| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Да, я в курсе, коллеги не обнаружили на костях погибших следов насилия и ядовитых веществ в том числе. Сгорели люди, но ты здесь причем? Может быть, их убили, но следов-то нет, сгорело всё.
— Следствием установлено, что это был поджег, а значит, убийство. И пули нашли в доме, гильзы, — ответил Иван.
— И почему ты отказался от расследования? — спросила Алла.
— Генерал просил тебя поговорить со мной, чтобы я вернулся и взял это дело?
— Просил, — кратко ответила Алла.
— Да... просил... Из-за моего ухода ему тоже влетит, могут даже уволить. Но дело я всё равно не возьму.
— Но почему? Ты можешь мне объяснить. Не генералу, а мне.
— Это политика, Алла. Я знаю, почему сгорели эти люди. И знаю кто убийца. Но это политика, Алла. А потому я не возьмусь.
— Но почему? Причем здесь политика и ты, Ваня? — вновь спрашивала Алла.
— Сгорели преступные уголовные элементы из хохляндии. Они сбежали оттуда, чтобы не воевать, вернее, не погибнуть зря. И решили обирать наш народ в России. А мы налево и направо паспорта выдавали братскому народу, которого америкосы давно перевоспитали. И братским его считает только наша власть. Если в хохляндии фашистский режим, то почему нет партизанского движения братского народа? Короче, здесь они продавали наркоту и оружие. За это их сначала убили, а потом сожгли. Много у меня вопросов, очень много. А тебе для ясности скажу так: например, вышел отец из дома и увидел, как его маленькую дочь пытается изнасиловать мужик. В ярости он этого мужика на куски порвал. И дали ему семь лет, даже не помогло состояние аффекта. Такого отца я бы никогда не нашел. Теперь тебе понятно? Есть закон и справедливость, но это разные понятия.
— Я понимаю, Ваня, — вздохнула Алла, — и что ты будешь делать теперь?
— Что делать? Коновалов закусил удила и это понятно. Он за себя боится, а не за раскрытие дела. Уволят — пойду в адвокаты. Там спокойнее и денег будет явно побольше. Так что не переживай, Алла, главное, чтобы у нас с тобой было всё хорошо. А остальное перемелется и мука будет.
Иван начал поглаживать ножки Аллы. Ему нравились её ножки: длинные, прямые и слегка полноватые. И вообще она нравилась ему вся. Он стянул с неё трусики и подсадил на стол...
На следующий день генерал Коновалов в ярости подписал рапорт Тихомирова и кадры отправили дело в Москву. А там зам по кадрам не стал подмахивать и принес дело председателю. Призняков возмутился и позвонил в Н-ск. Вместо приветствия сразу прозвучал вопрос:
— У тебя увольняется полковник Тихомиров. Почему?
— Товарищ генерал-армии, Тихомиров вышел из отпуска, и я поручил ему расследование убийства пятнадцати человек. Их сначала убили, а потом сожгли вместе с домом. Но Тихомиров наотрез отказался и подал рапорт на увольнение. Я пытался выяснить причину отказа, но он даже разговаривать со мной не стал, оставил рапорт в кадрах и на службу не выходит.
— Какой из тебя руководитель, если ты даже элементарной причины увольнения установить не можешь, — высказался председатель и положил трубку.
Генерал-полковник Востриков, начальник управления кадров прибыл в Н-ск уже на следующий день. Он хорошо запомнил слова, сказанные Призняковым: "Трофим Игнатьевич, поедешь в Н-ск и разберешься там объективно. Мне полковник Тихомиров важнее генерала Коновалова. Выяснишь причину увольнения и доложишь".
Востриков прошел прямо к Ветровой. Спросил сразу и прямо:
— Что можете доложить о полковнике Тихомирове, почему он подал рапорт на увольнение?
— Не понимаю, — честно ответила она. — Он вернулся из отпуска и его сразу же вызвал к себе генерал-майор Коновалов. Больше я Тихомирова не видела, на звонки он не отвечает и на службу не ходит.
