— Милая леди, о тайнах так открыто не говорят. Кода-то я учила латынь, и если сейчас возьму словарь и переведу десяток слов, то сама соображу, что сказала герцогиня Вашему отцу. Мне просто не хотелось искать словарь.
Леди Гиз знала, что Кэти по сути еще неискушенный ребенок, и была уверена, что она ей поверит.
Я не совсем точно поняла, — пролепетала та, — но герцогиня сказала отцу, что-то вроде того, что он уже раз применил право и силу в их первую брачную ночь, так неужели ему мало этого и он хочет ее применять вновь и вновь, чтобы совсем разрушить все, что есть вокруг него... или, может быть, не хочет, а будет применять, потому что хочет все разрушить... там очень сложные обороты она использовала, поэтому за точность перевода я не поручусь, но смысл был примерно такой.
— Ваш отец знает, что Вы понимаете латынь?
— Разумеется, он сам учил меня...
— Тогда все, конечно, хуже... но нос вешать не стоит, вряд ли Ваш отец, милая леди, решит сегодня Вас наказывать, или я ничего не смыслю в мужчинах... Вот только что дальше будет, непонятно... опять же вряд ли он спустит Вам это с рук... ну да поживем, увидим.
— Леди Розалинда, а что значит применить право и силу в брачную ночь?
— В данном случае это может значить только одно: то, что даже после свадьбы герцогиня не стремилась к близким отношениям с Вашим отцом.
— А почему герцогиня не стремилась к ним?
— Видимо, не по любви она вышла замуж за Вашего отца, леди. А Ваш отец воспользовался своим правом супруга и тем, что он сильнее и получил то, что хотел. Теперь-то я понимаю, почему он выгнал из замка всех слуг в их первую брачную ночь и почему на следующий день был беспробудно пьян, а Ее Светлость грустна и печальна, — вслух вспоминала леди Гиз рассказы слуг замка, проясняя ситуацию больше даже для себя, чем для своей воспитанницы. — Значит, Ее Светлость до сих пор не может ему этого простить, хотя, как истинная христианка, была бы должна... Ну да то дело не для наших голов.
— Зачем же она согласилась выходить за моего отца, раз не хотела никаких близких отношений с ним и не любила его?
— Это, моя дорогая, было решение короля, а с королем не спорят. Он решил выдать замуж свою кузину, она же его кузина, я уже говорила Вам это, за Вашего отца в благодарность, что он помог раскрыть заговор и спас ему жизнь.
— А какой заговор мой отец помог раскрыть королю? И что такое заговор?
— Заговор — это когда несколько человек тайно договариваются о чем-то. Так вот, первый муж Ее Светлости тайно договорился с другими заговорщиками убить короля. А ваш отец узнал об этом и предупредил короля. Герцога Риттенберга, первого супруга герцогини, казнили, после чего король решил отдать его супругу, свою кузину, в жены Вашему отцу.
— А зачем он так решил?
— Ну, наверное, отец Ваш попросил. Король спросил, чем его наградить за заслуги, он и попросил...
— А зачем попросил?
— Наверное, потому что полюбил.
— Это ужасно, леди Розалинда... Как мы будем жить? Получается, что теперь отец совсем не любит нас, а любит только ее, а она совсем не любит его... Наша жизнь будет похожа на кошмар, леди Розалинда.
— Насчет нашей жизни не знаю... — леди Гиз иронично усмехнулась. — А вот Ваша жизнь, моя юная леди, точно будет нелегкой, если Вы в ближайшее время не измените своего поведения и не научитесь подчиняться как желаниям Вашего отца, так и желаниям герцогини. Запомните: если изменить что-то Вы не в силах, то это необходимо принять, как данность.
— Нет! Нет! — Кэти бросилась на кровать и, уткнувшись в подушки, зарыдала. — Он не мог разлюбить нас... не мог... ведь мы любим его, а ей он совсем не нужен... она не любит его... Неужели он это не видит?
