Скс Режим бога 1-я книга

В Репино я приехал в отвратительном настроении. Пока трясся в электричке, сообразил, что у Лукиной Марины дочь уже вполне может ходить в школу — а значит, у нее тоже, как и у меня, наступили каникулы. И самое место их провести — за городом, в хорошем, теплом доме. А следовательно, вся моя операция может сейчас 'накрыться медным тазом', если в доме окажутся люди.

Или их дома не будет. ПОКА не будет... Я выехал в Репино одной из первых электричек, а хозяевам торопиться некуда. И они вполне могут нагрянуть в дом в тот момент, когда я буду увлеченно потрошить их "мебеля".

Короче, опять пропустив вперед всех пассажиров, вышедших из электрички на станции Репино, я плелся сзади, и пытался издали увидеть крышу нужного мне дома.

В этот раз подходить к дому с улицы я не стал. Крыша дома уже была видна, и печная труба признаков жизни не подавала. Поэтому я стал пробираться к дому с тыльной стороны, выходившей на большой заснеженный овраг, и отгороженной от него зарослями голых, заваленных снегом кустов.

"Пипец! Три раза пипец!!!" — чтобы пройти — нет, чтобы пролезть сто метров, мне понадобилось больше часа. Снега было столько, что с каждым шагом я проваливался по пояс. Когда же достиг чертового забора, пар от меня валил, как от кипящего радиатора, и я готов был сдохнуть от усталости.

Больше часа я провел под забором, просто тупо переводя дыхание. У меня хватило мозгов время от времени посматривать вокруг, но в пределах видимости не было ни души. Также я внимательно прислушивался — но из-за забора и из дома не доносилось ни звука.

Наконец, придя в себя, я вертикально прислонил санки к забору, и встав на них, попытался заглянуть во двор. Видно было из рук вон плохо. Я видел только окна второго этажа и чердака. А совсем худо было то, что я понял, что через забор перелезть не смогу. Не хватит ни роста, ни твердой опоры, ни сил.

Сдаваться я все-таки не думал, и решил поискать вдоль забора какое-нибудь бревно, или камень побольше. Ну а нашел... калитку! Она была сделана так аккуратно, что практически сливалась с забором, поэтому я, стоя в десятке метров, просто не увидел ее раньше. В калитку был врезан замок — но, судя по всему, ею давно уже не пользовались.

Минут десять я мялся в нерешительности и сомнениях. Случись что — по такому снегу я никак не смогу убежать. Но нужно было или продолжать, или возвращаться домой. Я еще раз поозирался и понапрягал слух — вокруг не было ни души, и только ветер доносил далекий собачий лай. Что ж — я полез в рюкзак, и достал ломик и топор. Решительно примерившись, я пристроил конец лома туда, где, по моим расчетам, должен находиться язычок замка. Глубоко вздохнул, и с силой ударил обухом топора по лому. Раздался треск — косяк лопнул белесой щепой, и калитка на несколько сантиметров приоткрылась. Я замер. Но вокруг стояла все такая же тишина. Толкнул калитку — она открылась шире. Тогда я, крепко держа топор наготове, навалился на калитку уже всем весом, и она еще поддалась настолько, чтобы я смог протиснуться внутрь.

Передо мной был задний двор дома. Лежала деревянная лестница, стояли какие-то бидоны. Все это — и крыльцо, и садовые дорожки, и двор, и участок — были завалены снегом, вокруг не было никаких следов чьего-либо пребывания. Чертыхнувшись, я вернулся к калитке, и втащил внутрь санки и рюкзак. Достал из рюкзака фонарик, прикрыл калитку, и решительно двинулся к дому.

В дом я проник через дверь, выходившую на задний двор. В отличие от калитки, по двери, ведущей в дом, пришлось бить дважды. В доме было холодно и сумрачно, несмотря на то, что на улице периодически проглядывало солнышко. Я старался без особой нужды фонариком не пользоваться, чтобы случайные прохожие с улицы не увидели в окнах дома луч света. Нервы были напряжены, и убедившись, что в доме на самом деле никого нет, я принялся побыстрее искать злосчастную кровать.