— А домой к нему съездить сложно было? Или у вас отношения натянутые? — спросил Востриков.
— У нас хорошие рабочие отношения. Вначале я, конечно, беспокоилась, что он займет моё место. Но он сразу дал понять, что не согласится на подобную должность. Он сказал об этом прямо.
— Почему не согласится?
— Он заявил, что следователь, а не администратор. Так он начальников всех называет.
— И он действительно хороший следователь?
— Хороший? — усмехнулась Ветрова, — он не хороший, а лучший из самых лучших. Любой глухарь за два-три дня раскроет. Не зря президент попросил Признякова сразу ему полковника присвоить через ступень. Был майор, а стал полковник.
"Так вот откуда вся эта возня, — понял Востриков, — и очень хорошо, что я не уволил этого Тихомирова, а пришел к председателю. Потому он меня и послал сюда лично. Значит, Тихомиров кумир президента, а это многое значит".
И Востриков решил проехать прямо на квартиру Тихомирова.
— Здравствуйте, Иван Николаевич. Я генерал-полковник Востриков, начальник управления кадров, в прошлом следователь-важняк.
— Проходите... Чай, кофе или чего покрепче? — спросил хозяин дома.
— Благодарю, хотелось бы выяснить...
— Я понимаю, Трофим Игнатьевич, что вы приехали выяснить причину моего увольнения. Генерал Коновалов приказал мне расследовать дело о гибели пятнадцати человек. Полагаю, что в общих чертах вы в курсе. Я отказался и подал рапорт. Причину объясню вам следующим образом: есть такие понятия, как закон и справедливость, которые вместе обычно не ходят. Например, я бы, конечно, стал расследовать убийство насильника маленькой девочки её отцом. Но я бы никогда не нашел его. Незаконно, но справедливо. Более ничего пояснить не смогу и не стану этого делать. Так чай, кофе или чего покрепче?
— Понимаю вас, Иван Николаевич. На этой почве у вас произошел конфликт с Коноваловым, и вы подали рапорт.
— Собственно, никакого конфликта не было: он приказал, а я ответил рапортом, — пояснил Тихомиров.
— Все пятнадцать трупов в сгоревшем доме были насильниками? Спросил генерал.
Тихомиров хмыкнул...
— Нет, насильниками маленьких девочек они не были. По крайней мере такой информации у меня нет. Но я считаю, лично считаю, что пожизненного заключения им было бы мало. И уверен, что так бы считал весь российский народ, за исключением некоторых депутатов и правителей. Но это политика, в которую я лезть не намерен. А искать справедливых убийц — это не по мне. Вот, товарищ генерал-полковник, вы и получили подробный ответ на интересующий вопрос.
— Понятно, Иван Николаевич. Решать, конечно, не мне, но, если директор уволит Коновалова, то вы вернетесь на службу?
— Нет, не вернусь. Дело вовсе не в Коновалове, а в принципе. А принцип у погонников всегда простой: я начальник — ты дурак; ты начальник — я дурак. Возвращаемся к чаю, товарищ генерал-полковник?
— Благодарю, мне пора, Иван Николаевич.
Востриков вернулся в Москву и передал флэшку с записью разговора Признякову. Тихомиров был уволен, а Коновалову объявили неполное служебное соответствие.
Х
Ну вот, Алла, теперь я свободный человек! Наконец-то меня уволили и теперь я могу подавать заявление в адвокатуру. Сдавать экзамены и так далее.
— Сдавать экзамены?
— Да, Алла, сдавать экзамены на профпригодность, если можно так выразиться. Но ничего, я сдам всё: кал мочу и так далее.
Они оба рассмеялись.
На всё требуется время. И оно летит быстро, если смотреть на него назад. Вот оно и пролетело. Тихомиров сдал экзамены и был принят в коллегию адвокатов. Сразу же организовал свой кабинет. И к нему явился законник Корней.
