Продолжение 11

Однако в субботу размеренная монотонность нашего бытия была нарушена сразу несколькими событиями. Рано утром из штаба армии телефонировал Анатоль Дольский, остававшийся за командира, и сообщил, что часа в два пополудни батальон прибудет на базу, и неплохо было бы обеспечить бойцам достойный прием, в смысле — хорошо протопленную баню и горячий вкусный обед. Нестроевая рота, подгоняемая своим командиром, бывшим в тот день к тому же еще и дежурным по батальону, моментально взялась за дело, хозблок стал напоминать разворошенный муравейник, но к указанному времени все было готово.

Герои дня не заставили себя долго ждать, в начале третьего в ворота КПП втягивается колонна. Дольский со своими кентаврами, санный поезд с моими диверсами и штурмовиками Стефанова, и под конец, батарея 105-миллиметровых трофеев, сопровождаемая сияющим Бергом. Детский комитет по торжественной встрече в лице Алеси и Данилки с радостным визгом несется навстречу своим дядям Петям, Ваням, Прохорам. Двое драгун, свесившись с седел, на ходу подхватывают малышню и усаживают впереди себя к неописуемому восторгу последних.

Отправив личный состав под руководством унтеров в баню и воспользовавшись, чтобы не мешать им, душевой в санчасти, господа офицеры собрались в лазарете, за неимением пациентов, превращенном в батальонное Собрание с табльдотом. После тушенки и прочих прелестей бытия в условиях боевой обстановки Ганнинывкусняшки пошли нарасхват, и трапеза прошла в приподнятом настроении, тем более, что застольный разговор свелся к обсуждениютого, кто чего и сколько напакостил гансам. Оказалось, больше всех отличился подпоручик Берг, рассказывавший сейчас свою историю в ожидании чашечки Дашиного кофе.

— По приказу генерала Келлера прибываем в расположение двадцать пятой дивизии, иду доложиться, а из дома, где штаб обосновался, крик стоит -чуть ли не на полверсты слышно, мол, "Не сметь!", "Под суд отдам!" и все такое прочее. Оказывается, командиру девяносто девятого полка разведка доложила, что на его участке германцы готовят газобаллонную атаку с последующим наступлением, вот он и просит разрешения отвести полк с позиций. Предложил свою помощь дивизионному начальнику, генерал Филимонов отправил на передок, и даже дал в помощьдвух, как он выразился, "телефонных жидов". Добрались до полка, а там — тихая паника. У всех глаза очумелые и мелкая дрожь в коленках, как же, — германец щас газы пускать будет!В окопах стоят ведра с... пардон, солдатской мочой, которая по идиотскому мнению каких-то наших "изобретателей" должна поглощать отраву. Я дурням объясняю, что ветер для атаки сейчас неподходящий, а им хоть кол на голове теши. В-общем, развернули батарею, приготовились, и пополз я с телефонистом к нейтралке, присмотрели там местечко, где обзор хороший. Нашел, где гансы баллоны устанавливают, дистанцию прикидываю, пока телефонист со связью возится, а сам сомневаюсь малость. Прислуга у гаубиц импровизированная, из Ваших, Денис Анатольевич, разведчиков. Я наводчиков, правда, потренировал за эти дни, но все равно — тревожно. Еще раз с ветром сверился, он как раз от нас дует, даю прицел, командую "Огонь!". Пристрелочный с большим недолетом ложится, даю поправку — дальше шестьсот, а этот сын израилев орет в трубку "Сеня, дороже на шесть рублей!". Я, господа, чуть не онемел от услышанного! Но следующие "подарки" прилетают правильно. Баллоны рваться начали, германцы в разные стороны, как тараканы, порскнули и давай дёру! А им вслед облако ползет... А этот гешефтмахер мои поправки влет в деньги переводит: "Сеня, влево двугривенный и больше на полтину!"... Вот так всю стрельбу он своими копейками и корректировал!

— И где сейчас это чудо природы? — Отсмеявшись со всеми, спрашиваю у Романа Викторовича. — Что ж Вы его с собой не забрали?

— Ну, почему же? Генерал поморщился, но разрешил с собой его взять. — Довольно улыбается Берг. — Сейчас со всеми в бане моется. Но, чур, он у меня в батарее останется!