Леди Розалинда вначале хотела жестко потребовать, чтобы Кэти немедленно прекратила истерику, а потом решила, что девочке не помешает выплакаться, и тихо вышла, закрыв за собой дверь, а потом, для верности даже заперла ее на ключ.
Она направлялась к своим комнатам, когда в коридоре появился герцог Тревор, который вел за руки двух младших дочерей. Увидев ее, герцог остановился и сурово приказал дочерям:
— Быстро идите в свои комнаты и ждите там леди Розалинду.
Девочки, испуганно глядя на отца, почтительно склонились перед ним и скрылись каждая в своей комнате.
— Леди Розалинда, нам надо поговорить, — обернулся к ней герцог. — Лучше в Вашей комнате.
— Как Вам будет угодно, Ваша Светлость, — леди Гиз провела герцога в свою комнату и плотно закрыла дверь.
— Розалинда, леди Катарина сказала Вам, что поняла из фразы герцогини? — мрачно глядя ей прямо в глаза, спросил герцог.
— Да, Ваша Светлость, — леди Гиз решила не лгать, чувствуя, что даже небольшое лукавство герцогу в таком щепетильном вопросе может стоить ей очень дорого, — Ваша дочь поняла, что Вы воспользовались своим правом и силой в Вашу первую брачную ночь с герцогиней, и герцогиня спросила Вас намерены ли Вы и дальше использовать их до тех пор пока не разрушите все вокруг.
— Дьявол, — выругался герцог и стукнул кулаком по стене, а потом, шагнув к окну, отвернулся, схватившись рукой за широкую оконную раму. Он с трудом скрыл, как обрадовался этим словам Розалинды. Идя сюда, он как раз на это и надеялся. Надеялся, что Кэти именно так и поймет фразу, произнесенную герцогиней.
Сжимая до побелевших пальцев оконную раму, он мрачно проронил:
— Иногда оказывается что, то, чему научил детей совсем им и некстати... В общем, мне бы очень хотелось, леди Розалинда, чтобы то, что Вы узнали... о том, что я был... — герцог ненадолго замялся, словно подыскивая слово, и продолжил: — что был не очень обходителен с Ее Светлостью в нашу первую брачную ночь, не оказалось бы достоянием гласности...
— Ваша Светлость, я буду нема, как рыба, — заверила герцога леди Гиз, преданно глядя ему в глаза.
Однако тот ни на секунду не поверил в искренность подобного заявления, зная, как эта немолодая сплетница обожала оказываться обладательницей всякого рода тайн, которые тут же после этого переставали быть тайнами вообще. Но именно на это у герцога и был расчет.
— Я верю Вам, Розалинда... — герцог отошел от окна и стал нервно расхаживать по комнате. — Герцогиня, как видите, до сих пор не может простить мне этого... — продолжил он. — Хотя, конечно... я признаю, что немного перебрал и настаивал на своих разнообразных желаниях не слишком учтиво... Но дело-то прошлое... и я надеюсь, Ее Светлость со временем забудет об этом... и мне совсем не хотелось бы, чтобы сейчас все это стало известно при дворе. Король и так уже дал мне понять, что я слишком грубо обошелся с его кузиной... если же теперь поползут слухи... его это разозлит еще больше.
— Ее Светлость жаловалась на Вас королю? — глаза леди Гиз заблестели от восторга, что она узнала столь конфиденциальную информацию.
— Конечно... моя супруга с ее строгим, почти монашеским воспитанием никак не могла безропотно снести подобное. Поэтому она приложила максимум стараний, чтобы я раскаялся в своем столь неосмотрительном поведении, и ей это, надо признать, замечательно удалось... А сейчас еще эта выходка моей старшей дочери... — суровое лицо герцога исказила гримаса явного недовольства, и он тоном, нетерпящим возражений, продолжил: — Отныне леди Катарина больше не будет с нами ни обедать, ни ужинать. За младшими девочками будет приходить Рон, если герцогиня захочет их видеть... А Катарина, чтоб не выходила никуда... я не желаю ее видеть.
— Мне наказать ее?