— Вору не принято извиняться, но с вашим уходом из следствия всё пошло вверх дном. Я знаю, что вы отказались от следствия по делу о гибели пятнадцати нелюдей на пожаре. А следствие все-таки нашло убийц и предъявило им обвинение. И это не люди Серого. Из них выбили показания, и они подписали всё. А адвокат подыгрывал следствию. Такое бывает, вы знаете. Возьметесь за их защиту, Иван Николаевич?
— Есть такая поговорка, Корней: "что прокурору взятка, то адвокату гонорар".
Корней засмеялся и протянул пакет:
— Здесь два миллиона и это аванс. Обвиняемые уже написали заявление на отказ от назначенного адвоката. А это договор с их родственниками.
— Договорились, Корней, сделаю, что смогу.
— А когда у вас что-то не получалось? — усмехнулся вор. — Тем более, что мы оба точно знаем — обвиняются невиновные.
Тихомиров пришел к судье, который очень удивился.
— О, гражданин Тихомиров, каким ветром вы здесь? Вы не сдали при увольнении свое служебное удостоверение и незаконно проникли в суд? Можете что-то объяснить или мне сразу вызвать охрану?
— Гражданин судья, не стоит прыгать выше собственной задницы, а то ведь можно по ней и получить. Неприкосновенность, бывает, так может ударить, что попа совсем онемеет, — съязвил Тихомиров.
— Я знаю, что вас курировал президент пока вы были полковником. Но сейчас вы в отставке и фамилия ваша Никака. Я вызываю охрану.
— Конечно, Никакий судья. А вы не задумались, что президент курировал не полковника, а господина Тихомирова. И сколько времени вы просидите в этом кресле, сколько часов, а не дней, естественно. А сейчас дайте мне разрешение на постоянное посещение обвиняемых в СИЗО по факту убийства пятнадцати человек в сгоревшем доме.
— Это уже слишком и вы сядете, Тихомиров. — Судья нажал кнопку и охрана появилась очень быстро. — Задержите этого типа, он незаконно проник на территорию суда и вымогал у меня разрешение на посещение следственного изолятора. И он не полковник, он уволен из Следственного комитета. Взять его, — почти закричал судья.
— Брать будешь свою жену в спальне, если она позволит, — ответил Тихомиров.
— Вы слышали, вы слышали, он вымогает у меня разрешение на посещение СИЗО, — завопил судья, — будете свидетелями, он вымогает. Взять вымогателя!
— Аркадий Ефимович это уже не смешно, — ответил один из вбежавших охранников, видимо, старший, — официальный запрос на посещение СИЗО у вас на столе.
— Что? — удивленно произнес судья.
Он уткнулся в лежавшую перед ним бумагу.
— А-а, так вы у нас теперь адвокат... ну-ну, там дело чистое и преступники написали признанку. Не боитесь свое первое дело проиграть вчистую?
— Не боюсь, — ответил Тихомиров.
Он посмотрел прямо в глаза судье. Говешокин почему-то разволновался и не смог отвести взгляд. Тихомиров понял, что он дружит с начальником ГУ МВД по Н-ской области генерал-лейтенантом Молчановым. Теперь он понял, откуда пошли "напевы".
Получив разрешение, Тихомиров направился прямо в СИЗО. Но встретиться со своими подзащитными ему не удалось. Обвиняемые Бондарь, Костромин и Серов были переведены в санчасть. Обыкновенные сантехники, которым не повезло.
Тихомиров зашел к начальнику СИЗО. Полковник Голованов Игорь Ильич встретил его с ухмылкой.
— О-о! Сам бывший полковник Тихомиров пожаловал. Но, я слышал, вы теперь адвокат. И чем могу?
— Обвиняемые Бондарь, Костромин и Серов сейчас находятся в санчасти. И мне, естественно, интересно каким образом они, как первоходки, сразу попали в камеру к уркам? Их там систематически избивали, пока они не подписали признанку, а теперь перевели в санчасть. Хочется знать, Игорь Ильич, кто о них так позаботился? Вы или начальник оперчасти? Кто настойчиво попросил с воли: менты или следствие?
— Не забывайтесь, Тихомиров, не забывайтесь! — возмутился Голованов.