— Надо будет с ним побеседовать, присмотреться к человеку. Кстати, наших обычаев никто не отменял. — Валерий Антонович подводит итог. — Вот сходит с разведчиками "в гости", принесет винтовку, тогда — не возражаю, забирайте!

— А второй, который Сеня, что с ним? Может, тоже к нам истребовать? — Роман Викторович хитро смотрит на комбата. — Они хорошо работали в паре.

— Ну, коль настаиваете, господин подпоручик, попробуем. Но имейте в виду, случись что, — спрошу непосредственно с Вас. — Капитан Бойко поворачивается ко мне. — Денис Анатольевич, сразу после обеда давайте побеседуем с новеньким. Остальному личному составу, господа командиры, привести себя в порядок и отдыхать. До утра...

Через неплотно прикрытую дверь в канцелярию короткий свист пробивается сквозь многоголосый гомон и веселый смех только-только прибывших с обеда бойцов. Смотрю на часы, засекая время, дневальному была дана команда сразу по прибытии роты прислать ефрейтора Хаймаевапредясны очи начальства, то есть к нам с Валерием Антоновичем. И свистнуть о выполнении поручения. Вот и посмотрим, как быстро наш распиаренный подпоручиком Бергом телефонист справится с задачей. Учитывая незнакомый коллектив и помещение... Ага, девятнадцать секунд, неплохо!

В дверь аккуратно стучат, затем раздается вежливое:

— Ваше благородие, разрешите войти?

На пороге появляется наш новичок, который тут же вытягивается в струнку и докладывает капитану Бойко:

— Ваше благородие, честь имею представиться, ефрейтор Хаймаев, явился в Ваше распоряжениедля прохождения дальнейшей службы.

Во время доклада стараюсь повнимательней рассмотреть пополнение. Невысокий, худощавого телосложения, слегка оттопыренные уши, нос с небольшой горбинкой, традиционно грустные и немного настороженные еврейские глаза. Но самое главное, что сразу сбивает с толку и, как магнит, притягивает взгляд — Георгиевский крест на гимнастерке, только вместо Святого Георгия изображен двуглавый орел. Так, а вот отсюда — поподробнее!..

— Вольно... Ефрейтор, тебя как по-человечески зовут? Ну, имя, отчество?

— Яков, сын Моисеев, Ваше благородие.

— А покороче?.. Ну, как на прежнем месте звали? — Странно, вроде бы Георгиевский кавалер, а мнется, как гимназистка на первом свидании. — Что замолчал? Я ж не из простого любопытства спрашиваю. Вдруг надо будет тебя очень срочно позвать, и что?.. Орать "ефрейтор Хаймаев" прикажешь? Только о первое слово язык сломать можно.

— ... Телефонными жидами звали, Ваше благородие... Я — первый жид, Сеня — второй...

Нифигасе!.. Смотрю в нарочито-пустые глаза, за которыми где-то очень глубоко спрятаны все эмоции. Кажется, надо менять тему...

— Ну, здесь тебя так звать вряд ли будут... За что крест получил?

— Там в бумагах все указано, Ваше благородие. — Хаймаев отвечает чуть охрипшим голосом, кивая на папку в руках Валерия Антоновича.

— Ефрейтор!.. Неужели ты думаешь, что я дослужился до штабс-капитана и не умею читать?! — Подпускаю немного металла в голос. — Когда мне надо будет, прочитаю, а сейчас хочу от тебя услышать ответ! Понятно?

— Так точно, Ваше благородие! — Хаймаев снова вытягивается по стойке смирно. — За то, что под сильным артиллерийским и ружейным огнем, будучи тяжело раненым в ногу, поддерживал связь командира артиллерийского дивизиона со штабом 4-й Туркестанской бригады...

— Приказ войскам Кавказской армии от апреля 2-го числа 1915-го года за нумером... — Зачитывает из папочки Валерий Антонович. — А тако же отрыл из землянки, разрушенной снарядом, двух телефонистов и неоднократно восстанавливал порванные неприятельским огнем провода.

— Ну, так ты вообще — герой!.. Речь грамотная, акцента почти не слышно. Гимназию окончил?

— Так точно, Ваше благородие. Потом еще наборщиком в типографии работал.

