Адепт тьмы

— Не было, не было никаких детей! — завизжал убийца (в этом его статусе Макс уже не сомневался), склонив голову к груди и закрыв лицо руками.

Он попытался отодвинуться от озверевшего мента, но Стасов ботинок по прежнему твёрдо стоял на подкладке его куртки.

Заметив, что Виктор обмочился, Петелин, брезгливо сморщившись, слегка отодвинулся.

— Он их, наверняка, на свалке спрятал, — воспользовавшись короткой паузой, сказал Макс.

— Ты знаешь, какого размера тут свалка? — повернулся к нему Стас. — Мы сто лет искать будем и не найдём.

— До той свалки километра два-три. Нести тело тяжело, далеко и не безопасно, — не отставал Макс, — искать надо на местной, на деревенской.

По тому, как снова завыл Виктор, стало ясно, что стажёр попал в точку.

— Как версия подходит, — согласился Петелин, достал из кармана наручники пристегнул убийцу к свободному концу цепи, потом повернулся к стоящим на крыльце бойцам. — Присмотрите за ним, мы быстренько.

Прячась в соседнем доме, лейтенант и Максим обнаружили одного из обитателей деревни, точнее одну. Клавка, так она представилась представителям закона, побитая жизнью женщина лет пятидесяти держала на кухне целое сооружение, при ближайшем рассмотрении оказавшееся самогонным аппаратом и по этой причине не хотела встречаться с милицией. Узнав, что её деятельность на потребу местных бомжей никого не интересует, она вышла на улицу следом за остальными и теперь охотно не только показала, но даже проводила милиционеров к деревенской свалке.

Засыпанный мусором овраг тоже оказался не малого размера. Стас уже подумывал вызвать подмогу, когда подоспевший Максим высказал ещё одну догадку якобы посетившую его.

— Не думаю, что он носил трупы по центральной улице, — заявил стажёр. — Надо искать в том конце, который ближе к задворкам дома.

После этих слов он решительно зашагал по краю оврага направо, в полном соответствии со своей теорией. Здесь мусора было не так много, зато весь склон покрывали кусты и трава. Максим, цепляясь за ветки, стал спускаться по скользкому от недавно прошедшего дождя склону. Далеко идти не пришлось. На полпути он увидел белеющий среди кустов бок холодильника. Макс подобрался к нему и попытался перевернуть, но это было не так-то просто. Металлическая коробка, опутанная растениями, лишь слегка шевельнулась.

— Может, поможет кто? — крикнул Макс остальным, с интересом наблюдавшим за его действиями сверху.

Два бойца, подчиняясь безмолвной команде старшего, с неохотой заскользили по склону вниз на помощь стажёру. Даже для троих это оказалось не таким лёгким делом. Только после того, как один из Омоновцев, достав из чехла большой нож, порубил им плети опутавших холодильник растений, удалось, наконец, перевернуть его. Внутри лежал свёрток из полиэтиленовой плёнки. Боец сделал ножом сверху аккуратный надрез, и в нос ударил запах хлорки, а в глубине завиднелось что-то серое и гладкое.

— Есть, — крикнул Омоновец, обращаясь к начальству, и только тогда Максим понял, что перед ним труп.

Сверху на крик заспешил Петелин и, не рассчитав коварства скользкой травы, сразу приземлился на пятую точку. Но это его не задержало, ни на секунду, он только выругался, а через минуту уже был около холодильника. Майор сам с помощью одного из бойцов извлёк свёрток и уложил на траву. Внутри лежал ещё один, примерного такого же вида и размера.

— Больше ничего не трогать! — скомандовал Стас, попытался позвонить по мобильнику, чертыхнулся, сунул его в карман и стал карабкаться наверх.

Максим, посчитав, что его миссия выполнена, поспешил следом. По дороге к дому Петелин несколько раз куда-то звонил и, похоже, везде встречал понимание. Из обрывков разговоров, дошедших до ушей стажёра, тот понял, что сейчас в Выселках будет людно. Он сунулся было за Петелиным в баньку, но был остановлен вышедшим на крыльцо Омоновцем.

