Переодевшись в гражданскую одежду, Линч вставила в ухо крошечный наушник и набрала номер Ильина. В Нью-Йорке время перевалило за полночь, но биологические часы Анатоля ещё тикали по норвежскому времени и Джессика не опасалась разбудить приятеля.

— Привет, Муромец, — припомнила она одно из прозвищ Ильина. — Как устроился на новом месте?

— Да как лошадь на свадьбу — морда в цветах, а жопа в мыле, — то ли пожаловался, толи похвалился Ильин. — Не поверишь — с ходу мотались в Гарлем — это тут район такой, гетто типа, где чернокожие живут — и с патрульными дубинками размахивали, обезьян этих разгоняли. Черт, намахался так, что руки отваливаются. Ты не поверишь, Джесс — они тут поколениями — Мелкая, я не шучу, реально поколениями — живут пособиями по безработице, представляешь? А куратора мне дали — помнишь, я тебе про кореша в армии рассказывал? Штефана Стражинского? Вот представляешь, свела нас судьба! Так что скоро — уже через два часа, он дежурство сдаст как — мы с ним пойдем бухать бухашку! Завидуй!

— Завидую. Познакомишь после практики?

— Обязательно, Мелкая! Чтобы я тебя с ним не познакомил? Ты чего, дружище! — Ильин искренне радовался. — Черт, да что после практики — выходные выберем да к тебе дунем. А ты там как? Ещё трезвая, или мои землячки уже показали тебе всю беспощадную мощь русского гостеприимства?

— Копы не в восторге от моего появления, но соседи что-то такое на вечер уже запланировали. Ты, кстати, обещал мне удалённую экскурсию по злачным местам.

— Да запросто! Ты в каком районе?

— В центре, ближайшая станция метро — Зябликово.

— Ого, неплохо, — одобрил Ильин. — Слышь чё, мелкая — если побрюхоморствовать хочешь, то практически за КПП, на улице Павла Погорелова есть забегаловка, "Самоваръ". Не экстра-класс, но харчи знатные, без надувалова, как в Нью-Йорке. Помнишь, как мы с тобой в прошлом году эти их грёбаные сандвичи заказали?

— Уж лучше бы забыла...

Не прекращая весёлого трёпа с Ильиным, Джессика закончила осмотр комнаты, набросала в уме план первоочередных работ и отправилась на прогулку в поисках ужина, угощения для соседей и разной бытовой мелочёвки из той, что проще покупать, чем таскать за собой.

Глава 6

Московская станция подземки удивила Майка и Бауэра своим неожиданным великолепием. Как охотно объяснил увидевший ошарашенные лица англичан ехавший с ними москвич — это одна из самых первых станций подземки в мире, построенная ещё в тридцатые года двадцатого века, когда ещё даже монорельса не было, не говоря уже о магнитных линиях. Но как бы то ни было, станция действительно была великолепна — облицованные мрамором колонны и стены с бронзовыми барельефами, подпиравшие снежно-белый арочный свод потолка, освещённый старомодными лампами наводили на мысли о сказочных чертогах подземных королей, а никак не о банальной станции общественного — да ещё и самого дешёвого — транспорта.

— И ты хочешь сказать, что тут не найдётся для нас работы? — фыркнул Бауэр, закончив любоваться красотами московской подземки и забрасывая за спину свой матросский мешок. — Это при такой-то роскоши — и не найдётся местечка для пары таких работящих ребят, как я и ты?

— Ну, не знаю, — озадаченно поскрёб затылок Майк, вертя головой по сторонам. — Красиво, да... — тут до него дошло, что он пялится по сторонам, словно деревенщина из колонии, впервые приехавший с родителями в город на торги, что никак не подобает доблестному морскому пехотинцу, ветерану войны с кошками, поэтому, поправив лямку ранца, он зашагал вперёд, бросив на ходу своему приятелю:

— Вот глянем, что там выше — уже яснее будет.

— Заодно и пожрать возьмём местной жрачки, — подхватил Бауэр, догоняя его.