— Надеюсь, не подпольной?.. Да не напрягайся ты так, шучу я... Последний вопрос. Про вероисповедание. Надеюсь, за гоев ты нас не считаешь, и в субботу работать можешь. — Дождавшись утвердительного кивка, продолжаю общение. — Короче, дела такие, Яков Моисеевич. Ты уже наверняка заметил, что у нас батальон не такой, как другие, и порядки в нем особые. Так вот, если ты не уверен, что сможешь сохранить в тайне от кого бы то ни было то, что узнаешь... Лучше скажи сразу, мы тебя обратно отправим, или другое место найдем. Но если ты остаешься в батальоне, ты — наш до последнего вздоха. И если выяснится, что ты кому-то что-то о нас сообщил, то... Ну, ты сам понимаешь...Минута — тебе подумать, время пошло. — Демонстративно достаю часы и смотрю на секундную стрелку.

— Ваше благородие, я согласен. — Ефрейтор честно смотрит на меня.

— Хорошо. Служить пока будешь в моей роте. На занятия — вместе со всеми. Может, еще и наставника к тебе приставлю. Через месяц вместе с разведчиками сходишь за линию фронта. Там тихонько прирежешь какого-нибудь германца, заберешь его винтовку, она будет твоим личным оружием. Сподобишься — станешь полноправным солдатом батальона. Вопросы есть?.. Нет? Замечательно... У меня к тебе последний вопрос: твой друг Сеня сможет у нас служить? Сразу отвечать не надо, через пару дней, когда прочувствуешь, что и как, подойдешь и скажешь. Договорились?.. Все, иди, найдешь фельдфебеля Остапца, он тебе койку определит...

Последнее и самое важное событие происходит после вечерних посиделок в абсолютно мужской компании. Маше срочно понадобилось что-то сделать в лаборатории, а моя ненаглядная сослалась не усталость и легкое недомогание и ушла к себе. Причем, жалобы на плохое самочувствие я слышу со дня приезда уже не в первый раз... Так что мы быстренько почаевничали, скорректировали планы на завтра и разошлись.

Не успеваю переступить порог, как меня встречает раздраженный Дашин взгляд и маленький монолог на повышенных тонах:

— Денис! Ты опять накурился своих противных папирос?.. Ф-фу! Будь любезен, сейчас же прополощи рот и почисти зубы!.. И, пожалуйста, оставь сапоги в коридоре, они ужасно сильно воняют ваксой! Просто невозможно дышать!..

Открываю рот, чтобы возразить, но, подумав, тут же его захлопываю и иду выполнять требуемое. В конце концов, может быть, действительно это все неприятно пахнет. Хотя раньше моя красавица не придавала этому никакого значения. Интересно, что за вредность в ней проснулась?.. Возвращаюсь обратно, открываю дверь, Даша, пошатываясь и стараясь опереться обеими руками на краешек стола, смотрит на меня мутнеющим взглядом!.. Рывок вперед, секунда, и я подхватываю ее на руки.

— Дашенька, солнышко, что с тобой?! — Аккуратно опускаю ее на кровать и сажусь рядом на краешек. — Тебе плохо?.. Ты заболела?..

— Нет, все уже хорошо... Просто голова немного закружилась... — Голосок слабый и неуверенный. — Мне уже лучше, сейчас встану...

— Нет, нет, полежи чуть-чуть, на тебе лица нет, вся бледная как полотно! Давай я тебе водички принесу! Или морсика!..

— Морса не надо, он противный... — Моя милая морщится, как будто я предложил ей сырую лягушку. — Дай мне воды... Только холодной!..

Хватаю чашку, вихрем несусь на кухню, набираю из кувшина воду... Когда прибегаю обратно, Даша уже сидит на кровати. Делает два глотка, снова морщится:

— Теплая... Ну, ладно, пусть будет...

— Ты не простудилась часом, маленькая? Может, доктора Пашу позвать?

— Не надо, здесь он не поможет... — Жена как-то по-особенному смотрит на меня. — Денис, сядь рядышком, обними меня...

С удовольствием и облегчением выполняю ее просьбу. Вроде — отлегло, стало лучше...

