Берег Стикса

— Как я понимаю, есть проблемы? — спросил он сочувственно.

— Еще какие, — готовно откликнулся упырь, подходя. — Третью ночь не жравши.

Роман сделал приглашающий жест и направился со двора. Упырь торопливо зашагал рядом. Роман здраво рассудил, что дорогу надлежит выбирать потемнее, и держался в тени домов, как можно дальше от фонарей. Эта тактика была молчаливо одобрена.

— Вы крыс ловили? — спросил Роман по дороге.

— Иногда и кошки попадаются, — доверчиво поделился упырь. — Иногда и чего поинтереснее найдешь. Я вот зимой младенца мертвого нашел...

— Не охотитесь?

— Куда там... Рожа-то, видите? Болею. Сил нет никаких. Солнце, ептыть...

— Как же это случилось? — Роман прямо-таки излучал сочувствие. Опыта ему было не занимать.

— Да как... наутро после Перехода. Я еще и не сообразил, чего это со мной сделалось... Занавеску отдернул — и мордой в окно. А день, как назло, солнечный попался... Так я неделю встать не мог. Думал — совсем помру. Не, остался, только не оклемаюсь никак.

— Свежей крови надо бы...

— Надо, а где возьмешь? Охотиться не могу, жить негде, работы нет, ептыть...

— Работы?!

— Хотел устроиться к Эдику в заведение. Деньги, жратва за счет фирмы — у него, говорят, по моргам лапа и еще кое-где... Не взял. Сначала, грит, рожу приведи в порядок, ептыть...

Роман нежно улыбнулся. Как говаривали в царской охранке, отбросов нет, есть кадры.

— А я бы вас взял, Василий. С удовольствием. Пойдете?

Василий квартировал в некоем подсобном помещении, которое называл "теплак". Помещение располагалось во втором этаже высотного дома, где был "перемещенный подвал" с водопроводными трубами, электропроводкой и тому подобными подвальными атрибутами. Интерьер помещения поражал скромным шиком: в нем не было окон, дверь запиралась изнутри на мощный засов, имелась лампочка и выключатель, имелись старый, вероятно, помоечного происхождения, диван, стол, два разнокалиберных хромых стула и неработающий радиоприемник.

— Восхитительно, — констатировал Роман. — Сюда вполне можно привести даму. Не правда ли?

— Ну ее к черту! — возмутился хозяин. — Только место занимать будет, да еще ей и жрать каждую ночь подавай, ептыть...

— Нехорошо, Василий, нехорошо. Даме негде жить. И потом — это же наша дама. Будем вежливы к сотрудникам фирмы.

— Что за фирма-то, Ром?

— Есть мысль, — сказал Роман мечтательно, усаживаясь на диван. — Мы, дорогой Василий, еще будем ходить в шелках и золотом сорить — и Вечные Князья возжелают водить с нами знакомство, а мы еще подумаем...

— Ну, насчет Вечных ты загнул, положим. Они гонорные, аристократы, мать их за ногу — они и с Эдиком не знаются.

— А со мной будут. Ладно, беседы — после. Сперва устроим бедную девочку, которую я перетащил. Упырь в квартире смертных — это опасно. Потом отдельный апартамент купим...

— Рассуждаешь, как миллионер, ептыть...

— А что нам миллионы, когда мы сами — чистое золото! Отдыхай, Василий, дверь запри — я постучу три раза и еще один после паузы. Про Эдика и беспутную ночную жизнь расскажешь нам обоим.

Роман встал, потянулся и направился к двери. Он чувствовал, что Вася смотрит на него с завистью, именно с той завистью, какой ему всегда хотелось в свой адрес — завистью замученного неудачника к холеному победителю. Начало положено.

Если все пойдет по плану — то ли еще будет!

Следующий день Роман провел в обществе упырей.

Нельзя сказать, что все обстояло уж совершенно гладко. Ира при виде Василия взвизгнула и кинулась Роману за спину. Василий обиделся.

— Подумаешь, какая цаца! — фыркнул он уязвлено. — От самой мертвечиной разит, морда зеленая и зенки ввалились — а туда же! Сучка!

— Урод! — не осталась Ира в долгу.

