Эра жаворонка

— Не могу дойти, — просипел Сергей. — Раскоординация... Голову разламывает... Кружится... Боль адская... Дышать трудно... "Лекаря" не надо...

— Обойдёмся без "лекаря". Сам донесу.

Вук подхватил напарника под мышки, поволок к челноку. Тимофеев, невысокий, но плотный и мускулистый, был тяжёл, и скафандр добавлял ещё четверть массы. Вук после первых шагов проникся вдруг диким уважением к Виссеру, пронёсшему своего товарища несколько километров. Каждый метр давался с огромным напряжением: земной центнер на Тенере весил гораздо больше. Сергей пробовал идти сам, однако ноги его путались, заплетались, и он оставил эти попытки.

Остановившись на краткий миг отдыха, Янко бросил взгляд на лужайку. Ковыль, как окрестил его Тимофеев, действительно двигался. На том месте, где несколько минут назад стоял на коленях второй пилот, образовалась проплешина, очертаниями напоминающая поставленное в четвероногую позицию тело. Когда Вук обернулся уже у порога шлюзовой камеры, проплешина обнаружилась и на его бывшем месте, зато рядом трава будто бы уплотнилась.

Размышлять о странностях местной флоры было некогда. Янко усадил Сергея в кресло, ввёл анальгетик из личной аптечки. Тимофеев, чуть пришедший в себя, помотал головой:

— Не поможет. На пять минут отпустит, а потом снова. Я уже пробовал.

— А нет ощущения, что в голове будто бы копаются? — спросил встревоженно Вук.

— Откуда ты знаешь? — Тимофеев нахохлился, подобрался.

— Знаю, — вздохнул напарник. — Лекарства бесполезны. На вот, выпей.

Он протянул Сергею последнюю бутылочку коньяка. Тот вновь помотал головой:

— Не употребляю.

— Как хочешь, — жёстко ответил Вук. — Твоё дело. Если верования и убеждения не позволяют принимать алкоголь, терпи. Может, тебе так и предначертано в муках окупать грехи или что там ещё. Но если будет худо, имей в виду — это реально спасает.

Он отправился загонять вездеход в челнок, ничуть не сомневаясь, что Сергей не выдержит и попросит запретное снадобье. К чести Тимофеева, скрежещущего зубами и бьющегося в ремнях безопасности, выдержка подвела лишь после возвращения на базу.

— Я тут подумал..., — начал он, тяжело дыша. — Надо же — подумал! Не могу думать. Сил нет... Если ты предлагал, значит, знаешь... А Голгофа одна на двоих не бывает. Это не судьба. Это просто болезнь.

— Да, — согласился Вук, сдвигая пшеничные брови, и ещё раз протягивая пузырёк, — это болезнь. Странная болезнь. Необъяснимая болезнь, от которой помогает препарат под названием "этиловый спирт".

Биолог осторожно опустошил склянку, по капле выцедив напиток себе на язык. Откинулся на спинку кресла и блаженно улыбнулся.

— Только в такой миг понимаешь, в чём счастье, — сказал он виновато.

Вук, прищурившись и скрестив на груди руки, проговорил:

— Хочешь, Серёга, устрою сеанс бытовой магии? Я буду задавать вопросы и отвечать за тебя. Обязуюсь выпить все запасы рыбьего жира, если окажусь не прав. Итак. Вопрос первый: лгал ли ты мне сегодня? Прозорливо вещаю — лгал. Вопрос второй — а в чём ты мне солгал? Не менее уверенно утверждаю — а в том, что якобы не летал к жабе. Летал, Серёга. Летал к красаве, чтобы убедиться, что её действительно нет. Наклонился над кругом посмотреть — тут тебя и шарахнуло. Истратил весь личный запас пилюль, чтобы привести себя в чувство, но не помогло. Поделиться со мной не захотел, поскольку по инструкции я буду вынужден прервать экспедицию и вернуться на Землю с потерей половины гонорара и с невыполненной задачей. Потому и лгал. Кое-как переправился к шагающему ковылю, отрапортовал из последних сил, что всё хорошо, а дальше тебя накрыло. Так?