— Доктор Паша мне не поможет... И не болезнь это... — Дашенька смотрит мне прямо в глаза, желая там увидеть что-то только ей понятное. — Денис... Я... Я — беременна...

... !!!... Ё...!!!... А...!!!... Ну...!!!... Да это ж...!!!... Ну ё...!!!...

Все мысли и слова куда-то исчезают, в голове остаются только многоточия и некоторые гласные. Да, слов особенно и не надо, моя ненаглядная читает все на моей обалдело-счастливой физиомордии, несмело улыбается и легонько чмокает меня в щеку.

— Даша!.. Солнышко мое!.. Любимая моя!.. Я... Мне... Это же такая замечательная новость!.. — Очень трудно разговаривать, когда путаются мысли и заплетается язык. — А это точно?.. А когда?.. А какой срок?..

— Около двух месяцев. А когда именно — не знаю... Между прочим, ты мне редкую ночь давал поспать спокойно!..

— Экскьюземуа, мадам, но ведь все происходило на обоюдно-добровольной основе. — В ответ получаю легкий подзатыльник и дежурное звание нахала.

Теперь, как будто, пазл сложился. Стали понятны и внезапные смены настроения, и вечерняя апатия с усталостью, и легкие недомогания, и вдруг возникшая любовь к бочковым огурцам на кухне, и ничем не объяснимое желание полакомиться свежими яблоками со сметаной в феврале...

Да к черту все!!! У нас с Дашей будет ребенок!!! Сын!!!...

— Денис, медведище неуклюжий!.. Пусти, раздавишь, мне больно!.. Ф-фу!.. И не лезь ко мне целоваться, у тебя усы колючие!.. И вообще, ты хоть помнишь, какой сегодня день?

— Конечно, помню — суббота! Только причем здесь это?

— Нет, я имела в виду — какая сегодня дата?.. Ты не помнишь? -В Дашиных глазах появляются слезы, видя мое недоумение, она обиженным тоном объясняет. — Сегодня — наша первая годовщина! Год назад, в этот же день ты очнулся в госпитале, и мы познакомились!.. Я думала, что ты это запомнишь!.. А ты...

Рубашка на груди начинает постепенно намокать от слез. Надо срочно что-то делать!..

— Солнышко мое, конечно, я помню про сегодняшнюю годовщину, просто не понял вопроса... Ты сегодня очень устала, давай-ка ложись в кроватку, а я расскажу тебе на сон грядущий сказку...

— Тогда отвернись и не подглядывай! — Еще пару раз по-детски шмыгнув носом, моя милая начинает шуршать одеждой и постелью. — Все, поворачивайся... А сказка будет интересной?

— Еще какой!.. Слушай... В некотором царстве, в некотором государстве жила-была царевна, и звали ее Даша. Красивая-красивая была, краше всех красавиц! Все парни, как только видели ее, сразу в обморок падали, да сами в штабеля складывались... — Вот и хорошо, слезы кончились, улыбка появляется, сейчас совсем успокоимся, нам волноваться никак нельзя. — Только не замечала царевна женихов, ходила, как ни в чем ни бывало. Но однажды зашла она в больничку одну, узнать, а не надо ли какой помощи лекарям. И увидела там, на койке Дениску-дурака. Ростиканебольшого, плюгавенький такой, грудка впалая, спинка горбиком, ручки кривые, ножки худые, голосок гугнявый, глазки бесстыжие. Шибко любопытный он был, захотел посмотреть, как парни с другой деревни петарды взрывают, да и подошел совсем близко. А оно как рванет, Дениска-дурак обо что-то головушкой своей неумной и приложился...

Так, мы уже сонно улыбаемся, веки опускаются, скоро совсем заснем. Замечательно, продолжаем в том же духе!

... И стало жалко царевне Даше придурка этого, и стала она его лечить, да не просто так, а зельями научными, "физиотерапией" называемыми. И случилось однажды диво дивное, превратился из-за зельев этих Дениска-дурак в Дениса-богатыря...

Все, спит мое солнышко, успокоилось и спит. Тихонько встаем, чтобы не потревожить, на цыпочках к столу, лампу — на самый минимум. Где там эти проклятущие учебники?.. Вот, на сегодня у нас — фортификация и закон Божий. Как там говорится? Ученье — свет, а неученье — чуть свет и на службу...