Засвистели, побежали по кругу, завращались..., задрожал, отрываясь от земли — 'Миль' медленно, с припущенным хвостом прошёл полукруг над клочком суши. Уже с высоты пилот указал:

— Гляди, а мишка нас провожает, только что лапой не машет.

Хозяин тутошних северных пустынь стоял на каменистой россыпи. Поднятая кверху голова зверя поворачивалась вслед удаляющейся машине.

* * *

А по прибытию перво-наперво — на камбуз, в столовку.

Капитан намеренно не стал ни просить, ни приказывать, чтобы до поры помалкивали о результатах и выводах разведки на архипелаге. И сам пока не делал никаких заявлений.

И разговорчики среди экипажа естественно поползли.

'Пусть привыкнут, обдумают, пересудачат...'.

И только после запоздалого обеда (и ещё полчаса на 'пока оно уляжется') объявил сбор в кают-компании для начальников служб судна.

Расселись по креслам. Пообсуждали, точнее поспорили, но без азарта, с заметно гнетущим настроением.

Многие вообще отмолчались, думая о своём и видимо о личном. В воздухе витало скользкое слово 'неопределённость'.

Прокрутили фильм, снятый с 'вертушки' и затем в зимнике Ли-Смита — впечатления не произвёл. Старые бумаги разошлись по рукам, но люди продолжали проявлять скепсис. Черто́в и сам прочувствовал, что на месте в живую всё смотрелось более реально. Да и здравый смысл продолжал вопить: 'этого не может быть!'. Человеческая психика упрямо цеплялась за стереотипы.

В чём полностью поддержали капитана, так это в решении идти к материку, к цивилизации. И нецелесообразности посылать на повторную разведку вертолёт, найдя даже применимый к нетривиальной версии аргумент: 'если мы оказались в прошлом, где нет никакой современной ремонтно-производственной базы, следует беречь ресурс сложной авиационной техники.

Да штурман пробурчал что-то про 'пару нормальных, да ясных ночей со звёздами — я бы поколдовал с обсервацией и приблизительной датой наверняка'.

Командир морпехов опять заикнулся об организации штаба и привлечения его подразделения к обеспечению безопасности.

В этот раз Черто́в отнёсся к предложению военного не столь критически. Однако по-прежнему положительный ответ давать не спешил.

— Что ж, — подвёл черту совещанию, — пока будем плясать от имеющегося.

'Ямал' снялся с ледовых якорей, заворочался, получив пинок от винтов, потеснил льды, совершая движение и разворот на месте. Пополз по недавнему следу, затянувшемуся индиговой коркой посреди слепящего белым пространства.

* * *

Из припая выбрались в 19:00, если судить по хронометру. Солнце приспустилось, наливаясь красным.

Впереди простиралась открытая вода. За ней, где-то ещё не в пределах видимости, уже раз пройденные неприятные льды. Прикинули в штурманской направление и скорость их дрейфа. Течения с Карского моря и устойчивый 'норд' влекли дрейфующее поле к югу, юго-западу.

— Нам попался видимо отколовшийся бродяга-пак — спустившийся отрог океанического ледяного массива, обросший годовалым льдом местного происхождения, — сделал самое простое предположение капитан, — не понравился он мне. Рассчитайте маршрут, курс, время..., сам поведу.

Наведавшись в радиорубку, Андрей Анатольевич уселся и немного погонял шкалу, но не было даже словленной ранее морзянки. А поскольку записи перехваченных сигналов не велось, то и дежуривший на тот момент радист уже сомневался:

— Теперь уж и не знаю..., может это такие отголоски грозовых помех были....

Капитан покосился на блоки и терминалы глобальных систем, но там много не покрутишь, не подстроишь — просто светятся 'контрольки' отсутствия доступных спутников. Вот и весь сказ.

По пути к себе в каюту его перехватил Волков — старший лейтенант был настойчив и хотел обговорить какие-то вопросы с капитаном лично.

Не хотелось — устал, но согласился, надеясь, что недолго:

— Пройдёмте в мою каюту..., там.