— Так я и не забываюсь, Игорь Ильич. Если вы честно и правдиво отвечаете мне на поставленные вопросы, то я элементарно ухожу. Для вас без последствий. Если нет, то уже завтра утром у вас будет проверка. И не из областного ГУФСИНа, а из Москвы. Вы же понимаете, что утаить ничего не получится. И какой будет результат? Полагаю, что не увольнение, а всё-таки камера, но не в вашем заведении, а в изоляторе ФСБ. Вы же мои возможности знаете, товарищ полковник. Так рассказываем правду или сухари сушим?
— Какие у меня гарантии? — спросил начальник СИЗО.
— Гарантии выдает патологоанатом после вскрытия, Игорь Ильич. Так мне слушать или уходить?
— Мне позвонил генерал Молчанов, а с начальником оперчасти конкретно уже договаривался подполковник Шахрезадов из уголовного розыска, — ответил Голованов.
— Значит вы, полковник, дали команду своему начальнику оперчасти подполковнику Трегубову на пресс обвиняемых Бондарь, Костромина и Серова, а детали уже обговаривали подчиненные. По просьбе Шахназарова Трегубов бросил выше названных обвиняемых в камеру к уркам. Там их избивали, а когда они под физическим воздействием дали признательные показания в несовершенных ими преступлениях, то их перевели в санчасть. Я всё верно изложил, господин начальник СИЗО?
— Верно, но совершали они преступления или не совершали — это уже не мой вопрос.
— А в остальном всё верно? — решил уточнить Тихомиров.
— А в остальном всё верно, — согласился Голованов.
— Тогда приглашаем на разговор вашего начальника оперчасти?
— Нет, — возразил начальник СИЗО, — это уже без меня. Я вам всё рассказал, как есть, а детали выясняйте сами.
— Хорошо, тогда пригласите начмеда, хочется узнать о здоровье фигурантов, — попросил Тихомиров.
— Это можно, — согласился Голованов и позвонил.
Начмед прибыл не так быстро, как бы хотелось, но прибыл.
— Товарищ полковник...
Голованов перебил его:
— Отставить, садись и рассказывай о состоянии здоровья обвиняемых Бондарь, Костромина и Серова.
Начмед посмотрел в сторону Тихомирова.
— Рассказывай всё, как есть, можно, — приказал Голованов.
— Здоровье, — ухмыльнулся начмед, — хреновой у них здоровье: почки отбиты, ребра сломаны и задницы порваны, кровью писают, но жить будут.
— Повреждения можно отнести к тяжким? — спросил Тихомиров.
Начмед снова посмотрел на Голованова и тот кивнул головой.
— Да, безусловно можно отнести к тяжким телесным повреждениям, — ответил начмед.
— Можешь идти, — распорядился Голованов.
Когда начмед ушел, он спросил:
— Наш договор в силе?
— Какой договор, Игорь Ильич? Разве мы заключили с вами какой-то договор? — удивился Тихомиров.
— Но вы...
— А-а, вы про проверку. Никакую комиссию для проверки я приглашать не стану. Я всегда держу слово. До свидания, Игорь Ильич.
Тихомиров решил пока не заходить к начальнику оперчасти СИЗО, именуемого среди зэков кумом. Он сразу проехал в Следственный комитет к генералу Коновалову.
— О-о, Иван Николаевич, решили вернуться в следствие или пришли в качестве адвоката? И по какому делу? — поинтересовался генерал.
— Возвращаться пока не собираюсь. А вот разобраться с некоторыми вопросами хотелось бы.
— И по какому делу? — повторил вопрос Коновалов.
— Да всё потому же, из-за которого и уволился.
— Ах, поэтому... Но там всё чисто, преступники задержаны и во всем сознались.
— Юрий Петрович, ничего личного. И мне бы не хотелось, чтобы вас выгнали с позором с должности.
— Что? — возмутился Коновалов, — да как ты смеешь... — он очень хотел добавить слово "щенок", но сдержался.
— Ничего личного, Юрий Петрович, но вас подставили. Я пришел разобраться и тем самым помочь вам.
Коновалов остыл и предложил присесть.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |