Общий файл

— А что это у тебя, деточка, лицо полосовано? Неужель обидел кто? Вижу, совсем давнишний след-то.

— Да...боевая рана — привычно отмахнулась я. Но под пристальным взглядом старушки, стушевалась.

— Не шути с этим, девонька. Будут у тебя еще и бои, и раны. Молодая совсем...не шути.

— В детстве напоролась на острый угол. Шустрая не в меру была. Вот и получилось.. — попыталась оправдаться.

Эти глаза. Как будто видят ложь. Кажется, начинаю верить, и вправду знахарка.

— Напоролась? Дай-ка глянуть.

Я послушно подставила щеку, под сухие, старческие пальцы. Она осторожно ощупала шрам, зачем-то подула на него.

— Разберемся. Да вы кушайте, гляньте, сколько еще осталось.

Я уже представила, как на последнем издыхании впихиваю в себя очередной пирожок и умираю героической смертью, и мстительно подвинула тарелку с остатками выпечки к Антонову. Он пристально следил за моим маневром, вскинув левую бровь (здорово, я тоже так хочу!), что-то прикинул и встал.

— Ну что ж, дамы! Вы тут развлекайтесь, а я пойду, пройдусь. Надо ведь и о деле кому-то думать.

Вот гад! Смыться решил! Ну, уж нет! Я этого так не оставлю! И только я хотела возразить, как баба Дуня засуетилась:

— Конечно, иди, Антошенька! А мы пока тут. Не волнуйся, чем заняться найдем. Иди с Богом.

Не ясно отчего, но старушка наотрез отказывалась звать Антонова по имени и упорно звала Антошей. Его это страшно бесило, а мне оставалось последним утешением, в неравной борьбе. Я злорадно лыбилась вслед уходящему напарнику, ровно до тех пор, пока за ним не закрылась дверь. Потом мне стало ни до чего. Помощь, в уборке со стола, и мытья посуды, плавно перетекла в капитальную чистку избушки. Вымыть пол, удалить изо всех углов паутину и горы пыли. А затем, меня приобщили к сортировке засушенных с лета трав. В ботанике я не сильна, но, с горем пополам, все же отличала веточку зверобоя от кисточки горлянки. С интересом вдыхала душистый запах разнотравья и играла с котом, лениво ловящим сухой букетик.

— Шрам-то твой не ноет?

— Нет.

— Не зудит?

— Нет.

— А прикосновение к нему чувствуешь?

— Я чувствую, но, как будто, прикасаюсь к чему-то замлевшему, или как... знаете, когда наркоз вкалывают... приглушенные ощущения.

Она кивала головой, и снова начинала выпытывать. Я не противилась. Никакого дискомфорта от обсуждаемой темы, я давно не испытываю. А если человеку интересно, почему бы не удовлетворить его любопытство.

В этот момент вошел Антонов, впустив с улицы облачко морозного воздуха.

— Ну, что? Собирайся, пошли. А то, скоро стемнеет, ничего не увидим.

Покидать жарко натопленную избу совсем не хотелось, но придумать отговорку не получалось. В конце концов, чем быстрее выполним работу, тем быстрее окажемся дома.

— Куда это ты собрался, уводить девочку, на ночь глядя? Не пущу! Вот выспитесь, и завтра с утречка и делом займетесь.

— Евдокия Павловна, при всем уважении, мы здесь с делами нетерпящими отлагательств. И поработать нужно уже сегодня, чтобы завтра с утречка, было куда идти.

Антонов был непреклонен. Пришлось с тяжким вздохом вставать, собираться, тайком ныкать пару пирожков на дорогу, и вперед.

Прогулка по лесу осенней порой, наверняка, сплошное удовольствие. Но, необходимость соваться туда в принудительном порядке, да еще не красотами любоваться, а искать неизвестно что, это каторга. Все пропитано ожиданием скорой зимы, подготовкой к бесконечному, скованному льдом и снегом, сну. Лес пугал, давил своей мрачностью и тишиной. Слышалось лишь моё надсадное дыхание, и шорох опавшей листвы под ногами.

— Ты взяла бумаги? — Почему-то шепотом, спросил Антонов. Наверное, и ему было неуютно.

