| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Хорошей ночи, дорогой супруг, — произнесла она сухим официальным тоном. — Завтрак, как обычно, в восемь утра. Отдыхай. И знай, я никому не позволю разбить нашу семью...
Поздно вечером небольшая военная колонна, оставив позади многокилометровый путь, беспокойно въехала в местечко Хельсендорф. Завизжали тормоза в центре поселка. Машины, вырывая из темноты свободные места, остановились у единственной гостиницы 'Фишер'. Из первого бронетранспортера выскочил офицер связи. Отдав распоряжение сержанту, направился к вездеходу Ольбрихта. У 'Хорьха' уже топтался Криволапов, потирая уши.
— Где подполковник? — бросил старший лейтенант.
— Там, — кивнул водитель, указав на дверь. — Спят, наверное. Не смею беспокоить.
— Мы прибыли, фельдфебель. Будите своего патрона.
— Не смею беспокоить, — заикаясь, выдавил Криволапов. Обида за взбучку затаилась в душе, словно болотная гадюка под корягой. — Не велено.
Рыжий связист растерялся, захлопал ресницами. Негромко стукнул по двери.
— Господин подполковник. Мы приехали. Можете выходить.
— Что? Приехали? — сонно отозвался Ольбрихт. — Хорошо, Генрих. Займитесь личным составом. Я сейчас.
Голова — двухпудовая гиря, не поднять. В натопленном салоне улавливался запах бензина. Не хватало кислорода. 'Угореть можно, — проскочила мысль. — Все обижается...' — Франц провел ладонями по распухшему потному лицу. Помассировал шею, виски. Стало легче. Натянул фуражку, приподнял цигейковый воротник кожаного черного пальто и, словно медведь, вылез наружу. Морозный воздух бодрил. Небо было усеяно множеством звезд. Снег, выпавший накануне, искрился на свету гостиничных прожекторов...
— Ох, хорошо! — вздохнул он полной грудью. — Тишина, как будто и войны нет. Крестьяне живут в свое удовольствие. Чистый воздух, природа, уважаемый труд.
'Клаус, хорошо быть крестьянином, как ты думаешь?' — 'Ты ошибаешься, Франц, — устало отозвался двойник. — Поработай на маслобойке, вычисти коровник от навоза, и твоя романтика быстро улетучится. К тебе бежит начальник лагеря. Отдай распоряжение, и идем спать. Чай, семьсот километров отмахали от Берлина на юго-запад'. — 'Ты что, простудился? Твой голос раздается, будто из ржавого трюма'. — 'Не обращай внимания! Кажется, афганская пыль и песок засели в бронхах навечно'. — 'Понятно. Есть более серьезный вопрос'. — 'Слушаю'.
Франц запрокинул голову, разглядывая вечность, спросил: 'Действительно, что к началу операции пойдут туманы? Мороз хватает за уши. Млечный Путь растянулся на все небо'. — 'Я тебя когда-нибудь подводил, мой ты сомневающийся?' — 'Нет'. — 'Тогда не задавай лишних вопросов. Что знаю я, знаешь и ты'.
— Здравия желаю, господин подполковник. Майор Стальберг — начальник штаба контрразведывательной школы РОА. Рад видеть вас.
Франц оторвался от звезд. С удивлением стал разглядывать сухопарого офицера, говорящего с акцентом. На левом рукаве шинели майора выделялся шеврон в виде Андреевского щитка с красным кантом с заглавными буквами РОА. На фуражке не было германского имперского орла.
— Вы русский? — наконец отозвался он.
— Так точно, господин подполковник. Преподавательский состав во главе с начальником школы полковником Тарасовым — сплошь русские. Нас перевели из Летцена из Восточной Пруссии в октябре 44-го года. Сидорин, Кравцов, ко мне, — окриком подозвал начштаб солдат. — Помогите расквартироваться офицерам.
— Хорошо, майор. Поговорим завтра. Покажите нам номера, и вы свободны.
— А как же ужин, господин подполковник? — брови Стальберга взлетели, чуть фуражка не свалилась. — Шнапс? Банька? Наши умельцы быстро сообразили, когда узнали о вашем приезде. Может фрейлин-с? — майор заискивающе улыбался. — В пятой группе у нас обучаются агенты-девушки: санитарки, радистки. Так мы их быстро организуем.