— Сами решайте, Розалинда. Я думаю Вам виднее, как заставить мою дочь повиноваться, — герцог раздраженно повел плечами. — В общем, я даю Вам полную свободу действий, девочка должна стать покорной и послушной.
— Хорошо, Ваша Светлость, я постараюсь, — леди Гиз склонила голову.
— Итак, я надеюсь на Вас, — проговорил герцог и стремительно удалился.
Отперев дверь комнаты Кэти, леди Гиз вошла и с удовлетворением заметила, что та уже успокоилась и больше не плачет. Более того, увидев, что она вошла, Кэти тут же встала с кровати и, чуть присев, склонила голову:
— Леди Розалинда.
— Я рада, что Вы самостоятельно сумели успокоиться, леди Катарина, — кивнула она ей в ответ.
— Отец разговаривал с Вами?
— Да.
— Что он сказал? — Катарина со страхом взглянула на опекуншу.
— Ничего особенного... — повела плечом та, — кроме того, что Вам запрещено покидать это крыло замка до тех пор, пока Вы не научитесь себя прилично вести, — она немного помолчала, а потом продолжила: — Наказывать сегодня я Вас не буду. Однако в дальнейшем любое Ваше своеволие я буду строго пресекать.
— А мне совсем нельзя выходить? Даже во двор? — удивленно переспросила Кэти.
— К сожалению, да. Это непременное требование герцога.
— А я могу поговорить с ним? Я хочу извиниться...
— Мне не хотелось бы Вас огорчать, леди, но я вынуждена отказать Вам, потому что общаться с Вами герцог не желает.
— Но ведь тогда получается, что я буду здесь как заключенная... — подавленно проговорила Кэти, в ее глазах вновь заблестели слезы.
— А Вы что хотели, моя дорогая, надерзить герцогу и герцогине и чтобы это сошло Вам с рук?
— А если я буду слушаться? И все-все выполнять? Тогда он простит меня?
Во взгляде Катарины, обращенном на леди Гиз было столько мольбы, что та невольно растрогалась.
— Надеюсь, увидев, что Вы стали послушны, он изменит свое решение, — проговорила она, желая ободрить расстроенную девочку, и помолчав немного, добавила: — Я, по крайней мере, обязательно буду просить его об этом.
— Я буду очень стараться, — пообещала Кэти.
2
Кэти стремясь загладить свою вину перед отцом, поначалу прилежно выполняла все требования и задания леди Гиз, пытаясь показать, что стала очень послушной. Однако время шло, а герцог старательно избегал любых встреч с ней. И постепенно Кэти стало овладевать отчаяние. Ей начало казаться, что отец уже больше никогда не захочет видеть ее. Ведь даже младшие сестры общались с ним, да и с герцогиней теперь достаточно редко.
Герцог стал часто уезжать в столицу, возвращался из которой, чаще всего вместе с королем, и торжественные приемы в замке следовали один за другим. Король навещал замок Телдом с завидной регулярностью. Не проходило и трех дней, чтобы кавалькада разряженных дворян не появлялась в замке. Вскоре установилось даже что-то вроде расписания. По понедельникам и средам король со свитой охотились в замке и уезжали лишь поздним вечером. По пятницам же герцог устраивал для короля торжественный ужин с танцами и иными развлечениями, покидали который гости уже в субботу ближе к обеду, а нередко и после него.
И Кэти, и сестры могли только из окон наблюдать за изысканно одетыми придворными, въезжающими или уезжающими из замка, а также деловито снующими слугами. Шум въезжающих экипажей, стук копыт гарцующих верховых лошадей, громкие голоса гостей во дворе и веселая музыка, доносившаяся порой из раскрытых окон парадных зал замка, манили девочек, и они припадали к окнам, надеясь, хотя бы мельком увидеть в этой оживленной суете знакомую фигуру отца, герцогини или даже самого короля. Больше они никого не знали, потому что осмелились лишь про короля спросить у леди Гиз, которая не поощряла подобное любопытство своих воспитанниц и, старалась всячески пресечь его. В дни приезда гостей она запрещала им подходить к окнам и нагружала их заданиями и уроками особенно усердно. Однако, как только она уходила, чтобы, воспользовавшись каким-нибудь предлогом, самой пообщаться с гостями, девочки, не смотря на задания и запреты, вновь приникали к окнам, развлекаясь тем, что обсуждали наряды незнакомых им людей.
