы-смертники, что останутся. Главное — обеспечить эвакуацию этих, мать его, гостинцев! Гля! Свалились тут! Что вам за Уралом-то не упасть-то! Один же перенёсся себе удачно в центре Черноземья, нет, этим надо тут, в Донбассе! А мы теперь проворачивай операцию вселенского масштаба! Мать его за ногу! Об угол стола! Раком! Как специально! А если бы не я, а друзья Вилли на вас наткнулись, а, незалежанцы? Через год бы все панцергренадерские дивизии были вооружены БМД и Калашами? Про БТР я и не говорю — с этим они и сами справляются. А как они обрадуются вашим гаджетам? Вот гадское же слово! Они в 44-45 по пендосовским летающим крепостям лупили зенитными управляемыми ракетами с радиоуправлением и тепловыми головками самонаведения. А с вашими "подсказками"?
Сугроб вскочил, лицо багровое, хоть прикуривай от него:
— Это мы виноваты? Мы имели возможность выбора места?
— Витя, остынь, — тихо приказал Кельш, — не их вина тут. А наше везение. Твоё везение. Прав был Лаврентий...
— В рот того везение! В... — заорал я.
— Встать! — заревел генерал. Сразу пропал малейший Коль-Коль. А в полный рост проявился Генерал Госбезопасности, — Молчать! Пшёл вон! Пока не успокоишься — не возвращайся!
— Ах, ты меня послал? Слышь, ты чё такой дерзкий, а? Да кто ты такой, а? Генерал, гля! Развелось тут генералов — плюнуть некуда! Да сам ты пошёл!
Я вылетел из шатровидного штаба. В гневе закрутился на месте, выискивая жертву — на кого излить своё негодование? Громозека, где ты есть? Душара, падла, предатель! Как же мне тяжело без наших с тобой мордобоев!
Ага! Кто не спрятался — я не виноват! А не спрятались — двое из ларца — Лёлик и Болик. Как специально, ждут, стоят.
— Потанцуем? — рявкнул я на них, давая команду Басе на полную дезактивацию комплекса. Костюм максимально втянул себя в наспинный короб-рюкзак.
Качки переглянулись, похрустели шейными позвонками, качая головой, похрустели кулаками, встали в стойки.
— Понеслось! — рявкнул я.
Несколько минут мы месились как злейшие враги — никаких спортивных правил. Боевой рукопашный бой. Летали по поляне по-очереди, вспахивали своими телами осеннюю лесную почву. Но — ничья. Даже по очкам. Не смог я их одолеть, даже не смотря на "модернизацию" моего тела пришельцем.
Кстати, модернизации той осталось — к половине подходит.
Бой остановил я, подняв руки в знаке "стоп", потом поклонился, как принято на Дальнем Востоке и улыбнулся:
— Молодцы. Быстрые, ловкие, сильные.
Ага! А у самого сердце радостно прыгает до горла — я выдержал бой сразу с двумя бойцами весьма высокого уровня! Всё же неплохо Громозека меня поднатаскал! Земной поклон ему, когда вернётся.
— Так не честно! — заявляет один близнец.
— Ты системы твоего костюма Железного Человека отключил, — продолжает мысль второй.
— А нам было интересно — что может эта штука, — завершает предложение первый.
Они разговаривают, продолжая мысль — друг друга. Как будто у них один мозг на двоих. Вот это синхронизация! И они даже не братья!
— А вот с включенным костюмом — будет как раз не честно. Благодарю за бой, но — этого мало. Хочу крови. Есть добровольцы снизить поголовье двуногого скота в фельграу?
— Есть!
— И я — тоже! А какое оружие можно брать? Печенег — можно?
— А СВД? Весло?
— А Винторез?
— Печенег — на 7,62 на 54? И СВД. Заряжайте патронами, что нам ссадили с неба — и вперёд! Кто привык к Калашам — сочувствую, предлагаю ППС или новый АКС-42. Образец опытный, совсем сырой. Может капризничать. ППС — штука надёжная, но только для ближнего боя. Уверенное поражение — 50 метров.