— К свиньям все, майор, — проскрежетал Ольбрихт. Головная боль не проходила. Франц хотел быстрее остаться один. — Готовьтесь к учебно-боевой проверке. Утром я должен иметь светлую голову. Да, принесите в номер стакан горячего чая. Других указаний не будет, — Франц сделал стремительный шаг в сторону гостиницы. Заскрипела добротная кожа пальто. Майор еле успел отскочить.
— Как остальные господа офицеры? — затараторил Стальберг, догоняя Франца. — Мы целый день готовились.
— Остальным это может понравиться, — усмехнулся немец, не останавливаясь. — Но будьте осторожны. Не маячьте долго у них перед глазами. Майор Шлинке недолюбливает вашего брата. Я предупредил вас...
К удивлению начальника штаба, группа майора Шлинке тоже отказалась от баньки, фрейлин, сытного ужина, единственно истребовав для себя дальнюю комнату гостиницы и чтобы ужин доставили туда. Когда Ольбрихт заглянул к русским, вся четверка расположилась за столом, налегая на разносолы немецкой и русской кухонь. Посредине стояла распечатанная бутылка водки. Русские оживились с его приходом. Пригласили к столу. Он не стал задерживаться. Пожелал приятного аппетита, удалился. Группе Шлинке было что обсудить вместе без него. Решался вопрос участия в операции. Вся команда в сборе...
Франц, лежа на казенной железной кровати, вновь вспомнил разговор с Мартой. Подосадовал на свою грубость, но вскоре нашел оправдание. 'А что она хотела? Война. Какие могут быть дети на войне? Только несчастные сироты'. О своей гибели он, конечно, не думал. С ним был живой талисман — Клаус. Он выручит всегда. Однако у него будет еще один ребенок. Думать об этом не хотелось. Аборт делать поздно. Да и Марта готова была расцарапать глаза за одну эту мысль. Но какова женушка? Он думал, что она тихоня, а она вцепилась в семью двумя руками. Не оторвать! Как же быть с Верой и Златовлаской? Получается, что у него две семьи?
Губы разошлись на все лицо. 'Ну и дела... — мысли перекинулись в Москву. — Им скорее хорошо, чем плохо. Ради их благополучия он стал сотрудничать с русской разведкой. Его не обманули, он знает. Русские умеют держать слово. Особенно если это слово сталинское'. Засыпая, он улыбался. От нахлынувших счастливых воспоминаний о первых днях встречи с Верой к сердцу шло умиление. 'Я должен с ней встретиться. Это мое следующее условие...'
В это время майор Шлинке, он же майор Смерша Киселев, он же товарищ Константин, за ужином в просторном номере гостиницы 'Фишер' проводил совещание. После нескольких стопок за встречу он иронично обратился к Михаилу:
— Рассказывай, Медведь, не стесняйся. Дополни свою информацию. Ты у нас на особом учете. Может, с Гитлером за руку здоровался?
Миша чуть не поперхнулся картошкой. Глаза выпучились. Лицо стало красным от возмущения. Мысль — как выстрел: 'Что это? Недоверие, проверка? Ерунда!' Он не давал органам ни малейшего повода усомниться в его преданности родине. Тогда почему на лице майора госбезопасности ухмылка? Откашлявшись, сдерживая волнение, ответил:
— Пока не довелось, Константин. Подполковник Ольбрихт не допустил меня на совещание, которое проводил Гитлер. Свой поступок мотивировал излишней строгостью проверки всех приглашенных офицеров.
— Вот как! Он оберегает тебя? Может, не доверяет? — в глазах майора светилось любопытство.
Пока Миша обдумывал ответ, Киселев бесцеремонно взял с селедочницы отборный кусок разделанной норвежской селедки. Вожделенно куснул перламутровую спинку. Несколько мизерных косточек, удерживаемых кончиками пальцев, мазанул по тарелке. Превосходное мясо таяло во рту. Голова чуть откинулась назад от получаемого удовольствия. Разделавшись с селедкой, рука офицера потянулась к фарфоровой кружке с холодным пивом.
— Что ты молчишь, Медведь? Говори, здесь все свои.