Спустились палубой ниже. У двери каюты, Черто́в попросил обождать, ненадолго скрылся у себя, потом вышел (видимо переодевшись) и предложил пройти в рабочий офис — соседняя дверь.

— Давайте, — натружено усевшись за стол, предложил хозяин кабинета, — выкладывайте. Вы всё по поводу ввода ваших парней в действие?

— И про это тоже....

— Эк, вы военные, так и норовите построить, возглавить да покомандовать! Да вы присядьте....

— Я просто хочу сказать, что всецело стою́ на вашей стороне. И несомненно признаю́ ваше командное право на корабле....

— На судне, — рассеяно поправил кэп.

— ...но если надо будет провести военную операцию на суше — тут уже моя компетенция.

Ежели надо будет защитить ледокол от несанкционированного враждебного проникновения, абордажа — в этом случае выбор за совместными действиями. Потому что именно вам и экипажу известны важные, уязвимые точки судна, которые надо взять под контроль в первую очередь.

— Вы серьёзно? Думаете, может дойти и до такого? — Брови капитана взметнулись в удивлении и тут же нахмурились тревогой.

— Я просто не исключаю и хочу просчитать любую ситуацию, но конечно для начала увериться, так ли то верно, что мы не в своём времени.

— Да..., слишком фантастично. И есть сомнения. Мою версию не поддержали. Даже я сам сейчас уже не уверен ....

— А вот я.... Не то чтобы наоборот, но после того как послушал резоны ваших помощников, понял, что это не коллективное умопомешательство.

— Люди просто не верят, цепляются за надежду, что всё произошедшее — недоразумение..., — Андрей Анатольевич кисло улыбнулся, — погодно-аномальное.

Лейтенант покачал головой:

— Я подумал, сопоставил факты....

Хоть пустынные острова, которые мы посетили, для меня не аргумент (я на них раньше не бывал и мне не с чем сравнить), но собрать всё, что с нами произошло до кучи — в знаменателе маячит ваша гипотеза. Ещё бы пару доказательств и.... тогда уж точно.

— Что точно? — Вопрос прозвучал всё ещё вяло, но экспрессия офицера начала немного поддёргивать.

А Волков не удержался — вскочил и начал вышагивать по капитанскому офису. Достаточно удобное, в плане простора, помещение неожиданно стало тесноватым для широкого и плечистого морпеха.

— Да как вы не понимаете! Только подумайте! На начало двадцатого века — мы сами со своими знаниями..., судно, которое в техническом плане впору назвать суперсудном! Начинка и грузы на борту! Всё это бесценно и беспрецедентно!

Да разведка и правительство любого государства душу дьяволу продаст, чтобы обладать всем тем, что мы несём в себе и с собой!

— Но нам, так или иначе, для идентификации даты, да и вообще узнать — не творится ли какая-нибудь чертовщина в мире, необходимо встретить и опросить аборигенов. Или следовать в район Мурманска, в порт.

— А чьи суда мы тут можем встретить? Из чужаков — норвежцев, англичан, американцев?

Черто́в, наблюдая за движениями подкачанного вояки, нашёл их немного забавными — эдакий крепыш-паровоз, пыхтящий до одного конца кабинета, затем почти со строевой грацией 'кру-гом' и обратно. Остановить эту шагистику хотелось каким-нибудь 'равняйсь-смирна', но вырвалось:

— Скажите, а какое у вас было прозвище в училище?

— А почему вы спрашиваете? — От неожиданности лейтенант замер и сразу же ответил, — 'Волчок'. И в школе тоже.

— По фамилии, — понимая, кивнул кэп и улыбнулся, — но и так похож — крутишься, как волчок.

— А у вас? — Немного взъелся морпех.

— У меня тоже по фамилии, но не от 'чертá', а от 'чёрт'. Поначалу в школе дрался и нередко доставалось. Потом даже понравилось — 'Чёрт' так 'Чёрт'.

