Критический эксперимент 2033

— Видите сами! Он ведь сказал, что всех нас поработить хочет, поскольку мы, дескать, собой распоряжаться не можем! А сначала забрать у нас всё имущество! "In vas pertusum congerere". (Дырявого кувшина не наполнишь). Аппий, ты почему так жаден и безжалостен?

На сей раз Аппий удостоил Сициния более развёрнутым ответом:

— "Inutilis quaestio solvitur silentio". (Неуместный вопрос освобождается от ответа).

— Можешь ли ты что-то добавить, Эбуций? Как ты намерен расплачиваться с долгом и процентами? — сказал Аппий.

Эбуций решил самый сильный аргумент приберечь на момент после оглашения приговора.

— Нет, я кончил. Взывать к твоей жалости и гуманности я не буду.

— Всё правильно. "Una salus victis nullam sperare salutem". (Одно спасение для побеждённых — не надеяться на спасение). Поскольку ты должен ежемесячно выплачивать семьдесят два сестерция, а плата подёнщика десять сестерциев в месяц, я предлагаю тебе выход. Наймись ко мне в гладиаторы, ты будешь получать сто сестерциев в месяц с моими харчами, жилищем и одеждой. Хватит и на уплату процентов, и на частичную выплату долга, а те же десять сестерциев останутся тебе на выпивку и женщин.

Итак, теперь Аппий решил низвести Эбуция в самые подонки общества. Гладиатор, тем более тот, кто стал им по своей воле — презреннейшее существо, живой мертвец, будущая жертва неназываемым тёмным этрусским подземным богам, подстерегающим мёртвых на пути в Аид. Но явно римляне всячески открещивались от человеческих жертвоприношений: гладиатор умирал в бою, а не на алтаре.

— Я отказываюсь.

— Высказались! Квинт Эбуций Фефилий, поскольку твой долг неоплатен, ты становишься рабом кредитора.

— Твоё решение незаконно! Я не принимаю его!

— Это почему же? — с любопытством спросил Аппий.

— "Te potest sit iudex in causa sua" (Ты не можешь быть судьёй в твоём собственном деле).

— Почему это я не могу быть им?

— Потому что "Lorem ipsum dolor sit iudex in propria causa" (Никому нельзя быть судьей в собственном деле). Это противоречит основам правосудия.

— Ошибся, Эбуций! Ведь если бы ты был прав, царь не мог бы судить заговорщиков и предателей, и вообще никого, кто совершил преступление против государства! Ведь государство — его дело. Так что приговор вступает в силу.

Вот теперь ошибся, и весьма сильно, Аппий Клавдий. Услышав слово "царь", народ заволновался, а аристократы попятились. Правда, пошушукавшись, они вновь заняли позиции сзади судьи. Сициний закричал:

— Слушай, народ римский! Аппий хочет быть царём! Он сам только что признался! Смерть предателю!

Многие, не расслышавшие сути дела, но слышавшие слово "царь", двинулись к трибуналу. Аппий же хладнокровно приказал:

— Казнить Гая Сициния Беллута за призыв к бунту и убийству консула! И за ложное обвинение должностного лица в заговоре против республики!

Ликторы двинулись к Сицинию, сорвали с него одежду, заткнули рот и привязали к дереву, но бичевать его народ не дал, окружив ликторов и схватив их за руки. Их бить не стали: они служители, исполняющие волю консула. А на консула посыпался град обвинений и камней. Оставшиеся ликторы отбивали камни фасциями.

— Уступи народу, Аппий! — молили его сенаторы и второй консул. — Отпусти трибуна! Ведь тебя убьют!

— Убьют, возьмут на себя тягчайший грех святотатства и нарушения клятвы. "Principes mortales, respublica aeterna". (Правители смертны, государство вечно).

— Консул, Сенат просит тебя отменить свой приговор, — произнёс первоприсутствующий Сената почтенный старец, бывший консул и диктатор Тит Ларций.

— "Pereat mundus et fiat justicia" (Пусть мир погибнет, но свершится правосудие).