— Брэк! — рявкнул Роман. — Милостивые государи и государыни! Еще один вяк в сторону друг друга — и я ухожу, предоставляя вам разбираться дальше!

Оба упыря моментально умолкли. Перспектива продолжать болтаться Васе не улыбалась, он был относительно сыт впервые за долгое время, а Ира имела перед глазами наглядный пример упыря-одиночки. Роман только усмехнулся.

— Готовы слушать?

Они были готовы. Они уже признали, что Роман — главный и самый умный, без всяких попыток взбунтоваться, нареканий и оговорок.

— Значит так. Спать, мои дорогие, вы будете здесь.

— Чего, на одном диване с этим? — уточнила Ира недовольно.

— Это, леди и джентльмены, как вам будет угодно. Я не собираюсь вмешиваться в вашу частную жизнь. У меня и без того слишком много дел. Итак. Сейчас вы внимательно смотрите на меня и рассказываете о том, что увидели, с банальных человеческих позиций. Я, увы, не отражаюсь в зеркале — и при этом весьма нуждаюсь в информации о своей внешности.

— Кокетка, — съязвила Ира.

— Дура, — отрезал Роман холодно. — Мне предстоит общаться с людьми, я должен знать, какое произвожу впечатление.

— Для упыря вполне себе, — сказал Василий, отступив на шаг. — Сытый такой упырь.

— На вампира тяну?

— Почему бы и нет... — потянула Ира, но Василий перебил:

— Ни фига. На мажористого упыря тянешь, но не больше. Лучше простых, но хуже Эдика. А до Вечного тебе, как до луны, ептыть...

— Понятно, — сказал Роман задумчиво. — Значит, тяну на вампира только для тех, кто никогда вампиров не видел... А поскольку общаться собираюсь именно с такими... сойдет. Думаю — сойдет.

Упыри покивали. Для смертного без опыта Перехода любое странное существо сойдет за Хозяина Ночей. А если у существа длинные клыки, глаза светятся красным и при этом оно пьет кровь — то это без сомнения вампир. Сколько книжек, фильмов и страшных историй подтверждают эту терминологическую путаницу — не сосчитать.

Напугать — без проблем. Только вот к испуганному не подступишься. В смысле кормежки это скорее неудобство, чем достоинство.

— Это, мои дорогие, смотря с какой стороны подойти. Я, детки, ни за кем охотиться и не собираюсь. Я собираюсь сделать так, чтобы добыча сама приходила. И сама вскрывала вену и наполняла кровью изящный бокал. И настаивала, чтобы я откушал. А я еще поломаюсь.

Василий только присвистнул. Зато Ира фыркнула и выпалила:

— Тебе лечиться надо от мании величия!

— Знаете, что вас губит? — саркастически изрек Роман. — Слабость воображения.

Василия Роман расспрашивал до утра. Кое-что даже записал в свой блокнот.

Перечитывал в своей комнате, днем, когда не спалось. Поправлял записи. Делал выводы. Размышлял.

"Упыри в основном возникают из людей, убитых упырями в полнолуние. Не все убитые переходят в Инобытие. Только потенциальная добыча. Грешники?

Среди упырей встречаются самоубийцы. Самоубийца, по-видимому, становится упырем, если покончил с собой с досады или от злости. Самая мерзкая категория.

УПЫРИ НЕ ВЕЧНЫ! Они существуют долго, но деградируют и ветшают. Старые упыри — омерзительные существа, напоминающие движущиеся трупы на последних стадиях разложения. Только некоторые из них долго сохраняют приличный вид, что служит объектом всеобщей зависти (выяснить!).

Упыря тяжело уничтожить. Сложнее, чем вампира. Упыри могут ходить днем в пасмурную погоду, солнечные лучи для них болезненны, но не смертельны, на чеснок им наплевать. Серебро наносит серьезные раны, но все-таки не убивает. Василий утверждает, что упыря можно убить, только вогнав в сердце осиновый кол или отрубив голову. Возможно. Но упыри сами собой кончаются, иссякают и исчезают спустя определенное время — для каждого свое.