Я вертел в руках оружие, расхваливая, проводя вводный инструктаж, в немалой степени гордый собой. Я — есть причина удивления попаданцев. Я приложил руку и язык к появлению этих образцов стрелкового оружия. Я. Яколкин! А судя по тому, что нам его скидывали в тюках с самолётов сюда, в тыл врага — оружие это было уже массовым. Ну, ППС — понятно, он ещё весной пошёл в тираж, а вот автомат Симонова... Удивили меня мои московские руководители расторопностью.
Ага, на наш галдёж вывалили и товарищи командиры, тоже включившись в любимую мальчиковую игру — в "автоматики". Даже Коль-Коль с интересом разглядывал АКС-42, хотя он и курировал его разработку. На начальном этапе. Пока — "не выбыл по болезни".
— Ну, Николай Николаевич, как получилось? То, что задумывалось?
Кельш ловко разобрал АКС, собрал. Потом попросил АКМ, провел те же манипуляции.
— Нет. Всё же — Калаш не заменит.
— Всему свой срок, — усмехнулся я, — теперь у нас есть — натурные образцы. Подключим Симонова, Дегтярёва, Токарева, Горюнова, Шпагина, остальных оружейников, покажем, объявим конкурс. Не ждать же нам, пока будущий великий Калашников в танчики наиграется?
Люди вокруг нас с интересом прислушивались. Пусть послушают. Полезно это для дела. Мы же, русские, такой народ, что ценим и любим шкурный интерес. Любим сладко пожрать, крепко поспать, бабу ласковую и податливую, дурмана водочного потребить до непотребства.
Но, как только почуяли, что стали причастны к чему-то глобальному, эпохальному — забываем и покой, и сон. Горы можем голыми руками свернуть ради высокой, недостижимой Цели. И чем выше и эпохальнее Цель — тем больше горит душа. Такая вот ёжнутая особенность нашего Рода. Нам нужны недостижимые Цели, чтобы оставаться людьми. Без "строительства" очередного "светлого будущего" или очередного "Царствия Небесного на земле" — превращаемся в двуногий скот, жрущий, гадящий и абсолютно равнодушный ко всему. Причём, если цель — достижима, ясен к её достижению путь, видны и преодолимы трудности — не интересно. Даже пальцем не пошевелим. Воевать — так с Потрясателем Вселенной, воровать — так миллион, икать — так королеву. Иначе — пусть другие потеют ради чепухи. Чурки и немцы разные. Нам — Рай на Земле подавай, Луну на блюдечке, яблони на Марсе. Дурак Бровеносец, что объявил социализм почти достроенным, что в 80-м году — он, коммунизм, и — наступит! Сразу руки и опустили. Массовое пьянство народа в 80-е годы — я помню хорошо.
— Слушайте, отцы-командиры, — обратился я к Бредню и Сугробу, отведя их за локотки в сторону, — расскажите мне, наконец, что там у вас произошло? Как народ реагировал?
Они рассказывали, Бася вёл запись, протокольную. Ну, понятно, "майдан" — народная хохлятская забава. Путч, смещение довольно слабого, нерешительного, вороватого президента, стрельба на улицах, погромы в столице и других городах. Несогласие восточных областей Украины, неповиновение, референдум в Крыму, отделение Крыма, присоединение Крыма к России, народное ликование в России, блокада России всем "цивилизованным" миром. Лепка из Путина "кровавого диктатора" Западом и лепка из Путина "Сталина" — нашими.
Ликование. Народ радуется возможности пободаться с Америкой и его шавками? А я о чём говорю? Нам нужны недостижимые Цели. Нам нужен Потрясатель Вселенной. Нам нужен Сатана. Как враг.
— А Донбасс при чём?
— Донбасс и Луганск — тоже провели референдум, но Россия не приняла их, — ответил Сугроб.
— Много ты понимаешь, — отвел глаза Бредень, — Дымыч, подь до мини!
Подбежал один из бойцов Бредня. Обычный, ничем не примечательный, в отличии от "братцев-кроликов" Лёлика и Болика. Средних лет, среднего телосложения, непримечательное лицо.