Капитан на секунду замолчал, погружаясь в воспоминания. Затем всё же вернулся к прерванной теме, снова став серьёзным, уточнив:

— Что же касается..., то есть, мы по умолчанию будем отталкиваться от ситуации, что находимся в прошлом? Мы, по сути, говорим о царской России начала 20 века?

Старлей осторожно, но уверенно кивнул, соглашаясь:

— Так точно.

— Так вот, что касается встречи с судном..., замечу, с любым судном, включая и российские — практически от любой посудины мы можем просто уйти, то бишь удрать, пользуясь преимуществами РЛС и скорости.

Кто тут может быть? В основном поморы, русские и норвежские зверо— и рыболовы. Военные корабли — только российские из охраны и патрулирования охотничьих угодий. Эти — да, могут проявить к нам навязчивый интерес в специфике своих противобраконьерских задач. А нам..., нам вообще имеет смысл поднять американский флаг.

Вот только не надо на меня так зыркать, будто я родину продал! Сами же говорили 'разведки мира..., душу дьяволу..., тыры-пыры'....

А так — никакого внимания к России! Огромный, диковинный корабль с красной надстройкой — исключительно заокеанский.

— А зачем нам и от российских судов скрываться?

— Не скрываться, а..., но опять же перефразируя вас — мы весьма лакомый кусок. Нас с таким же успехом могут взять в неприятный оборот не только просвещённые мореплаватели и их европейско-заокеанские коллеги, но и российские деятели.

Среди которых немало далеко не патриотов, корыстолюбцев, продажных чинуш, да и просто дураков.

А мне не улыбается идти в безоговорочное подчинение к подобным типáм. Хочется сохранить, так сказать, творческую независимость.

Так не лучше ли объявить, что мы русскоязычные выходцы из Америки, вознамерившиеся помочь альма-матер в плане промышленных разработок и технических новинок? Но на своих условиях, а не по прихоти недалёкого самодура, который с дуру, извините за тавтологию, прикажет забивать нашим 'атомным микроскопом' гвозди. Вы понимаете, о чём я?

Старший лейтенант задумался, изображая на лице работу мыслей и умозаключений. Поначалу на вид даже согласился, но потом до него дошло:

— Но ведь, в таком случае мы не сможем выступить в роли....

— Кассандры?

— Ну, типа того. Если мы предстанем, как просто технические новаторы, не обозначив, откуда мы и кто, нам никто не поверит. Не поверят в то, какие потрясения ждут страну..., и ничего не изменить....

— Революция? Поддержать царскую власть?

— Да причём здесь царь! Жертвы. Война. Да и чем лучше всякие 'бронштейны' и прочие 'швондеры'.

— И то верно. Но это хорошо, что вы вне политики. Военные так и должны. Вот и я бы не хотел влезать в политические дебри, — капитан примолк, почёсывая подбородок, — попытаться можно. Если осторожно. России вообще бы в 'Антанту' не влазить....

— А если и влезет..., — запальчиво встрял лейтенант, — согласен, что технически раскачать царскую Россию будет непросто и не быстро. Я мало что помню из Первой мировой, но был Брусиловский прорыв и окружение армии Самсонова..., а у нас тут два десятка современных радиостанций — наладить взаимодействие армий, вломить немцам. Глядишь и спокойней всё пройдёт, с революциям и гражданскими смутами.

— Как у вас всё быстро, — осудил капитан и быстро согласился, — хорошо. Завтра я дам команду подвахтенным — просмотреть электронные носители и печатную библиотеку, как по истории, так и всё, что есть в техническом плане. У нас там журнальчики ещё с советских времён, вплоть до 'Техники молодёжи'.

Ещё бы неплохо поднять личные дела членов экипажа на предмет, какими ещё профессиями и навыками они владеют. Хотя, с этим, пожалуй, стоит подождать.

— Почему?

— А представьте, как все эти меры будут выглядеть глупо, если вдруг завтра всё вернётся к прежним..., м-м-м, характеристикам?