УПЫРИ НЕ ПЕРЕНОСЯТ ОБЩЕСТВА СЕБЕ ПОДОБНЫХ, НО ЖИВУТ СТАЯМИ! Иногда, по словам Василия, упыри мужского и женского пола изображают семью и живут вместе — но это только конспирация и декор. Сексуальное влечение у упырей отсутствует, дружеских чувств они испытывать не способны, благодарность совершенно нереальна — ИХ МОЖНО ПРИВЯЗАТЬ К СЕБЕ ТОЛЬКО ПОДАЧКАМИ. Судя по имеющимся данным, за пищу упырь будет пресмыкаться и унижаться, а за перспективы большого количества пищи — станет добровольным рабом. Только на верность рассчитывать не приходится.

Упырь лебезит только перед тем, кто его кормит. И до тех пор, пока этот кто-то его кормит".

Тебе все ясно? Так действуй по обстановке.

В штаб-квартире Василия Роман появился весьма ранним вечером. Из-под его потрепанной куртки виднелась белая рубашка, отутюженная и благоухающая "Тайдом". Еще от Романа пахло дезодорантом, гелем для волос и мятной жевательной резинкой.

Он держал в руках большую хозяйственную сумку, в которой что-то возилось.

Заспанные, помятые, зеленовато-серые спросонья упыри уставились на него с агрессивным недоумением.

— Ты чего это вырядился, ептыть? — хмуро спросил Василий.

— У меня важная встреча, — сказал Роман. — Все должно быть come ile fait.

— Это как?

— Как полагается. Это ужин, — Роман открыл сумку и вытряхнул оттуда пестрых кругленьких птичек. — Вам. Приятного аппетита.

— Ой, кто это? — Ира протянула руку, но Василий шлепнул по ней.

— Это — перепелки. Из зоомагазина. Даме — две, Васе — три. Для поправки здоровья. Не смотри на меня так — лучше живые перепелки, чем дохлые крысы.

— Дорогие?

— Не дороже денег. На охоту вы не выходите. Сидите здесь, отдыхаете и ждете меня. Все ясно?

Упыри закивали, жадно поглядывая на перепелок. Роман поспешно вышел, но все равно услышал из-за двери возню, квохтанье и вопли: "Отдай, мое!... Не пхайся, сука, не слышала, что Ромка сказал?!... Убери лапы, гад!..."

Роман брезгливо поморщился, ускорил шаги — и уже через пару минут с наслаждением дышал свежим воздухом, пахнущим весенним парком.

В последнее время он так славно чувствовал себя на улице, что даже по делу шел гуляючи, не торопясь, оглядываясь по сторонам и глубоко дыша. После теплака, воняющего падалью, синий вечер конца марта был трогательно хорош.

А вот в подъезде, куда Роман зашел, было куда как хуже.

Стены подъезда были разрисованы так, что свежий человек ни за что не определил бы, в какой цвет они окрашены. Самым выдающимся пятном смотрела тщательно выписанная не маркером каким-то там, а настоящей масляной краской статуя Свободы с вытаращенными, налитыми кровью глазами, дохлой жабой, распяленной на шипах ее венца, и шприцем в руке. Чувствовалось, что художник провел на лестничной площадке не один час, причем во всеоружии.

Остальные граффити не дотягивали до этого уровня. Все эти глючные грибы, черепа, черти, голые девицы в диких позах, шипастые готические названия рок-групп — выглядели привычно и отдавали дешевкой и банальщиной.

На лестнице пахло мочой, помойкой и тем приторным дымом, который образуется от курения анаши. Под звонком знакомой квартиры в виде щегольской таблички красовалась надпись: "Свищ — ананист!" Роман чихнул и позвонил в дверь. Спустя минуту позвонил снова и держал палец на звонке достаточно долго, чтобы причинить обитателям квартиры неудобства, требующие устранения.

Из смутного буханья музыки за дверью выделился раздраженный голос: "Да откроет кто-нибудь этому уроду или нет!?" Глас вопиющего в пустыне... Роман позвонил опять.

Дверь распахнулась, выпустив на лестницу облако дыма и грохот рока. В дверном проеме возникла тощая осоловевшая девица с белесым ежиком волос и голой грудью.

— Ты, мать твою, кто?! — осведомилась она.