— Думаешь, они понадобятся сегодня? — Так же тихо, переспросила я.

— Понятия не имею, но на всякий случай, захватить не помешало бы.

— Ты же сказал никакой самодеятельности.

— А делать и не надо. Надо думать. Подумать и взять.

— Ну, знаешь ли! Это уже через чур! То делай, то, не делай! Определись пожалуйста!

— Все, все! Остынь. Я просто проверял. Сегодня, они нам не пригодятся, а вот завтра...Стой!

Я застыла, с занесенной для шага ногой, и руками врастопырку, боясь пошевелиться. А вдруг он мину нашел, и я как раз на ней стою. Чуть пошевелишься и БАХ! Привезут меня домой в спичечном коробке.

— Пригнись. — я не пошевелилась. — Да отомри ты! Вон видишь? За теми деревьями?

Я пригляделась. Какое-то нагромождение веток, и еловых лап.

— Это берлога?! Медвежья? — сразу вспомнилось, что Кондрашов В.Ю. как раз медведя-то тут и выслеживает. Стало жутковато. Непроизвольно придвинулась ближе к напарнику, тот посмотрел, как на умственно отсталую и отодвинулся.

— Какая берлога? Акстись. Это шалаш, построенный 'народным умельцем' Кондрашовым. Любовь к охоте, еще не делает его охотником. Если он к утру там не околеет, я буду сильно удивлен. Хотя, нам с тобой это только на руку. Дойдет до нужной кондиции.

— А это не опасно? Медведь его не съест?

— Да что ты заладила, медведь, медведь! Отродясь здесь медведей не водилось.

— А как же...он же заплатил...ну, за медведя.

— А им какая разница, главное что бы платили, а за что, не имеет значения.

В этот момент, из шалаша, вышел мужчина, я так поняла, по естественной надобности, и нам пришлось маскироваться под продукт жизнедеятельности деревьев. Буквально, окопавшись в листве, я подумала, почему мы прячемся от него, почему, просто, не подойти , и не попросить расписаться в необходимых документах. И, как только объект наблюдения, вновь скрылся в завале, озвучила свои мысли. Отряхивавшийся Антонов, даже замер на секунду, потом постучал себя по голове и спросил:

— Ты видела на его плече ружье? — Дождавшись моего кивка, продолжил, — У мужика — нервный срыв, он собственно и с работы смахался из-за того, что видеть никого не может, слышать тоже. И куда же он отправился? На охоту, дорогая, то есть, практически, совершать убийство. Сунься мы сейчас к нему, с просьбой подписать пару бумаг, думаешь, он бы кинулся к нам с распростертыми объятиями? Черта с два! Прихлопнул бы как оно и есть!

— Но ты ведь можешь его оглушить, связать, а когда он очнется, заставить все подписать.

— Конечно могу. Но за такие вещи предусмотрена уголовная ответственность. Мы с тобой, не имеем права причинять вред своим клиентам.

— Тогда, каким образом, ты собираешься получить его подписи?

— Элементарно. — Пожал он плечами. — Придем завтра сильно утром, пока он спит, нейтрализуем, в смысле, связываем и, психологическими приемами, вынуждаем расписаться.

— Да уж, проще некуда.

— Ладно, пошли назад, пока окончательно не стемнело, я дорогу плохо помню.

После такого заявления, лес стал еще заманчивей. Чтобы успокоиться, достала пирожки, и тихо жевала.

— Что ты там лопаешь? Хоть бы поделилась. — И выхватил из рук надкушенный пирожок. Возмущаться не стала, есть же еще один.

— А я и делилась, в избе, но ты не оценил.

— О, еще как оценил. От такой щедрости, впору удавиться.

Так, негромко переругиваясь, мы дошли до дома, когда уже окончательно стемнело.