— Ты проходил это сам, — догадался Тимофеев, опуская ненужный и совершенно очевидный ответ. — И так же не хотел говорить о болезни мне.

— Воистину так. Раз уж мы с тобой оказались злостными нарушителями, предлагаю презреть инструкцию и довести работу до конца. Дело лишь за малым — убрать эту чёртову боль. Это шуршание в башке. — Вук яростно похлопал себя по лбу. — А прибор твой что говорит?

— Говорит, что я идеально здоров. Лучше не бывает. Это странно, Вуче. Прибор фиксирует всё — спазмы сосудов, очаги возбуждения, кислородную недостаточность, но ничего это у меня не нашёл. Ничего! Ни малейшей зацепки! Понятно, почему лекарства не помогают. Лечить-то нечего!

— Может, у нас фантомная боль? Жабий пузырь ввёл нас в транс и внушил нам, что мы больны. Типа отпугнул. Этот круг — это след пузыря, он испускает вибрации, которые резонируют с нашим мозгом и заставляют бежать прочь. Защита, выработанная эволюцией.

— Ты сам-то веришь в это?

— Нет, — честно сказал Янко. — Но больше ничего в голову не приходит. В голове у меня только одна мысль — где достать выпивки. Наверное, я уже готовый алкаш. Психологический алкоголик.

— Чушь, — категорично заявил Тимофеев. — От таких доз пьяницами не становятся. Это я как врач заявляю... Кстати, откуда на борту спиртное?

Вук поведал ему историю об отцовских бутылочках, Сергей хмыкнул. Потом произнёс:

— Ну, не знаю, как там с твоей нелокальностью, а у меня есть один препарат... Для консервации эндемиков. По официальной рецептуре он не содержит спирт. И вроде даже не пахнет. Но на самом деле....

— Много ли его?

— Литров десять.

Вук присвистнул и повеселел.

— Э-ге-гей! На таком запасе мы ещё пару раз слетать сможем.

— Не уверен, что это можно пить.

— Я готов проверить, — с энтузиазмом произнёс Вук. — Полетели, что ли?

К оглавлению

Глава 5. Хомячий корм

— Отключил? — спросил Серёга.

— Отключил, — ответил Вук.

— Тогда вздрогнем.

Чашки взлетели, жидкости проскользнули в глотки. Тимофеев крякнул, реально вздрогнул, поморщился.

— Как лакуны объясним? — поинтересовался он. — Все отключения камер фиксируются.

— Ничего объяснять не понадобится. Я потом вставлю фрагменты, где мы с тобой сидим — я у пульта, ты у своего зоопарка. В сущности, это наше основное времяпрепровождение. День за днём — пульт, зоопарк, пульт, зоопарк...

— Да никто и смотреть не станет, — махнул рукой второй пилот. — Смотрят, когда ЧП. А коли нет, кому оно надо?.. Главное — после разборки придумать что-нибудь. Там уже связь онлайновая.

— Предлагаю гальюн. Наполним контейнер для ирригатора зубов, будем время от времени весело чистить зубки.

— Куда веселее, — вздохнул Тимофеев. — Сколько пьём, до сих пор не могу привыкнуть. Гадость страшная. Как её люди пьют?

— Так пьют не из-за вкуса, а из-за эффекта.

— Как на мой скромный взгляд, и эффект хреновый. Ходишь, тупой, ни о чём думать не можешь.

— Думать... — Вук рассеянно поглядел на Хиппи, развлекающего себя полётами по салону. Щен отталкивался задними лапами от одного борта, долетал до другого, делал переворот, подобно пловцу в бассейне, и летел обратно. На лбу его отчётливо светился лозунг: "Радость и беззаботность!". — Сергей, ты же биолог, ты должен знать...

— Знать — что?

— Как воздействует на мозг алкоголь.

— Просто воздействует. Разрушает мембраны эритроцитов, уничтожает их слабо отрицательный заряд. Эритроциты слипаются в гроздья, размеры которых сопоставимы с диаметром капилляров. Слипшиеся кровяные тельца не проникают в мозг, наступает кислородное голодание. Слабые участки мозга отрубаются. У кого-то это очаг логического мышления, у кого-то зона равновесия и баланса, у кого-то эмоциональные центры, — бодро отрапортовал напарник.