— Расскажи, как у вас война началась.
— Мутно и погано, — ответил Дымыч и сплюнул себе меж ног, — после референдума город окружили блок-постами нацгвардия. Нарики и отморозки. Нацистские флаги развесили, наркотой обдолбятся, задираются до всех. Мы на них — плевали. Первый раз, что ли? Жили, как и раньше. Работали. Жили. А потом — люди стали пропадать. Девки молодые. Дети. В городе — тихий ужас. А потом их стали находить. В посадках, да в оврагах. Девки — замучены, снасильничаны, забиты до смерти. А дети... Дети... У меня дочь с танцевалки не пришла. Я с ума сходил, по городу метался, искал. Нашли ещё в овраге. Живот — вскрыт, органов — нет.
У меня лица поплыли перед глазами, я схватился за плечо Сугроба, чтобы не упасть.
— Семью посадил в машину, отправил в Ростов, сам свою Сайгу взял и на блок-пост. И не я один. Этим скотам деньги нужны на ширялово, — доносился до меня голос издалека, как сквозь вату.
Бася доложил о вмешательстве в моё тело, введение чего-то там, стало легче, я смог вздохнуть, сердце — снова пошло в ритме.
— А на блок-постах — уже никого. Сбежали, как толпы мужиков с топорами — увидали. А потом — они по городу Градами ударили. Так и началась эта война.
У меня не было ни слов, ни эмоций. Только ледяная ярость.
— Товарищ генерал, сводный отряд выступает в отвлекающую диверсию. Возражения не принимаются. Нам нужна от вас — взрывчатка и сапёры.
Коль-Коль посмотрел мне в глаза. Потом заглянул за мою спину, увидел Дымыча, поджал губы разочарованно (уже в курсе событий с Дымычем? Шустёр!). Кивнул:
— Удачи.
— Нам она не потребуется. Добровольцы-смертники — строиться. Выступаем. Запевай!
Один затянул, ещё пара голосов подхватила, потом ещё и ещё:
Звездопад, да рокот зарниц.
Грозы седлают коней,
Но над землей тихо льется покой
Монастырей.
А поверх седых облаков
Синь соколиная высь.
Здесь, под покровом небес
Мы родились!
Круто, когда строй, пусть не большой, два десятка человек, но — хором! А я — не слышал такую песню. Бася, а ты? Да ты что? Алиса? Вот я отсталый! Строй грянул хором:
Нас точит семя орды,
Нас гнет ярмо басурман,
Но в наших венах кипит
Небо славян.
И от Чудских берегов
До ледяной Колымы.
Все это наша земля!
Все это мы!
За бугром куют топоры,
Буйные головы сечь,
Но инородцам кольчугой звенит
Русская речь.
И от перелеска до звезд
Высится Белая рать.
Здесь, на родной стороне
Нам помирать.
Нас точит семя орды,
Нас гнет ярмо басурман,
Но в наших венах кипит
Небо славян.
И от Чудских берегов
До ледяной Колымы.
Все это наша земля!
Все это мы!
Думаете, я вспыльчивый мальчик, которому кипящая моча в голову шибанула и он полетел искать приключений? Да, я — в состоянии истерики с момента, как встретил этих хроно-зайцев. Но, не позволяю истерике руководить мной. Истерика проявляется только в повышенной смехуёвовщине. В излишней возбуждённости. Но, руководит мной — расчёт. Эта операция давно напрашивалась, но — сложноисполнимо.
Дело в том, что рано или поздно, (лучше поздно, затем и идём) противник вынужден будет применять против нас средства усиления — танки и пушки. А где они сейчас, эти средства? На востоке, на фронте, или на западе — на заводах. И перевезти их к нам поближе можно — только железной дорогой. Ближайшая станция — вот она. А вот и уязвимое место — мост. Прервать транспортное сообщение противника — первейшая необходимость в войне. Ясен пень, что враг догадывается о ценности моста. Ясен пень, что охрана этого стратегического объекта усилена. Потому он и стоит до сих пор. Ни один партизанский отряд к нему не рискует подступиться. Людей положишь — а мост не взорвёшь.