* * *

*

Желание, сходить по нужде, застало меня врасплох. Судя по всему, еще глубокая ночь. Все спят. Будить знахарку, что бы узнать расположение будочки функционального назначения, не хотелось. Напарника, тем более. Ладно, сама разберусь. Взяв со стола фонарик, с помощью которого, Антонов подсвечивал нам обратный путь, я выскользнула на крыльцо. Осмотрелась, приметила, более-менее подходящий, по виду сарайчик, и осторожно направилась к нему. Я не ошиблась, и, уже через пять минут, собираясь выходить, свет фонаря упал на газетку, заткнутую между досок. Видневшаяся часть заголовка, привлекла мое внимание знакомой фамилией. Зажав фонарик подмышкой, я аккуратно развернула газету и прочла:

'...Согласно, прописанному в брачном договоре пункту, в случае развода, и несогласия одной из сторон на бракоразводный процесс, другая сторона, не имеет права прибегать к помощи спецслужб, для принуждения, не давшего согласия. В нашем случае несогласной, стороной был господин Носов Л.Н., и до момента, когда в его руки попадут необходимые по делу документы, а так же повестка в суд, невозможно было дать ход по делу о разводе, и разделу совместно нажитого имущества. Следуя данному пункту, для доставки комплекта документов, скрывавшемуся супругу, госпожа Носова Т.М. обратилась в обычную курьерскую фирму. Из отчетов сотрудников, данной фирмы, выполнявших доставку, господин Носов, все это время скрывался в увеселительном заведении, вполне конкретного характера. После этого было произведено непосредственное задержание господина Носова, под стражу, откуда он направится прямо в зал суда...'

На напечатанном ниже фото был изображен полноватый субъект, позади которого неплохо рассматривались два амбала — телохранителя, один из которых щеголял фингалом под глазом, а у другого перебит нос. И что-то мне подсказывает, что это не сопротивление при задержании. Я посмотрела на дату выхода в тираж. Вчерашняя. Н-да, наша служба и опасна и трудна...

* * *

*

Как и говорил Антонов, планировать что-то заранее не имеет смысла. Никого связывать, и к чему-то принуждать не пришлось. Кондрашов, едва мы подошли к его шалашу, выскочил на встречу, обнимая нас, как родных. Оказалось, что все эти дни он не медведя выслеживал, а просто не знал, в какой стороне расположен 'Сезон'. Горе-охотник, заблудился буквально через пол дня, как вышел за пределы поместья. И вернуться сам был уже не в состоянии. На второй день, он соорудил этот чудо-теремок, и пытался элементарно не замерзнуть, поддерживая костер. Благо, еды у него хватило, продержаться до нашего прихода. Без разговоров, подписав все бумаги, и, собрав вещи, он последовал за нами. Доведя его до ограждения, за которым располагались здания охотничьего поместья, мы повернули назад, проследив, чтобы клиент попал куда надо. И через два часа, холодные и голодные, мы сидели в гостеприимной избушке, бабы Дуни.

Отогревшись и отъевшись, засобирались домой. Знахарка провожала нас с крылечка. Мы хохотали до слез, наблюдая, как напарник, по взявшимся льдом колдобинам, поминутно оскальзываясь, семенил к машине. Когда же он расположился в автомобиле, мне стало не до смеха, подошла моя очередь проделать тот же путь.

— Постой, жалкая моя Я тут тебе гостинец припасла. Нечего ему слушать наш разговор. — Она протянула мне майонезную баночку с плескавшейся внутри, мутной жидкостью. Я поначалу опешила. Неужели, баба Дуня, хочет, чтобы я сдала ее анализы. Видя мое замешательство, она пояснила. — Я тебе отварчик сделала. Полощи им свой шрам четыре раза в сутки, подзатянется. Он ткани смягчит, и след будет не так заметен. К сожалению, глубокие повреждения он не поправит. Но сгладит верхний слой. А это, — в моей руке оказался свернутый листок в клеточку, — его состав. И сама сможешь приготовить.

Я смущенно поблагодарила, еще раз оглядела обледеневший дворик, и попросила у старушки валенки. Видела, как она в них наяривает по двору, и не думая оскальзываться. И, уже в них, в припрыжку побежала к машине.