— Тогда следующий вопрос — почему нам становится легче, когда мы выпиваем? У нас перестает работать некоторая воспалённая часть мозга. Так? Какие-то, предположим, бактерии, грызущие эту часть, перестают получать кислород и массово дохнут. Ведь, так?

Тимофеев, протяжно вздохнув, кивнул:

— Так, Вучо. Я уже размышлял об этом. Страшно было признаться себе, что...

— Что мы подцепили какую-то дрянь. От той жабы. Как ты думаешь, мы заразны?

— Нет, — покачал головой Сергей. — Не заразны. Контакта не было. Мы же в скафандрах. И потом ни газо-, ни био— анализатор ничего не заметили. Если что и есть, то на высшем, полевом уровне. Только это такая смутная тема... Скажем так — официальной наукой не принято считать, что существуют воздействия, которые не регистрируются приборами. Наш прибор — между прочим, самый продвинутый анализатор в мире — ничего не зарегистрировал. Значит, бояться не следует.

Янко, сунув чашку в карман, отчего тот оттопырился и придал куртке дополнительный объём, отправился в рубку — настраивать щупы на поиски возможных точек нелокальности. Ковыряясь с техникой, он вспомнил, что в своё время Клотье рапортовал о признаках нелокальности в примерно том самом месте, где "Симург" сейчас находился. Проверить гипотезу Липполд и Ермишин не смогли, поскольку их сборочный комплекс двигался иным путём. От воспоминаний о покойном Клотье, а также о его напарнике Гарсиа, у Вука защемило в груди. Единственная тенерийская команда, в которой погибли оба члена экипажа. Да как глупо, если, конечно, данный эпитет можно было применять к самой смерти.

Клотье, Гарсиа и Черезов должны были выступать на международном симпозиуме в Париже. За день до выступления коллеги-космонавты отправились на прогулку по легендарному городу, не предполагая, в какую заварушку им суждено попасть. В переулках 10-го округа, куда троица заглянула для ознакомления с аутентичной стороной жизни парижан, к ним привязалась агрессивная кучка выходцев из бывших французких колоний. Исчезают колонии, но не память. Почему гнев этой памяти крепкие темнокожие парни обрушили на тех, кто к Франции вовсе не имел отношения — Клотье был канадец, Гарсиа — американец, Черезов — русский, — теперь уже никто не скажет. Себастьяна зарезали в глухом тупике, Энди проломили череп, а Черезову искромсали руки и обеспечили сотрясение мозга. Гарсиа выжил, но через три месяца сгорел от рака печени. Черезову долго восстанавливали нервы и сухожилия кистей, однако по сравнению с проблемами Себастьяна, это были вовсе не проблемы. Себастьян Клотье истёк кровью на грязных задворках Парижа, так и не прочитав свой доклад на конференции. Громилы, лишившие жизни одного космонавта и покалечившие двух других, были уничтожены полицией несколькими часами позже, после того, как отправили вслед за Клотье ещё нескольких туристов и одного местного жителя. Ответить за смерть героя-первопроходца не суждено было никому.

Вук, настроив щупы и запустив сканирование, погрузился в рысканье по информационным архивам, чтобы попробовать восстановить события трёхлетней давности. Цели в таком любопытстве Вук не видел, поиском вызывался голым интересом.

Янко просидел в виртуальном архиве около получаса, результатом его поисков стала карта с ярко-красными отрезками, соединяющими точки столкновений хулиганов и их жертв. Ломаная линия имела два странных загиба-колена: там, где убили Клотье и там, где не повезло парижанину, торговцу мороженым, посмевшему сделать замечание разнузданным молодчикам. Прочие узлы линии лежали более или менее ровно, простираясь на протяжении двух километров с северо-востока до юго-запада. Негодяев остановили на крохотной улочке Рю Жарри, уложив заодно и парочку горячих арабов, бросившихся на помощь африканцам. Что заставило громил отклониться от почти прямого маршрута и совершить роковые виражи внутри кварталов злосчастного округа? Вук терпеливо перелистал бесчисленные статьи о кровавом марше детей парижских окраин, но не нашёл ответа на законный в своём возникновении вопрос. Похоже, никто никогда не задавался им, полагая, что нет и не может быть объяснений безумным поступкам.