— Пожрать... — задумался Майк. По всем раскладам, деньги нужно было экономить, а как тут с ценами — ни он, ни его друг ещё не знали. Да и русская кухня, по большему счёту, была им неизвестна, за исключением пары-тройки блюд с непроизносимыми названиями типа "бейфштроган", "гуриеффская каша" или "са-ци-ви", которое сами русские, угощавшие их во время кампании на лунах Тринити, почему-то русским не считали.

— Да, пожрать было бы неплохо, — наконец решился он. Спутники поднялись на следующий уровень и завертели головами по сторонам, попутно удивляясь отсутствию таких привычных в Лондоне вещей, как граффити на стенах, кучек мусора у сломанных шпаной утилизаторов и ночующих у стен бродяг.

— О, зайдём? — пихнул локтем товарища Бауэр и показал на светящуюся метрах в ста от них вывеску с надписью на эсперанто и кириллице "Ресторация русской кухни "СамоварЪ"". — Попробуем, что это за штука такая — русская кухня.

— А, пойдём! — решительно рубанул ладонью воздух Майк.

Несколько минут спустя приятели сидели за столиком, в центре которого красовался пышущий жаром огромный, надраенный до зеркального состояния самовар — непременный атрибут заведения, придаваший ему русский колорит и заодно подтверждающий название, — и несколько недоуменно таращились в свои тарелки, наполненные густым красным супом, увенчанным айсбергом сметаны. Называлось сие блюдо "боржч" и, по словам шустрого официанта, которого почему-то тут называли "половым", лучше всего получалось у сегодняшнего повара.

— И как это едят? — осведомился Майк, тыча вилкой в увесистый шмат клонированной говядины, который на манер окружённого капустными водорослями острова громоздился в его тарелке.

— Не знаю, — столь же обескураженно ответил Бауэр, наблюдая, как тает сметана. Майк тяжело вздохнул, огляделся и, заметив, как "половой" подал такое же блюдо толстяку в деловом костюме, принялся внимательно наблюдать за его действиями. Толстяк тем временем размешал сметану в "боржче" и, с аппетитом причмокивая, принялся работать ложкой. Спиллейн ещё раз вздохнул и, буркнув Бауэру:

— Делай как я, — принялся повторять подсмотренные движения. Боржч оказался очень даже неплох, только некоторые затруднения возникали с варёной капустой, норовившей выпасть из ложки обратно в тарелку, но вскоре друзья научились справляться и с этим недоразуменьем. На второе были рекомендованные уже Бауэром "макароны по-флотски".

— Охрененая вещь, — поделился своими впечатлениями об этом блюде бывший флотский инженер. — Я когда у русских на линкоре "Адмирал Нахимофф" стажировку проходил, нас ими в столовой кормили. По секрету — итальяшкам с их пастой место в гальюне после этих русских макарон.

— А что в них такого особенного? — заинтересовался Майк.

— Увидишь, — таинственно подмигнул ему приятель и замолчал. Спиллейн, поняв, что больше от приятеля ничего не добьётся, фыркнул и снял крышку с тарелки с загадочными русскими макаронами.

— Слушай, — спросил он, изучив содержимое. — А у этих русских что-нибудь есть без мяса?

— Ага, — кивнул Бауэр, щедро поливая макароны кетчупом. — Рыбные блюда.

— Буду чаще посещать спортзал, — резюмировал Майк и взял в руки вилку.

Их внимание привлёк негромкий разговор. Молодая девушка, вероятней всего студентка, беседовала с администратором. Его стойка находилась достаточно близко к их столику, чтобы Майк и его приятель слышали большую часть разговора. А сводился он к тому, что студентке, как мысленно окрестил её Спиллейн, приспичило поужинать именно в этом ресторане, но свободных столиков не было о чём, с прискорбием в голосе, ей и сообщил администратор. Студентка с непосредственностью, присущей молодости, предложила подсесть за один из уже занятых столиков, благо за большинством из них места было предостаточно. Эта революционная мысль, по всей видимости поразила администратора. Его печальное лицо с отвисшими щеками, придававшими ему невероятное сходство с мастифом, вытянулось и лишь секунд через десять он сумел взять себя в руки и пояснить, что в Русском секторе так не принято, и если сударыня желает отужинать именно здесь и именно этим вечером, ей следует подождать, когда освободится один из столиков.