Белорус медлил с ответом. В голове путались фразы на русском и немецком языках. Он взглянул на товарищей, сидящих напротив, как бы ища поддержки и участия в разговоре. Следопыт жадно заглатывал тушеную капусту с обжаренными свиными колбасками, запивая пивом. Кроме тарелки с солидной горкой еды, он никого не видел и не хотел слышать. Гигантский организм требовал основательной белково-углеводной подпитки. Инга, почувствовав взгляд Михаила, оторвалась от овощного салата. Влажные губы раскрылись в улыбке. Ясные фиалковые глаза излучали тепло, подбадривали разведчика.
— Немец оберегает меня, — обдуманно произнес Михаил. — Боится, что могу вызвать подозрение во время проверки. Следовательно, тень падет и на него. Я считаюсь адъютантом подполковника Ольбрихта.
— Значит, оберегает... Осторожный фриц. Профессионал, — согласился разведчик. — Лишний раз подставляться не хочет. И он прав. Во время серьезной проверки гестапо расколет тебя в два счета. Ведь это так? — глаза Киселева буравили Михаила.
— Зачем вы так со мной? — вспылил Михаил, дернулся с места. — У вас нет оснований мне не доверять.
— Тише, тише, не кипятись, — осадил Михаила Киселев. — Какой горячий! Садись. Даже подтрунить нельзя. Не обижайся на мою иронию, колкие слова. Так положено. Ты же не девица. Конечно, мы тебе доверяем. Центр не видит твоей вины, что ты не попал на совещание к Гитлеру. Центр понимает, насколько это сложная задача. Ты нам нужен живой для дальнейших операций. Гитлера рано или поздно мы и так достанем, — майор сжал кулаки, лицо ожесточилось. В памяти всплыли похоронки на отца и брата. — Этот упырь от нас никуда не уйдет, — процедил офицер. С неприязнью расстегнул серебристые пуговицы немецкого кителя. Вздохнул полной грудью. Устало отвалился на спинку венского стула. Заскрипело высохшее дерево. — Хорошо. Продолжим разговор. Доложи, как чувствуют себя русские военнопленные. Будет от них толк? Уж очень они были заморены голодом и непосильным трудом. Я видел их в Бухенвальде — кости да кожа.
— Неплохо себя чувствуют, — сбивчиво стал докладывать Михаил. Обида медленно отступала. — По сравнению с лагерем смерти это курорт. Заживили раны, нарастили мясо. Правда, часть офицеров умерла по дороге от дистрофии. Двадцать три человека вновь отправили в лагерь из-за непригодности к боевым действиям. Но убыль восполнилась сразу. Отмечаю высокую организацию и порядок в школе. Учеба и тренировки каждый день. Специальную подготовку прерывают только на время проведения геббельсовской пропаганды.
— Так они что, все переметнулись к врагу, стали власовцами?
— Это не так, Константин. Есть открытые сторонники, есть сомневающиеся. Есть те, кто просто отсиживается, трусливо ждет окончания войны. Но большинство — это настоящие патриоты. Они готовы хоть сейчас по приказу броситься на врага.
— Военнопленные знают, куда их направят фрицы?
— Приказ не доводили. Однако все понимают, что отсидеться не удастся, что их готовят к боевым действиям. Но куда пошлют — не знают. Полагают, что не против русских. Это обнадеживает. В целом весь штрафбат — нормальные советские люди.
— Да нет, не советские, раз попали в плен.
— Константин, не надо всех стричь под одну гребенку, — раздался тягучий бас Следопыта. Богатырь, закончив с первой тарелкой еды, приподнял голову. — У каждого своя судьба. Вот я знаю случай...
— Подожди, Следопыт, не трезвонь в колокола. Тебе слово не давали. Выйди и проверь, раз поел, все ли тихо в коридоре. Немец наш спит?
— Есть проверить, — недовольно выдохнул сибиряк и тяжело поднялся, повел плечами. Затрещали швы коротковатого фельдфебельского френча. Словно игрушечный, забросил автомат на плечо и двинулся к выходу. Под метровыми шагами заскрипели жалобно половицы. Где-то глубоко в подполье шарахнулись в испуге мыши. Огромная угрожающая тень накрыла группу разведчиков, когда старшина остановился напротив дежурного освещения. Инга на секунду сжалась, закрыла глаза.