Мебель в доме я назвал бы "сталинской" — тяжелая, массивная и старомодная. Спальни на первом этаже я не обнаружил. Были: большая гостиная с телевизором, столовая с огромным обеденным столом, кухня, и две какие-то захламленные подсобки. Из гостиной дверь вела на большую застекленную веранду. Из столовой я повернул в коридор, и из него потопал по лестнице на второй этаж.

Спальню я обнаружил сразу. Посреди спальни стояла массивная — как и вся мебель в этом доме — КРОВАТИЩА. Компанию этому, так искомому мною, объекту, составляли огромный комод, и не менее внушительный трельяж. В углу стояло массивное кресло и кожаный пуфик. Чтобы исключить ошибку, я обошел еще три помещения второго этажа. Два из них тоже оказались спальнями, но мебель в них была явно более современная. А третья комната была кабинетом с массивным письменным столом и креслом — точным близнецом того, что стояло в спальне. Здесь же когда-то была и библиотека. Сейчас же книжные шкафы были девственно пусты.

По приставной лестнице взобрался на чердак. Он был превращен в большую и бестолковую кладовку, в которой лежали и висели старые вещи: плащи, пальто, шинели со споротыми знаками отличия, стояли корзинки, удочки, на полу были завалы старомодной мужской и женской обуви. Похоже, хозяева этого дома никогда ничего не выбрасывали.

Вернулся в первую спальню. Даже беглый осмотр огромной и тяжеленной на вид кровати показал, что вскрыть ее, а потом придать первоначальный вид, я не сумею.

Заляпанный моими мокрыми следами пол и взломанные двери делали эту проблему уже не очень существенной. Хотя, конечно, было бы приятней, если милиция решит, что забрался обычный дачный воришка. Однако вид вскрытого тайника заставит их рыть носом землю.

Ну что поделаешь... Играю, как могу. Да и вид ограбления тут трудно придать. В доме нет ничего ценного — в шкафах столовой даже нет посуды, на стенах ни одной фотографии или картины.

Ладно, поехали! Я стащил с кровати тяжелое покрывало, затем толстые одеяла и совершенно неподъемные матрасы. Обнажилась солидная деревянная основа. Уже ни на что не заморачиваясь, снова взял в руки ломик с топором, и стал ломать кроватную основу. Ставил ломик сверху, бил обухом топора по ломику, а потом расширял такими же ударами уже образовавшиеся трещины. Минут через пять я вынимал целые куски основы и бросал их на пол. В образовавшиеся дыры были хорошо видны какие-то свертки. И их было много!

* * *

Еще через три часа я окончательно выбился из сил. На матрасах, брошенных на пол, лежали: пачки советских рублей — явно больше миллиона, и обитый железом ящик с драгоценностями — кольца, браслеты, цепочки, золотые кресты и часы, серьги — и почти все с драгоценными камнями. Причем я рассмотрел только то, что лежало сверху. Но и этого хватило, чтобы тихо охренеть. Я не специалист по "цацкам", но даже мне было понятно, что стоимость содержимого ящика значительно превышает рублевую наличность. Но и это еще не все! Отдельно на полу лежали три незнакомых на вид пистолета — видимо, немецких; три наших 'ТТ' — эти я опознал сразу; пачки с патронами, и... МР-40 — в просторечии 'Шмайсер'! Вот это я зашел...

... Теперь надо суметь выйти... Когда я обнаружил в выпотрошенной кровати кроме денег ещё и ящик, автомат и патроны, то первым делом принялся за кресла в спальне и кабинете. Они были очень похожи по своей монументальности и массивности на разломанную кровать, и я понадеялся, что и в них есть аналогичная 'начинка'.

Ожидания не обманули! В основе каждого кресла были еще пачки денег и завернутые в ткань и бумагу пистолеты. Также в одном кресле нашлись свертки с золотыми монетами, с которых хищно таращился орел, а во втором — небольшой кожаный портфель с какими-то бумагами на немецком.

Войдя в раж, я здорово покромсал топором комод в спальне и письменный стол в библиотеке, но только зря попортил мебель — после меня теперь ни один антиквар ею не заинтересуется.