Несмотря на неброскую простую одежду, держалась студентка с уверенностью человека, для которого подсесть за уже занятый столик было рядовым событием. Проникаться всей глубиной своего культурного падения она явно не собиралась и зашла с другой стороны.

— А если меня пригласит подсесть кто-то из гостей? — с невинным видом поинтересовалась она у администратора, при этом небрежно облокотившись на стойку. — Тогда все традиции сектора будут соблюдены и меня обслужат?

— Безусловно, сударыня, — чинно отозвался человек с лицом мастифа, неодобрительно глядя на локти, бессовестно поправшие безукоризненно вычищенное мраморное покрытие.

— Отлично, — жизнерадостно отозвалась студентка и, не дожидаясь, пока бедолага администратор сообразит, что к чему, направилась к первому попавшемуся столику, занятому Спиллейном и Бауэром.

— Добрый вечер, — вежливо поприветствовала она их по-русски с обезоруживающей улыбкой человека, которому глубоко наплевать, что думают о нём окружающие.

— Нье говоррьи рюсски, — синхронно развели руками приятели и виновато улыбнулись, попутно успев глазами экспертов оценить девушку. Бауэр, любитель женщин попышнее, особого интереса не испытал, а вот Майк решил, что незнакомка заслуживает как минимум ещё одного взгляда.

— Ви говорьит на эспьеранто? — едва ли не по слогам произнёс он, наконец оторвавшись от созерцания фигуры студентки и глядя ей в глаза.

— А есть кто-то, кто не говорит на эсперанто? — удивилась та, переходя на международный язык. Видимо вспомнив о своей изначальной цели, она вновь повторила, на этот раз на эсперанто:

— Добрый вечер. Вы не против, если я подсяду за ваш столик? Этот милый джентльмен за стойкой почему-то уверен, что есть вместе с незнакомыми людьми по меньшей мере неприлично, так что я буду очень благодарна, если вы сообщите ему, что мы договорились здесь о встрече и я могу подсесть за ваш столик.

Очевидно, что "разбойничья" физиономия Майка её не пугала, как и перспектива ужинать в компании с двумя незнакомыми мужиками. "Либо смелая, либо глупая" — подумал Майк, — "Либо из фермерской дыры, где все друг друга знают, и кража куры у миссис Джонсон является преступлением века".

— Почтём за честь, мэм, — вслух сказал он, отодвигая свободный стул. — Только сразу прошу прощения за наши манеры — отвыкли мы от приличного общества, — Майк машинально потёр свой шрам на морде, мысленно поблагодарив свою привычку хотя бы бриться каждое утро.

— Можете и не привыкать, — весело отозвалась девушка, после чего уселась на предложенное место и подмигнула администратору. Тот только покачал головой, но возражать не стал и кивнул одному из официантов, чтобы тот обслужил настырную клиентку.

— Удивительные люди, — поделилась впечатлениями студентка, — им приносят деньги, а они ещё и чем-то недовольны. Кстати, я Джессика. Джессика Линч.

— Уорр... — Майк вовремя вспомнил, что уже не является военнослужащим. — Майк. Майк Спиллейн, а это...

— Бауэр, — коротко представился его приятель, вежливо кивая девушке и возвращаясь к трапезе.

— Вы тоже недавно в Москве? — полюбопытствовал Спиллейн.

— Сегодня прибыла в сектор, — подтвердила его догадку Джессика, открывая поданное официантом меню. В него она заглядывала без того тщательно скрываемого трепета, что присущ людям, ещё не уверенным, по карману ли им выбранное заведение. Да и меню она просматривала бегло, в отличие от Бауэра и Спиллейна, ещё недавно мучительно вчитывавшихся в незнакомые названия и пояснения к ним.