— Приказано никого не пускать, — пояснил боец Максиму, плотно прикрыв входную дверь у него перед носом.

Максим обиделся на Петелина, как ребёнок, у которого отобрали игрушку. Да и было от чего. Не проводил бы сейчас майор допрос маньяка, а сидел у себя в кабинете, обдумывая, что делать с очередным висяком, если бы не Макс. Но делать нечего, стажёр медленно вышел из ворот, перешёл улицу и сел на лавочке рядом с осмелевшей Клавкой.

— Я так и знала, что с Витькой не всё чисто, — попыталась завязать разговор женщина, сгорая от любопытства и надеясь выведать, хоть что-нибудь у соседа по лавочке. — Разве нормальный человек будет добровольно эту вонищу нюхать.

Максим пожал плечами и только сейчас почувствовал, что лёгкий ветерок, дующий со стороны свалки, пахнет чем-то очень противным. В азарте работы он этого не замечал, а может ветер дул в другую сторону, но сейчас перспектива провести ближайшее время в этой атмосфере около болтливой и не совсем трезвой тётки опустила его настроение ниже низкого. Он поднялся с лавки, собираясь перейти в другое место, когда на дороге показался знакомый внедорожник. Машина остановилась прямо напротив Максима, и из неё вышел чем-то озабоченный Никита.

— Где Петелин? — спросил он, хмуро оглядываясь вокруг.

— В бане, допрос ведёт. А что случилось?

— Отобрали у нас это дело, сейчас сюда городская прокуратура прибудет.

— С чего вдруг? — Макс даже покраснел от возмущения.

— Кретов ещё в одном убийстве сознался, в другом районе. Я сам об этом минут десять, как узнал.

В это время из ворот вышел Петелин. По-деловому озабоченный, но довольный собой, как человек, хорошо сделавший работу.

— Спасибо, следаки, — вполне искренне прогудел он и пожал своей лапищей руки обеим братьям. — Я ж понимаю, что без вас это дело так лихо не раскрутил бы. Жалко, что его у вас забирают, но таков порядок.

— Мы понимаем, — миролюбивым тоном ответил Никита и протянул майору ключи от внедорожника. — Возвращаю в целости и сохранности.

— Как там девочка? — запоздало спросил Стас, и Максу стало стыдно, что он совсем забыл про спасённого ребёнка, зациклившись на своих мелких амбициях.

— Я с дороги её матери позвонил, она нас у больницы встретила. Врачи говорят, что физически девочка в порядке, а для остального необходимо только немного времени.

В это время на въезде в деревню показались две милицейские машины, и Петелин поспешил им навстречу. Он тут же начал раздавать приказы приехавшим милиционерам, освобождая Омоновцев от несвойственных им функций.

Через полчаса подъехал чёрный микроавтобус. Первым из него вышел советник юстиции в узнаваемом прокурорском синем кителе. Они с Никитой пошли друг другу навстречу, обменялись рукопожатиями и отошли в сторону. Несколько минут вполне дружеского на вид разговора, и Никита отправился к Максу, а городской прокурор к своей группе, что-то выгружавшей из машины.

Омоновцы ни с кем не прощаясь запрыгнули в своё авто и укатили, а к братьям снова подошёл Стас.

— Я со старлеем договорился, он вас до дому довезёт. После того как мой начальник его командиру позвонил с благодарностью за содействие, он для нас теперь в лепёшку расшибётся.

Стало ясно, что братьям пора. Попрощавшись с Петелиным, они сели в машину к старлею и с ветерком помчались в сторону Москвы. Около заправки Максим попросил притормозить.

— Вещдок надо забрать, — пояснил он ничего не понимающему Никите, и вскоре вернулся с жизнерадостным чёрным щенком.