— Вучо, — вывел его из размышлений голос напарника, — я вот что вдруг понял...

Янко крутанул кресло, мельком кинув взгляд на детектор нелокальности. Пусто. Нет здесь нелокальностей. Потом поднял глаза на Тимофеева, парящего прямо над головой в окружении развесёлой компании — Шпульки, Хиппи, Белки и Стрелки. На левом плече Сергея восседал рассерженый крысобел из доисторического фильма, признанного одним из достойнейших памятников поздней промышленной эпохи. Белка плотоядно облизывалась, поглядывая на Шпульку, а Хиппи столь же увлечённо поглядывал на Белку. Зверь крысобел недовольно фыркал, скрестив на крошечной груди крошечные лапки.

— Пора "джина" вызывать, — пробормотал Вук. — Рановато белочка явилась... Что ты понял, дружище?

— Понял, как восполнить запас алкоголя.

— ???

Стрелка испуганно шарахнулась в сторону от вопля Янко.

— Дистиллятор, — самодовольно произнёс Тимофеев. — Он же самогонный аппарат. У нас есть несколько килограммов корма для хомяка. Это зерно, Вучо, понимаешь? Вместо хомяка у нас из-за твоего уравнения... как его там?...

— Белла-Клаузера.

— Да, Белла-Клаузера. Из-за него у нас крыса вместо хомяка. Крысу, в отличие от хомяка, можно кормить чем угодно. А зёрна мы замочим, прорастим, подбродим, а затем перегоним.

Вук в восхищении уставился на Тимофеева. Ай, да тихоня! Ай, да мать моя, биология!

— Сопло мне в ухо!.. Долго бродит ли? — спросил Вук.

— Точно не знаю. Наверное, около недели. И на замачивание столько же.

— Успеем до сборки, — обрадовался первый пилот. — Ты гений. Дай мне в связи с этим что-нибудь противобелочное.

— И к тебе пришли? — усмехнулся Сергей. — Я уж решил, я один такой нестойкий. Вчера полвечера странное животное от Шпульки отгонял. Животному, видите ли, размножаться захотелось.

— Рыжий такой? С огромными резцами и дебильной мордой?

— А чего с дебильной-то! — обиженно заверещал крысобел. — На себя посмотри, алкаш!

— А ну, цыц, — строго осадил его Вук. — Смешно, Серёга, — нам с тобой один глюк на двоих является. Где там пилюльки?

Сунув горсть препаратов за щеку, Янко вернулся к работе. Перенастроив щупы на более широкий спектр, он извлёк их хранилища чертежи дистилляторов, а затем тщательно стёр запись в истории запросов к архиву знаний. Принцип дистилляции он понял сразу, осталось сообразить, как и из чего воплотить его на борту "Симурга". Он расслабился, очистил голову от напряжённого думанья, предоставив подсознанию полную свободу действий. Сообразно его настроению тёплая меховая компания в лице Хиппи, Белки, Стрелки и крысобела приткнулась кто куда возле Вука. Хиппи сунул нос ему под мышку, бесплотные героини космонавтики уютно расположились на загривке, а придурочный зверь поочерёдно высовывался то из левого, то из правого кармана. "Там же чашка!" — озадачился Вук, а потом рассмеялся — ну и балда! Будто глюку не всё равно!

Ночью он вскочил в горячем поту сразу от нескольких причин. Тело его раздирала дикая тянущая боль, но, как ни странно, не в черепной коробке, а где-то внизу. Живот то скручивало судорогой, то раздувало, да так, что Вуку на полном серьёзе показалось, что он сейчас лопнет. Тело мучилось, а мозг услужливо вырисовывал перед глазами чертежи дистиллятора с подписями, из чего сделана каждая деталь. Это была вторая причина прерванного сна. Третья бродила в голове в виде неясной догадки, почему же линия парижской банды вздрюкивала в двух странных местах.