Зато заказ она делала долго, отметив с дюжину позиций в меню.

— Пельмени и кисель принесите сейчас, а остальное доставьте по этому адресу к половине девятого, — велела она официанту, черкнув тому адрес общежития. — Ясно?

Тот кивнул и ушёл, а девушка с исторически богатой фамилией ответила на немой вопрос англичан:

— Вечером будут знакомиться с новыми соседями. Кстати, — без обиняков сообщила она Майку, — не нужно поддерживать беседу из вежливости, если вам хочется спокойно поужинать, а не трепаться. Поверьте, я не расплачусь от обиды.

Бауэр хмыкнул с набитым ртом, а Майк огорчённо признался:

— Да я бы и рад поболтать, мэм, да только, боюсь, ничего интересного для вас и не смогу предложить. Ну, в плане темы для беседы, — пояснил он, осознав, как двусмысленно прозвучала его фраза.

— А какие темы мне, по-вашему, интересны? — весело прищурилась Линч, для которой было интересно даже просто разглядывать молчащих людей.

То, как люди молчат, говорит о них ничуть не меньше, чем разговоры. Кто-то смущённо опускает глаза, не желая продлить общение даже на уровне простого обмена взглядами. Кто-то начинает искать какое-нибудь дело, или создавать видимость дела. Часто это выражается в копании в планшетах и коммуникаторах, чуть реже — в навязчивых движениях, вроде сминания салфеток, или ковыряния вилкой в тарелке. Встречаются люди, молчащие выжидательно и даже требовательно. Казалось бы, не говорят ни слова, но собеседник невольно ощущает себя должным что-то сказать, или сделать. Такое молчание, как успела заметить Джессика, присуще людям, привыкшим командовать другими, облечённым тем или иным видом власти. Редкие счастливчики умели молчать уютно. Сидишь рядом с таким и понимаешь, что слова не нужны. Для них будто не существовало условностей, обязывающих заполнить возникшую пустоту не мыслью, размеренной и полезной, а ничего не значащей болтовнёй.

Большинство же, увы, молчало неловко и нервозно. Обыкновенно такие люди либо уходили, либо заговаривали о чём-то, чаще всего не представляющем интереса даже для них самих. Таких людей, как объяснял один из преподавателей Академии, Россини, легче прочих сломать на допросе, просто как следует надавив.

Россини вообще рассказывал курсантам много удивительного и интересного, но большая часть знаний так и осталась в сфере теоретических. За остальных Линч поручиться не могла, но лично ей до зуда в заднице хотелось опробовать их на практике.

— Не знаю, — глядя ей в глаза, признался Спиллейн. — Но уж явно не те, на которые мы привыкли разговаривать в крайнее время. Ну, разве что Бауэр расскажет вам о корабельной машинерии типа маршевых двигателей, сервоприводов и прочей хитромудрой механике.

— И о бабах! — веско вставил бывший энсин и тут же извинился:

— Простите, мэм. Одичал на кораблях.

— Много хуже, если бы вы говорили о мужиках, — резонно возразила Джессика и тут же приняла, пожалуй, самую неожиданную из озвученных тем. — И как вам женщины в этом секторе? Бытует мнение, что они — самые красивые на планете, а я, как вы сами понимаете, не могу оценивать объективно. Вот подумываю провести небольшой социологический опрос среди знакомых.

— Мы тут... — Майк сверился с хронометром, — ... ровно час и пять минут, мэм, и вы — первая женщина, на которую мы, если честно, обратили внимание.

— Ага, — чистосердечно признался Бауэр. — Потому что пялились по сторонам, как дагомейцы на вербовочном пункте.

— Красиво тут, — попытался оправдаться Спиллейн. — И чисто. Непривычно. У нас в Лондоне...

— Откровенный срач, — безжалостно изрёк неприглядную истину Бауэр. — Станции магнитки больше гальюн третьего класса на круизном лайнере напоминают, нежели станции. Да и, положа руку на сердце, многие их как гальюн и используют.