Глава 12

Высадив меня у подъезда, Антонов поехал по своим делам, а я поплелась домой. Едва успев раздеться, и поужинать, пошла открывать дверь. Звонила Ольга. Домофон работал отвратительно, и мне с трудом удалось различить ее голос. Она ураганом пронеслась по квартире, поминутно морщась, и критикуя все, от расцветки люстры до планировки комнат. Я согласно кивала, впрочем, не особо вникая в ее замечания. Минут через пятнадцать, смогла выяснить причину ее визита, и клятвенно пообещать себе, ни одной живой душе больше не называть свой адрес. А заехала Оленька, ни много, ни мало, взять меня на свидание.

— Пора менять образ жизни! У тебя сейчас золотая пора. Ты молода, перспективна, готова к экспериментам! Хорош спать, черт возьми!

Возможно, где-то она была права. Но экспериментирование, явно не моя стезя. За многие годы, я привыкла к своему стилю (или, как говорят некоторые, к его отсутствию), и мне в нем комфортно. Полная гармония внутреннего мироощущения, и внешнего облика.

— Я тут кое-чего тебе привезла. — Оля, вытащила из микроскопической сумочки, упаковку краски для волос. — Ты посмотри, какой цвет. Такой должна быть и твоя жизнь. Яркой, искристой, сочной. А что ты?! Бледная, тусклая, и если чем и сочишься, то только ядом. Ты обозлилась на весь мир. Хотя, в сущности, он тебе ни чем не обязан. Хватит ждать подачек. Пора брать все самой!

Глядя, на пламенные переливы, краски, оттенка 'красное дерево', я твердо покачала головой.

— Эксперименты, экспериментами, но костер на голове мне не нужен. Оля, это слишком кардинально.

Она немного разочарованно, но в целом спокойно вздохнула, и положила упаковку на стол, выудив из сумочки еще одну.

— Нечто подобное, я и предполагала, поэтому захватила другой вариант. Надеюсь, против 'шоколада' ты ничего не имеешь?

Судя, по образцу представленному на обложке, этот оттенок не сильно отличался от моего натурального, разве что чуточку сочнее. Но тогда, я вообще не вижу смысла в окраске. Все это я и высказала.

— Эх, Тусик, Тусик... — Она б еще Тузиком обозвала. — Оставь эти вопросы специалисту. Стоит женщине покрасить волосы дорогой краской и сделать укладку, как она, даже голову начинает держать ровнее, ходит гордо, смотрит с вызовом.

Я представила реакцию товарища Антонова, когда заявлюсь с вышеуказанным видом на работу, и поежилась. Бучи не миновать. Хотя, если смена имиджа будет касаться только цвета волос, скорее всего он даже не заметит. А, ладно. Впереди зима, а значит, шапки, а значит, заметят не скоро, и все, еще успеет смыться.

— Уговорила, вверяю себя в твои умелые руки, только не перестарайся.

— В этом деле перестараться нельзя! — Сообщил мой личный стилист-визажист, с предвкушением потирая руки. Но, прочь сомнения! Сказала 'да', держи слово!

После нанесения краски, у нас появилось двадцать минут свободного времени. Я заварила чай, и начала прояснять ситуацию.

— С кем? Куда? И по какому поводу? — Похоже, переборщила с менторским тоном.

— Отличные ребята. Светленький — Тимур, темненький — Гоша. Выбирай любого. Сгоняем в 'Навик', посидим, сыграем в боулинг. Повеселимся, Тусь, не кисни!

Угу, жди. Уже не кисну. Уже вся расцвела, и первая рванула на встречу бедным мужикам. Интересно, они хоть в курсе, кого эта милашка приведет на рандеву, или им все еще весело?

— Черт! Передержали! Бегом смывать! — я, в панике ринулась в ванную, на ходу срывая полиэтиленовую шапочку.

— Успокойся. Двадцать минут — для получения легкого оттенка. А таким женщинам как мы, ничего легкого, кроме салатика и флирта, не надо. — Невозмутимо вещала Оля, продолжая попивать чай.

* * *

*

— Легкий оттенок? Шоколад? — хриплый шепот, с элементами заикания.

— Да-а, переборщили.

Мы ошалело таращились в зеркало, на творение рук своих. Вместо ожидаемого вкусного оттенка, получился черный ужас, лишь с небольшим коричневым отливом.