— Надо разбираться с каждым в отдельности, — рубанул громогласно Следопыт и, не поворачиваясь, нагнув голову, скрылся за дверью.
— Ладно, разберемся с каждым, — согласился Киселев, задержав восхищенно-тревожный взгляд на необъятной спине уходящего богатыря.
Михаил, поддержанный Следопытом, уже смелее продолжил разговор.
— Разбирайся не разбирайся, товарищ Константин, — добавил он, — а все полягут. У штрафбата одна дорога. Как говорили раньше: либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
— Твоя правда, Медведь. Смотрю, повеселел. А что ты скажешь о подполковнике Ольбрихте? — Киселев поменял тему разговора, в которую так неожиданно встрял Следопыт. — Ты немца больше знаешь, расскажи. Он пляшет под нашу дудку или ведет двойную игру, спевшись с бесноватым фюрером?
— Да, я знаю Франца Ольбрихта очень хорошо. Так хорошо, что был бы ловчее в 41-м году, задушил бы гада. Но момент упущен, а сейчас время другое.
— Да и ты другой, Михаил. Офицер Красной армии, дважды орденоносец, разведчик — любо-дорого смотреть на тебя. Ты один дивизии стоишь. Сведения, полученные от Ольбрихта, бесценные. Главное, они подтверждаются другими источниками. Я хотел лишь узнать твое мнение о нем.
— Думаю, он нам доверяет, товарищ Константин. И мы должны ему доверять. У меня нет опасений, что Ольбрихт ведет двойную игру со Смершем. Но полностью откровенным с нами он не был.
— Ты имеешь в виду нацистские разборки?
— Не только это. Мюллер и Шелленберг спят и видят Ольбрихта в своих подвалах. Мы это знаем. И пока Франц — помощник Гитлера, у них руки коротки достать его.
— Тогда что тебя беспокоит? — захрипел пересохшим горлом Киселев. Рука вновь потянулась к фарфоровой кружке с остатками баварского пива.
В этот момент распахнулась со скрипом дверь. Через проем втиснулся Следопыт. Улыбка на все лицо.
— Ладно, Медведь, позже договорим. Ну как там немец, Степан?
— Спит наш малахольный.
— Почему малахольный? — Киселев развязно поднялся из-за стола. Большими пальцами, перехватив резинки подтяжек, прошелся навстречу.
— Не знаю. Слово красивое. Дверь не заперта. Как ребенок, улыбается во сне.
— Да ну тебя, — махнул Шлинке. — Садись, не стой, Гулливер ты наш сибирский. Давай по стопке, и пойдем спать. Завтра будет не до шуток. Дело есть серьезное.
— Что за дело, Константин? — три пары глаз уставились в небритое скуластое лицо командира.
— Хорошо, доведу только основную боевую задачу. Остальное потом. Вот смотрите... — майор быстро достал из портфеля карту районного масштаба городка Ставло бельгийской провинции Люттих. — Здесь, на севере пригорода, расположены огромные запасы нефтепродуктов. Наша задача — предотвратить их уничтожение до прибытия немецких штурмовых сил.
— Разве мы в состоянии выполнить эту задачу вчетвером? — мгновенно сообразив опасность операции, удивленно воскликнула Инга.
— Мы будем не одни. В помощь выделен небольшой штурмовой десант. Я по дороге продумал детали операции. Изложу завтра. Теперь выпьем и спать. Как говорится, утро вечера мудренее.
— Когда дата заброски, Константин? — хмуро бросил Медведь, сжимая рюмку с водкой, не глядя в глаза майору. — И вообще, мы ведь помогаем фашистам. Не могу в это поверить!
— Прекрати, Медведь! — офицер Смерша хлопнул по столу. — Смотреть в глаза! Ну! — их взгляды встретились: жесткий, решительный Киселева и рассудительный, умный Дедушкина.
— Им там виднее, Медведь! — указательный палец командира взлетел к потолку. — Мы не имеем права обсуждать решения вышестоящего штаба. Наша задача — их выполнять. Понятно тебе? Бывают случаи, когда разведчик вынужден подыгрывать врагу, чтобы перехитрить его, в конечном счете одержать победу. Это тот случай. 12 декабря переброска всей группы, в том числе и штрафбата. И мы выполним боевую задачу во что бы то ни стало.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