Поэтому прежде и непременно надо определиться, что вокруг нас — куда нас сударь к чёрту занесло, цитируя одну песенку.

Выработать общую стратегию. Однако приоритетным я считаю сохранить судно, знания, специалистов, людей для будущего страны. При любой власти. Не продажной естественно.

А в политику бы постарался не вмешиваться, никого не предупреждая, не советуя. Как бы хуже не наделать.

— Вы меня извините Андрей Анатольевич. Вам с высоты ваших лет конечно видней. Но мой жизненный опыт учит, что не выложившись по полной, не получишь нужной отдачи. Полумеры и приведут к полурезультатам.

— Красиво. Примем к сведенью и подумаем, — капитан, уже не скрываясь, позёвывал, — однако, молодой человек, давайте закругляться. Мне с утра вести 'Ямал' по не самым лёгким льдам и надо выспаться.

Старший лейтенант хотел обсудить ещё несколько вопросов, но капитан встал из-за стола всем видом давая понять, что вести беседу больше не намерен. Уже в коридоре морпех вдруг вспомнил:

— А откуда у вас американский флаг?

— Туристы. У нас кого только не бывало. Часто подарки оставляют. Вот какой-то америкос, в прошлом году ещё, ничего лучше не нашёл как сделать полосатенький презент со звёздочками. Теперь пригодится.

* * *

Метку на экране РЛС могли бы принять за средних размеров айсберг, если бы спустя некоторое время наблюдений и расчёта не определили, что объект имеет угловое смещение. 'Неизвестный' шёл примерно пятиузловым ходом, выдерживая курс на 'норд-норд-ост'.

Через некоторое время точка на радаре стала сползать левее.

— Сменил курс, — доложил вторпом.

— Рассчитайте дистанцию, скорость, курс, расчётное время перехвата. Идём на сближение, — приказал Черто́в, тихо позабавившись над своим 'расчётное время перехвата':

'Прям, военная операция'!

Льды уже были 'одногодки'. Здоровенная ту́ша 'Ямала' словно не замечала этого полуметрового покрова, легко и уверенно перемалывая его на среднем ходу. Даже не вздрагивая. Как по воде.

Расчёт дистанции на РЛС сокращался равно скорости атомохода.

В рубку поднялся старший лейтенант (сам просился предупредить его, если случится что-нибудь неординарное). Негромко поздоровался, стоял, зевал с помятым лицом в сторонке, на удивление не задавая вопросов.

В рубке слышались лишь редкие комментарии вахтенного на рулях да мерный зуд работы агрегатов.

Черто́в сам решил пояснить обстановку:

— Мы его зафиксировали с 45 миль эрэлэской. На радиозапросы не отвечает. Думаю, через часок сможем поглядеть на него в бинокль.

— Час? Тогда я отлучусь. А то примчался, даже не умывшись.

Спустя 30 минут морпех вернулся с собственным биноклем и нетерпеливо пританцовывал у остекления рубки, иногда замирая, настраиваясь на какую-то примеченную им подозрительную точку.

Таких 'точек' там вдалеке было предостаточно — белое поле тянулось ещё несколько миль, затем дробилось фрагментами, отдельными айсбергами, между ними темнели полыньи, открытая вода, снова льдины. Сплошное не разбери чего....

— Рано ещё, — снисходительно притормозил его кэп, — судя по отражённому сигналу, там нечто небольшое. С этого расстояния ещё не разглядишь.

Видя, что лейтенант не оставил своих попыток, Черто́в посоветовал ему искать мачты.

— Может вообще паруса?

— Вряд ли..., при таком курсе и ветре. Кстати хотел вас спросить! Вы вчера всё мировую войну поминали, а ведь мы можем аккурат в годы русско-японской оказаться.

— Думал я об этом, — немного угрюмо ответил Волков, — если говорить о прогрессорстве, то время от предложения, до воплощения в производстве и массовой эксплуатации любого новшества..., в общем, нам бы до Первой мировой успеть чего-нибудь привнести. Куда уж там русско-японская.