Когда все это богатство я стащил на первый этаж и начал упаковывать на санки, то очень скоро стало понятно, что далеко этот груз я увезти не смогу — чисто физически. Один ящик весил килограмм тридцать — когда я затаскивал его на санки, то чуть пуп не надорвал! Плюс деньги, оружие и патроны. Думаю, что на санки я загрузил около ста килограмм. Санки-то выдержали — а вот о том, чтобы выйти из дома таким же образом, каким я и вошел — не могло быть и речи.

Я смог выволочь санки во двор, по коврам гостиной и коридора, только ценой неимоверных, до темноты в глазах, усилий.

Еще примерно час приходил в себя, и усиленно размышлял, что мне делать. Среди идей был как вариант загрузить самое ценное в рюкзак, а остальное бросить, так и вариант заказать такси и вывести все по 'по-нахалке', с дальнейшими пересадками в другие машины и заметанием следов.

Первый вариант вызывал у меня категорическое неприятие! Что я должен был бросить, как менее ценное? Деньги, золото, драгоценности, или оружие?! Мне нужно все! Потому, что у меня в этом мире нет почти ничего своего... У меня нет даже элементарных силенок утащить этот тяжелый тюк!

Второй вариант — это был провал, только растянутый во времени. За мной придут — если не через день, то через неделю точно. Времена такие. И так-то будут искать, не жалея сил. От осознания собственной беспомощности я готов был плакать.

Сколько бы я не сидел и не прикидывал чудесные способы решения проблем, их не было. Время приближалось к восемнадцати часам, скоро мама пойдет с работы домой. На улице уже сильно стемнело. И я принял решение...

Я развязал веревки, стягивающие упакованный на санках тюк, и полез за оружием. Из немецких пистолетов я выбрал самый маленький, в длину примерно сантиметров пятнадцати. Он настолько подходил мне по руке, весу и размеру, что как будто делался под заказ. На одной из его сторон было выбито: 'Mauser-Werke' и что-то там еще — в темноте уже было совсем плохо видно. Пистолетик выглядел красивым и опасным. Патроны к его магазину подошли из коробки с маркировкой '6,35mm'. Я нащелкал в два магазина по 9 новеньких маслянистых патронов, и потом дослал в ствол десятый.

В рюкзак я переложил часть денег и несколько 'колбасок' с монетами. Одна из 'колбасок' оказалась значительно толще и легче остальных. Заинтересовавшись, я развернул промасленную вощенную бумагу, и у меня в руках оказалась железная трубка характерного вида.

— БLя, глушитель-то ему был зачем? — пробормотал я, теряя интерес, и засунул эту фиговину обратно в тюк.

Рюкзак получился килограмм на десять, и я прикрепил его поверх вновь увязанного тюка. После этого подошел к воротам, отодвинул засов, и потянув на себя правую створку, осторожно выглянул на улицу. Было уже совсем темно, но в соседних домах окна не светились. Открыл створку шире, и потянул за собой санки...

...Домой я приехал около восьми часов вечера, и поскольку мне хватило ума позвонить еще с вокзала с уверениями, что "жив, здоров и скоро буду", то дома меня ждал скандал всего лишь "средней тяжести". Мама оценила мой смертельно уставший вид, и только слегка покричав, запретила зимой приходить домой позже шести вечера. Поскольку я согласно кивал и каялся заплетающимся языком, то экзекуция быстро завершилась, и меня отправили переодеваться перед ужином. Сил хватило только раздеться, спрятать пистолет с запасным магазином под матрас, и рухнуть в постель. Дальше сознание обволокла темнота...

Проснулся я уже после полудня. Минуты две еще лежал в кровати, в сладостной бессмысленной неге, пока мозг не включился окончательно. После этого я пружиной вылетел из постели, и ринулся одеваться.

Вчера я затолкал санки в сугроб под платформу, присыпал снегом, и замел следы сломанной еловой веткой. Пока ждал электричку, залез в рюкзак, разорвал сбербанковскую упаковку и вытащил одну банкноту в двадцать пять рублей. В кассе Финляндского вокзала купил какой-то билет и расплатился этой купюрой, а от кассирши получил "настоящую" сдачу! Озираясь, запихнул рюкзак в свободную автоматическую камеру хранения.