Иная логика

Первый выходной на новой работе начался у Максима очень рано. В начале седьмого Вещдок заскучал и, взобравшись всеми четырьмя лапами на подушку, начал интенсивно лизать хозяина в нос. Пришлось вставать и выносить его на улицу, в травку за домом, подальше от остальных собачников. Прививки ему ещё были сделаны не все, поэтому ветеринар не советовал гулять вместе с взрослыми собаками.

Никита переименовал щенка для краткости в Дока и уже начал смиряться с присутствием постороннего существа. Сначала он и слышать не хотел ни о какой собаке в доме, однако Максим решительно заявил, что будет ездить через пол Москвы на работу, но щенка оставит.

— Что за пол Москвы ты собрался преодолевать? — иронически усмехнулся Никита. — Неужели ты думаешь, что мать тебя пустит в дом с собакой?

— Не знаю, — честно признался Макс, посуровев лицом, — но решение моё окончательное.

— Чёрт с вами оставайтесь, — сдался Никита. — Но вся забота о нём на тебе, я палец о палец не ударю.

Так Док получил прописку в их однокомнатной квартире. Сам он, похоже, ни секунды не сомневался, что это его дом и все рады присутствию такого умницы и красавца. И где-то был прав. За четыре дня проведённые с братьями, Док сумел влезть всеми четырьмя лапами в душу не только Макса, но и Никиты.

Пока щенок осваивал новое жизненное пространство, братья Ерёмины мотались по району, работы следователям прокуратуры всегда хватает. Однако нашли время, чтобы побывать на похоронах двух детей найденных в грязном овраге деревни Выселки. Контрастом к этому тяжёлому мероприятию стало выступление по телевизору майора Петелина, рассказавшего, как спасал ребёнка из рук злобного маньяка. Вместе с ним в студии грелся в лучах славы его начальник полковник Тарасов, как оказалось, чётко и безошибочно руководивший операцией, когда счёт шёл буквально на минуты.

Никита выразил свой комментарий по поводу этого выступления такими цветистыми выражениями, что Макс понял, как многому ему ещё предстоит учиться. Однако выяснилось, что у майора всё же есть совесть: на другой день он позвонил прямо в прокуратуру.

— Ребята, вы же не верите, что это я всю эту хренотень сочинил, — извиняющимся тоном говорил он, — надо бы встретиться.

Договорились на вечер субботы, но жизнь, как частенько бывает, внесла свои коррективы. Максим нёс Дока на плече, возвращаясь с прогулки, когда увидел, как внедорожник Петелина паркуется прямо на тротуаре около подъезда, попирая все давно установившиеся во дворе правила хорошего тона.

— Ты нас со всеми соседями поссоришь, — вместо приветствия сказал Макс, легко выпрыгнувшему из машины Стасу, а Док односложно тявкнул, подтверждая слова хозяина.

— Ну, извини, — сказал Петелин, разведя руками, сел за руль, проехав три подъезда, остановился на тротуаре в конце дома и пешком вернулся к Максиму. — Теперь на вас не подумают.

Макс хотел возразить, но только вздохнул: что можно сказать человеку, мыслящему совсем другими категориями.

* * *

Мать Тани Опятиной помнила, как после похорон ей на руку легла тёмная старческая ладонь и тихий голос сказал: 'Память останется, но горе пройдёт'. Потом этот же голос в нескольких фразах объяснил, что надо делать. Ольга слушала, не поднимая глаз, так и не узнав, с кем говорила.

Люба Чернова, мать другой жертвы Кретова, запомнила только бездонные глаза, заглянувшие, казалось в самую душу. Но она тоже чётко знала, чем займётся завтра.

А вот Неля вечером в четверг встретила невысокого согбенного старичка похожего на обгоревшую спичку в подъезде у лифта. Он что-то объяснял, но Неля запомнила только последнюю фразу: '... а дальше ты уже знаешь, что делать'. Но при этом ничуть не сомневалась: всё сделает, как надо, когда наступит срок.

* * *

Виктор лежал на кровати в одиночной камере, уставший от допросов и перегоревшего адреналина. Мысли его посещали самые странные. Жалко было мотоцикл, брошенный в лесопосадке.