Роман молча отшвырнул ее с дороги и походкой Командора направился в вонючий, грохочущий сумрак квартиры. "Он бы давно проломил бы мне череп, если бы я не создал огнемет!!" — надрывался магнитофон. Девица что-то обиженно орала вдогонку. Из кухни несло горелыми тряпками, а из сортира — тем, чем и должно нести из сортира, если это уважающий себя сортир без пижонских наворотов. Роман скорчил брезгливую гримасу и вошел в комнату.

Хозяин, Свищ-онанист, уделял огромное внимание интерьеру. Потолок и стены были выкрашены черной краской, а поверх черной красовались растекшиеся кляксы красной. С тусклой и страшной люстры свисала петля из телефонного провода. Магнитофон вопил с обшарпанного табурета, заклеенное изолентой зеркало отражало полуголых растрепанных людей, производящих какие-то сексуальные действия на грязной кровати без ножек, а сам хозяин, привалившись с отрешенным видом к батарее парового отопления, делал три дела сразу. Слушал музыку, курил косяк и дрочил.

Роман подошел к табурету и пнул по нему ногой.

Провод магнитофона вырвался из розетки, магнитофон с дребезгом рухнул на пол и наступила тишина. И возникла пауза.

Роман во время этой паузы стоял, скрестив руки на груди, надменно глядя в потолок и вообще — изображая Князя Тьмы во плоти. И все успели его рассмотреть.

Свищ бросил косяк и вскочил на ноги.

— Ромка, ты чего, охерел?! — спросил он достаточно любезно, чтобы это не выглядело совсем уж убийственной агрессией. У него было благодушное настроение.

— Луна убывает, — проговорил Роман не торопясь. — С новолуния у меня будет другое имя. А ты, смертное ничтожество, можешь слушать, пока я здесь, а можешь продолжать заниматься херней. В последнем случае мои новые покровители не имеют к тебе никакого отношения.

На кровати прекратили, так и не кончив. Девица в дверях смотрела на Романа, как на собственную нелепую галлюцинацию.

— Именем Дамбладора, именем Геллы, под знаком черного козла... — подняв глаза в потолок, процедил Роман сквозь зубы. — Слышишь ли меня?

— Я? — растерянно спросил Свищ.

— У него крыша поехала, — сказала девица в дверях.

Роман не спеша подошел к ней, взял ее за руку — она смотрела с тупым удивлением и не сопротивлялась — и вспорол клыками вену у нее на запястье. Девица задохнулась — и издала пронзительный вопль. Роман сделал несколько быстрых глотков и отпустил ее, облизывая губы.

— Ты совсем сбрендил?! — взвизгнула девица, пытаясь зажать рану.

— Прах у Его ног, благодари, что я тебя не убил, — бросил Роман презрительно.

— Ты чего, а? — спросил незнакомый рыжий и волосатый с кровати, путаясь в джинсах.

— Он считает, что вы, уроды, вместо служения только коптите небо и ублажаете свои ничтожные тела, — изрек Роман так весомо, как только смог. — Я умолял Его дать вам шанс — и Он снизошел. Вы должны измениться, иначе умрете.

— Кто — он? — пробормотала толстуха с кровати севшим голосом.

— А то ты не знаешь!

Стало очень тихо. Заткнулась даже раненая девица. Они догадались — кто, хотя Роман и не называл никаких имен.

Они были — его старая сатанистская компания. Он отлично знал, куда пойти, и что там сказать.

Потом Роман сидел на единственном в квартире стуле со спинкой. Его белая рубашка сияла в сумраке страшной кухни, как прожектор. Перед ним на столе стоял граненый стакан с кровью тощей девицы, из которого он неторопливо отхлебывал, будто в стакане было дорогое вино.

Тусовщики стояли вокруг, прижимаясь спинами к стенам. Укушенная девица сидела на полу в углу и мотала головой — ее мутило. Две неукушенных девки лепили разнокалиберные свечные огарки на крышки банок из-под пива.

Роман вещал. Он чувствовал себя Вечным Князем в родовом замке и был в ударе. Его глаза светились красным так, что на стакане с кровью виднелся явственный багровый отсвет. Это свечение вкупе с отсутствием отражения уже привели всю ошалевшую компанию в благоговейный ступор. Чудовищная чушь, которую Роман принялся нести, воспринималась в этой связи, как чистейшая истина.