Как-то во вторник, когда в замке гостей не ждал никто, леди Гиз уехала в столицу. Ей надо было сделать покупки, выбрать новые наряды девочкам, и переговорить с очередной кандидаткой на роль их учительницы.
Однако не прошло и часа, как она уехала, и во двор въехала кавалькада придворных во главе с королем и герцогом в костюмах для охоты.
Сестры Тревор, сидевшие в игровой зале на втором этаже тут же приникли к окнам.
— Охотиться приехали... сейчас наверняка Алину дождутся и в лес поскачут... — Луиза, чтобы лучше видеть забралась на стул, который придвинула к окну, и заворожено наблюдала за приехавшими.
— Луиза, точно... смотри, белого жеребца для Алины повели... Жаль отсюда не видно, как она садиться будет, — Мария потянула за руку младшую сестру.
— Интересно, какое на ней в этот раз платье будет, голубое или сиреневое? Мне больше голубое нравится, оно так переливается красиво. Особенно когда она скачет... Я вырасту и тоже научусь так скакать, как она...
— И совсем она некрасиво скачет, — пожала плечами Кэти.
Ее раздражала восторженное отношение сестер к супруге отца. Ей не нравилось в ней ничего.
— Вон та, светловолосая леди, что рядом с королем, намного лучше в седле держится, — добавила она.
— Не лучше! Ничуточки не лучше! Алина лучше всех скачет. Ты ничего не понимаешь, — Луиза капризно наморщила носик. — Ты просто Алину не любишь... я знаю.
— Конечно, конечно... Алина самая лучшая, ты ее теперь больше всех любишь, даже больше отца да и меня тоже... — Кэти с усмешкой посмотрела на младшую сестру.
— Нет не больше! Я вас всех люблю. А она между прочим ничего плохого тебе не сделала... За что ты ее терпеть не можешь?
— Она отняла у нас отца, из-за нее он теперь не любит нас! — Кэти сама не знала, отчего вдруг у нее вырвалась эта фраза, что уже долгое время сидела занозой в сердце.
— Неправда! — Луиза гневно обернулась к ней. — Отец любит нас! Любит! Он просто очень занят, но он любит нас! Это тебя он не хочет видеть, потому что ты грубишь.
— Ты глупая еще и ничего не понимаешь... — в Кэти как будто что-то прорвалось, и она начала выговаривать сестре то, что мучило ее саму все это долгое время. — Мы не нужны ему... он запер нас здесь, чтоб мы не мешались. Он ждет, когда у его несравненной Алины ребенок появится, и вот тогда он выгонит нас совсем! Или в монастырь какой отдаст, чтоб мы там все поумирали... Вы думаете, лишь я им не нужна? Да вы им тоже не нужны... Вот случись что с вами, думаешь хоть кто-то из них огорчится? Да и отец, и Алина ваша распрекрасная лишь обрадуются... Я-то знаю.
— Ты все врешь! Врешь! Ты все выдумываешь! Ты ничего такого не знаешь! — выкрикнула Луиза и схватила Кэти за плечи.
— Сама ты ничего не знаешь! — ответила та и резко оттолкнула от себя сестру.
Луиза покачнулась на стуле и, не удержавшись, упала прямо на окно. Стекло со звоном разбилось и Луиза, хрипло вскрикнув, выпала во двор.
Испуганно закричав, старшие сестры высунулись из разбитого окна. Они увидели, как к лежавшей на небольшом травянистом газоне Луизе, соскочив с белоснежного жеребца, метнулась герцогиня и, опустившись перед ней на колени, приподняла, ощупывая со всех сторон и осматривая.
"За врачом, надо послать за врачом" — раздались крики, а потом громкий приказ герцога, послать кого-то из слуг срочно за доктором Вертором.