И тут, наконец, Сервилий сказал, что, если Аппий не отменит свой приговор, он наложит вето. Аппий был вынужден отменить приговор.

В этой суматохе про Эбуция забыли, и слуги Аппия увели его в рабство.

— 12. Рабство

Эбуция заковали в ножные кандалы и посадили на цепь в глиняной каморке. Правда, покормили его достаточно сытно и в первый день работать не заставляли. На следующее утро его вывели во внутренний двор, и рудиарий (вольноотпущенник-гладиатор) Аппия Сард, ухмыляясь, сказал:

— Хозяин велел передать тебе: не хотел быть гладиатором свободным, "Sponte sua, sine lege" (Добровольно, без принуждения), станешь им как невольник. "Non de ponte cadit, qui cum sapientia vadit". (Не падает с моста тот, кто умно ходит). Будешь выходить на всех похоронах членов рода, пока не погибнешь. "Vae victis". (Горе побеждённым). "Ducunt volentem fata, nolentem trahunt". (Желающего судьба ведёт, не желающего — тащит).

Судя по всему, Сард передавал слова хозяина как можно точнее.

Начались тренировки. Вместе с Эбуцием занимались ещё три гладиатора: два раба и рудиарий Круделий. На самом деле опыт восточных боевых искусств, которому Евгений уже успел обучить тело Эбуция, делал тренировки примитивными. Евгений попытался выполнять приёмы боевой гимнастики, и сразу получил бичом за самовольство. Но в следующее мгновение бич оказался вырванным из руки Сарда, и на лице его вспух след от удара. На Эбуция хотели наброситься, но рядом оказался сын Аппия, Аппий Клавдий младший. Он заметил, что Эбуций не стремится бежать, и спросил:

— Ты почему бил наставника?

— Этот наставник умеет драться хуже, чем я. И он пытался разучить меня в силу своего невежества. "Damnant quod non intelligunt". (Осуждают то, чего не понимают).

— Слышал я уже легенды о твоей спеси, но посмотрим, каков ты будешь в деле. Разрешаю тебе упражняться, как считаешь нужным.

После этих слов все четверо гладиаторов зверями посмотрели на Эбуция. Теперь нужно было в любую секунду ожидать подвоха от них. Поэтому он старался во время занятий не поворачиваться к ним спиной. А в учебном бою, ожидая любой гадости от Круделия, быстрее вывернул ему руку, за что Евгения нещадно выпороли.

— Калечить и убивать будешь на похоронах, — приговорил Аппий старший.

Обычные граждане-клиенты в основном сочувствовали Эбуцию и рассказывали ему римские новости. В Городе всё по-прежнему бурлило. В предпоследний день своего консульства Аппий произнёс эдикт:

— Поскольку некоторые кредиторы злоупотребляют своими правами по отношению к кабальным, я строго определю, что они имеют и что они не имеют права делать. Никто не имеет права уступать кабалу другому лицу и переуступать другому долг закабалённого, поскольку закабалённый не раб и не может быть продан. Закабалённого разрешается наказывать лишь бичом и не до крови. При этом хозяин должен собрать трёх соседей, высказать им, в чём вина закабалённого, выслушать его оправдания и по совету соседей назначить наказание. Закабалённый не должен спать в одной комнате с рабами и есть с ними за одним столом, если сам при трёх свидетелях не выскажет такое желание.

Тут все немного посмеялись, представив себе закабалённого, который вынужден объявлять трём соседям, что желает спать в одной комнате с рабыней.

— Если закабалённый попытался бежать, его можно заковать, но сразу же представить консулу или эдилу, которые по закону определят наказание за побег. Сам хозяин не имеет права держать закабалённого в оковах. Если кредитор нарушит эти правила в первый раз, то он лишается права взимать дальнейшие проценты по долгу. Если он нарушит их во второй раз, кабальный немедленно освобождается и долг аннулируется. Я высказался.