А тремя рублями без сдачи расплатился с таксистом, которого чудом поймал прямо на привокзальной площади....

* * *

На кухонном столе, рядом с приготовленным завтраком, меня ждала грозная мамина записка с напоминанием о возвращении не позднее восемнадцати часов, и требованием позвонить, "когда проснешься"... Шевельнувшееся раздражение столь плотным контролем сдохло, едва зародившись, поскольку в эмалированной миске, заботливо закрытой тарелкой, я обнаружил потертые яблоки с морковкой, посыпанные сахарным песком!

МАМОЧКА... Сколько же лет я не ел этого, столь любимого в детстве, лакомства! Ты, рано утром, когда так хочется поспать, встала минут на пятнадцать раньше, чтобы потереть мне яблоко с морковкой. Ты пожарила мне котлеты, зная, что я это умею, но сам делать не буду. Ты помнишь, что я лег спать, не поужинав — и теперь на столе стоят и яблочно-морковное пюре, и уже сделанные бутерброды к чаю. А на батарее, заботливо укутанная в полотенце, меня ждет сковородка с котлетами и картошкой. Ты написала грозную записку не из вредности, а потому, что любишь меня больше всего на свете! Ты потеряла мужа, и точно знаешь, что не переживешь потерю сына! Я, не чувствуя вкуса, механически глотал пюре, и давился слезами...

Наконец, прорвало... Почему все это со мной произошло? Как моя душа — или что оно там — переселилась из меня, взрослого мужика, в меня же — подростка-школьника? Кто, или что — это сделало? Я, конечно, периодически задавал себе эти вопросы — но на них не было ответов, и поэтому старался лишний раз об этом не думать. Но сейчас это снова встало передо мной, со всей остротой отсутствия ответов. Я должен что-то изменить? Что-то исправить? Господь услышал мою на него ОБИДУ, и вернул мне маму и детство для второй попытки? Или наоборот — дьявол решил развлечься, глядя, как мелкий червяк будет проходить через неизбежную пытку вновь? Или некая Высшая Сила Справедливости выбрала меня, и я теперь должен что-то сделать? Что? Нечто, чтобы миллионы людей избежали тех бед, страданий, трагедий и смертей, которые их ждут после обрушении СССР? Это оно? То, что мне пришло в голову почти сразу, одним из вариантов, наряду с шизофреническими идеями покорения мира?! А в награду дали маму и вторую молодость? Или это не награда, а поводок и морковка?

Что? Кто? Зачем? Миллион вопросов, и ни одного ответа. Я сам построил бы версии случайного переселения душ, нестертой памяти прошлой жизни из параллельного мира, пробоя в Информационном поле Земли — и, в конце концов, поверил бы в один из этих вариантов. Но передо мной сейчас лежит девайс двадцать первого века, и смотрит на меня значком откусанного яблока.

Тот, кто дал мне его с собой в эту временную петлю — ОН знал, что я не справлюсь сам, что ЭТО не в человеческих силах. И ОН дал мне с собой ответы на все вопросы, и информацию обо всех событиях — ОН дал мне все прошлое и будущее. ОН, видимо, хочет, чтобы я совершил нечто настолько невозможное, что для этого дал мне в этой ИГРЕ "кольцо всевластия" — знание всех прикупов, доступ ко всем ПОКА секретам и достижениям цивилизации. Теперь я бог? Нет, БОГ — ОН, а мне он дал "РЕЖИМ БОГА". Пользуйся — но сделай! Что сделать?! Ответь мне! Напечатай мне это на Айфоне, пришли на "мыло", вложи свой голос мне в голову! А если я не справлюсь — ты меня вернешь обратно?! Ты снова заберешь маму, мою жизнь, или просто смахнешь ВСЕХ НАС, ЛЮДЕЙ, с игровой доски — как досадную пыль, не оправдавшую доверия и во второй раз?! Нет ответов. Вопросы есть, а ответов нет.