— Нашли, наверно, бомжи со свалки, — вяло думал он, — и загнали, сволочи, за несколько пузырей.

Остро позавидовал сестре, которая останется теперь единственной хозяйкой родительской квартиры и остатков коллекции картин. Потом, вдруг озаботился, что же будет с его новенькой тачкой?

— Тоже Вальке достанется, — с неожиданной злостью решил Виктор. — Ну, почему так несправедливо: ей всё, а ему дурно пахнущий матрас и три шага от стенки до стенки.

Мысли о похищенных детях он старался гнать от себя. И не потому, что вдруг проснулась совесть, или посетило раскаянье. Нет, просто за этими мыслями приходили другие о предстоящем наказании, а от них становилось страшно.

* * *

В пятницу, ближе к вечеру Ольга Опятина, куда-то засобиралась. Муж пытался её остановить, но у него ничего не вышло.

— Всё в порядке, — спокойно, но твёрдо сказала она, — так надо. Я потом тебе объясню.

Выйдя из дома, Ольга поймала такси и назвала адрес.

Другая мать, Любовь Чернова, поехала за рулём сама. Ей не пришлось ничего объяснять, она сумела ускользнуть из дома незамеченной. Мужа подкосили последние события, и он чисто по-русски борясь со стрессом, уснул тяжёлым пьяным сном.

Не договариваясь заранее, они одновременно оказались около подъезда и, даже не глянув на лифт, пешком поднялись на четвёртый этаж. Дверь в квартиру была не заперта.

Неля закрыла за ними и провела гостей в комнату. Дети сегодня были у бабушки, поэтому им никто не мог помешать. Над круглым столом, за которым они расселись, висела на нитке, привязанной к люсире, тряпочная фигурка, сшитая через край из двух половинок белой материи. Внутри кукла была чем-то набита, для придания рельефности.

Хозяйка задёрнула плотные шторы и погасила свет. Женщины взялись за руки и устремили взгляд на то место, где висело нелепое подобие человека. Видеть куклу они не могли, по крайней мере, до тех пор, пока глаза не привыкнут к темноте, но в этом не было необходимости. Каждая видела во мраке чудовище, которое надругалось над её ребёнком, и волны ненависти, исходившие от них, пересекались на том месте, где висела фигурка.

Вскоре в высоте затлел неяркий огонёк, высветляя белую материю. Почти сразу, чуть выше люстры, появился контур человеческого лица с выпученными глазами и перекошенном в крике ртом. Но тут огонь добрался до человеческих волос, зашитых внутрь куклы, пламя на несколько секунд стало нестерпимо ярким. И всё кончилось.

Женщины встали из-за стола уже не такие напряжённые, как перед этим таинственным действом. Тихонько разговаривая, они вышли на улицу и ещё минут пять что-то так же негромко обсуждали. Потом две из них сели в машину, а Неля вернулась домой.

* * *

Неожиданно Виктор почувствовал беспокойство. Ему показалось, что он в камере не один. Он даже не выдержал и огляделся. Ну, конечно, никто не мог появиться в одиночке среди ночи. Потом стало жарко, как будто посреди лета, вдруг включили отопление. Виктор поднялся и снял куртку от лыжного костюма.

Прохладнее не стало. Жар шёл изнутри, и он с беспокойством подумал, что заболел. Хотел уже бежать к двери, звать охрану, но тут в теле начался настоящий пожар. Виктор вытянул перед собой руки и с удивление обнаружил, что кожа чернеет, как тлеющая бумага, а секундой позже из-под неё начали прорываться языки пламени. От страха и ужасной боли он дико закричал. А потом мир взорвался. А перед самой смертью взор маньяка был направлен не на ворвавшихся после его собственного нечеловеческого вопля в камеру вертухаев, а на три неясные фигуры, которые взявшись за руки, так что он оказался в центре этого жуткого хоровода, хладнокровно наблюдали за последними мгновениями его жизни.