Конечно же, Гай Сициний сразу же закричал:

— Вы слышите, Аппий приказывает всем кредиторам бить кабальных плетью до крови! А если попытается бежать, заковать и представить на суд консула. Сами понимаете, что решат эти спесивые консулы?

Сервилий попытался было внести эдикт, запрещающий порабощать римских граждан, но Аппий потребовал от него отозвать своё решение:

— Почтенный коллега покусился на основу нашей республики: на наши семьи и мораль. Ведь тем самым он лишает отца власти над сыновьями, а мужа власти над женой.

Сенаторы и многие пожилые плебеи поддержали Аппия, и, невзирая на вопли Сициния, которого уже никто не принимал всерьёз, Сервилий отозвал свой эдикт. За это его и народ, и знать запрезирали ещё больше.

А затем Сенат, чтобы немного успокоить страсти, предложил народу назначить того, кто освятит новый храм Меркурия. Такая разовая передача полномочий была в порядке вещей в Риме. Это тем более было целесообразно, что Аппий и Сервилий так и не сошлись в мнении, кому доверить почётное и выгодное действо. Ведь тот, кто освятил храм, должен был стать учредителем торговой коллегии и ведать снабжением Города хлебом. Народ демонстративно избрал лицом с правами эдила первого центуриона Марка Летория.

Этим конфузом закончились полномочия Аппия и Сервилия. Консулами избрали Авла Вергилия и Тита Ветузия. Но плебеи им не доверяли, и всё время собирались на ночные сходки, договариваясь, как вести себя на Форуме. Сенаторы боялись какого-то восстания или предательства со стороны народа, и консулы заподозрили то же. Они обратились в Сенат. Ветузий сказал:

— Вместо того, чтобы устраивать законные плебисциты под руководством трибунов, плебеи тайно, как заговорщики, сходятся по ночам то на Эсквилине, то на Авентине, то в других местах. Там они сговариваются, и днём мы видим вместо народного собрания на Форуме тысячеустого Гая Сициния. Прошу вас принять меры для спасения республики.

Но сенаторы закричали, затопали, и назначили говорить Аппия Клавдия.

— Ventis loqueris. (Говоришь напрасно) Будь вы, консулы, настоящими мужами, вы не допустили бы, чтобы наше народное собрание разошлось по тысяче беззаконных ночных сходок то на Эсквилине, то на Авентине, то лишь неназываемые боги знают где. Власти у вас вполне достаточно, чтобы обуздать зачинщиков, остальные убоятся и успокоятся. Враги наши смотрят на раздоры в Городе и ждут лишь удобного момента, чтобы напасть на разделённый внутри себя народ. Domus divisa in se, non stabit. (Дом, разделившийся внутри себя, не устоит). А вам стыдно перекладывать свои проблемы на Сенат.

— Да, если бы консулом был настоящий человек, такой, как Аппий Клавдий, он бы немедленно разогнал бы незаконные сборища и не стал бы перекладывать ненависть к себе на Сенат, — высказался Авл Постумий, бывший диктатор. — Но мы имеем тех консулов, которые у нас есть. И я предлагаю следующее. Народ развратился от праздности. Надо провести воинский набор как можно строже и затем победоносную войну.

И консулы отправились выкликать граждан для записи в армию. Но вновь никто не шёл на зов. Люди, названные по имени, сразу отступали внутрь толпы. А сенаторов, которые так храбро выступали внутри курии, рядом не было. Раздражённые консулы вернулись в Сенат.

Тут сенаторская молодёжь набросилась на них с криками:

— Трусы! Ничтожества! Сложите свою власть, если не можете пользоваться ею, чтобы защищать республику!

— Это кто трусы: те, кто вышел к беснующемуся народу или те, кто требует от других усмирять народ, а сам отсиживается? — жёстко ответил Тит Ветузий. — Если хотите, чтобы мы действовали по всей строгости, идите вместе с нами к народу, чтобы видом и достойным поведением своим образумить плебс.

Пришлось почтенным отцам-сенаторам покинуть курию и идти на Форум. Авл Вергилий заметил в первых рядах наглого плебея и выкрикнул:

— Кезон Туллий Мамерк, подойди ко мне!

Сразу же плебеи сплотились вокруг Кезона и не подпускали к нему ликтора. Делалось это даже как-то добродушно и с шуточками: народ почувствовал свою силу.

— Децим, не трать силы зря, всё равно не протолкнёшься! Вон консул без тебя уже истосковался, возвращайся лучше к нему.

Сенаторов это взбесило, и они побежали вытаскивать Кезона. Но их стали бить. Правда, до оружия и камней дело не дошло, и помятые и побитые сенаторы со стыдом отправились восвояси.

От позора в этой суматохе случился сердечный приступ с Гаем Клавдием Сабином, младшим братом Аппия, тоже сенатором, но человеком тихим и нерешительным. Его унесли домой.

Вернувшись в курию, сенаторы стали обсуждать сложившееся положение. Никакого порядка не было. Все кричали наперебой, показывая разорванные одежды и синяки, и требуя строжайшего наказания дерзких. Наконец первоприсутствующий Тит Ларций, бывший диктатор, сказал:

— Стыдно, отцы-сенаторы, вести себя так же бестолково, как плебеи на Форуме.

Аппий Клавдий припечатал:

— Плебеи померли бы со стыда, если бы узнали, что их с вами сравняли. Они выдвигают трибунов, немедленно сплачиваются вокруг своих и если кричат, то одно и то же, и хором. А тут все галдят как галки, а не как мужи почтенные: вразнобой и бестолково. Предлагаю слушать первых по списку.

Было выдвинуто три предложения.

Публий Вергиний предложил:

— Аппий Клавдий при нашей, отцы-сенаторы, поддержке поступил с народом неправедно. Тех, кто был освобождён по эдикту Сервилия, надо выпустить на свободу и простить им долги, так как они заслужили своей кровью эту награду, а мы оказались по отношению к ним чуть ли не клятвопреступниками.

— Мой бывший коллега не оговорил в своём эдикте освобождение от долгов, и я рассматривал каждый из случаев отдельно и вновь, не ссылаясь на предыдущие решения по делам освобождённых на время похода. Так что нельзя обвинять меня и весь сенат римский в клятвопреступничестве. Это те, кто не пожелали отдавать долги, нарушали договор и клятвы, — непреклонно возразил Аппий Клавдий.

Тит Ларций сказал:

— Весь народ опутан долгами. Если вознаграждать только часть, то это приведёт к ещё большему недовольству и раздорам. Необходимо освободить всех кабальных.

— Но ведь эти наглые плебеи после такого решения долги перестанут отдавать! — возмутились отцы-ростовщики.

Аппий Клавдий предложил назначить диктатора.

В конце концов, сенаторы проголосовали за третье решение. Последний камень в основу этого решения положил Аппий Клавдий.

— Корень зла в распущенности народа. А распущенность порождена беспорядком. Любое решение судьи может быть опротестовано перед другим консулом или перед сборищем таких же преступников, называющим себя Народным собранием. Посмотрим, как поведут себя эти плебеи, когда их спины и шеи будут ничем не защищены от слова диктатора, от фасций и топоров его ликторов. Ведь достаточно будет толкнуть ликтора, и диктатор имеет полное право выпороть и казнить наглеца за оскорбление достоинства римского народа в лице его высшего магистрата, и никто не может задержать казнь или отменить её.

Собирались уже назначить диктатором Аппия, но тут Тит Ларций заметил:

— А ведь уважаемый и непреклонный Аппий Клавдий чуть ли не царём себя назвал во время процесса Фефилия. Так что народ сразу решит, что он через диктаторство царскую власть себе присвоит. Вы, отцы, голосуете за бунт и за разрушение Рима.

И тут Аппий впервые почувствовал, что его карьера, возможно, закончена. Неосторожное слово будут ему припоминать в самые трудные моменты. Он гордо снял свою кандидатуру.

Диктатором назначили Мания Валерия, брата Публия Валерия, который произнёс закон, дающий народу право апелляции.