Пропаданец, главы 1-16

Не мешкая, я небрежным движением меча отбросил в сторону кривую саблю смуглого черта и проткнул его, точно вогнав клинок в солнечное сплетение.

Негр (ну ладно, зингарочерноафриканец) попытался напасть сбоку. Я поспешно стряхнул смугляка на палубу и подставил клинок под удар зингарийца. Тот бил размашисто, с чувством, но при этом — без малейшего умения. Я сделал скользящее движение мечом, и тесак вылетел из руки негра. Легкий выпад, и вот уже зингариец корчится на клинке, пытаясь извлечь его из вислого брюха (и если вы считаете, что убийство негра — пирата это неполиткорректный акт, идите в задницу: у меня тут полный набор — смугляк, негр и белый великан).

— Ха! Шалопаи! — хохотнул я. Просто не ожидал, что разделаться с парой меркхаров будет так просто.

Зингариец грузно обмяк, закатил глаза, и я ногой столкнул его на палубу. Негр даже не упал, стек на доски, раскидав толстые руки.

Я быстро сделал два шага в сторону и три шага назад. Теперь между ним и босоногим великаном был открытый зев люка и два мертвеца.

— Ых! — сказал дядька, перехватив поудобнее топорище. — Ех! У — у — ох!

Среди завитков черных волос на его груди просматривалась ярко — красная татуировка: "Берегитесь! Меня зовут Йошки!"

— Ну, бестолочь? Ты идешь, или как? — выкрикнул я, не переставая шарить глазами по сторонам: свободного места на палубе "Выстрела" почти не осталось; пираты продолжали лезть через борт. Прав был Зарраг, на веслах галеры были совсем не рабы. Значит — еще полсотни головорезов к основной абордажной команде.

Гвардейцы яростно сражались, вокруг них кипел водоворот тел. Я одобрительно хмыкнул. Да, не так — то просто достать закованного в броню солдата! Но вот повалить, задавить массой... Ахарр! Как же их много, этих пиратов!

А вот в двери каюты Нэйты корсары еще не ломились. Пока у "купца" оставались зубы, меркхары и думать не смели о грабеже.

— Гмы — ы — ыр! — проскрипел Йошки, раскачивая топор. — Йоху — ху! Их! Мах! Ух! Ого — го!

— А, так тебя недавно оторвали от груди! — сообразил я. — Сказочно! Учишься говорить? Нелегкая работенка! А на горшок как, уже ходишь? Или все по — старому, в штаны?

Йошки побагровел. Нет, человеческий язык он, видимо, понимал, но вот произнести что — то внятное, увы, не мог.

— Ирхык! — выдал он и крутанул топор перед собой. — Йох! Ух! Уху — ху! Го!

— А скажи — ка, Йошки, есть ли у тебя дома кот?

— Ирхык!

Озаренный внезапно догадкой, я уставился в рот Йошки. Да, так оно и было: у пирата оказался вырван язык.

Зря его оскорбил. Обидел человека... Гм, но, думается, язык ему все же вырвали за дело!

Меж тем топор дядьки продолжал описывать круги. Йошки держал его одной рукой, за самый конец рукояти.

За его спиной остановились двое пиратов; драться со мной они не спешили. Наслаждались зрелищем. Похоже, этот самый Йошки был докой по части владения топором. Или полудурком, под руку которому они не хотели попасть.

По моему лбу заструился пот: хмель слишком быстро улетучился, и страх начал просовывать свои усики в мой разум.

Поди угадай, что выкинет дядька в следующее мгновение! Рискнет метнуть топор? Или ударит в прыжке? Ножищи — то у него длинные. А может, ничего не сделает: будет стоять, крутить топор и пугать.

Но тут Йошки скроил отвратительную рожу и вскинул топор над головой, явно готовясь к атаке. А дальше в игру вступил всемогущий случай.

Топор головореза взлетел, взлетел и — я не поверил глазам — соскользнул с топорища!

Я проводил его полет изумленным взглядом: а вдруг пришибет какого — нибудь паршивца? Увы, топор, сверкая литым боком, упал возле носовых кают, попрыгал по окровавленным доскам и замер. Сдерживая смех, я перевел взгляд на дядьку. Тот стоял, нелепо растопырив руки; в правой было зажато топорище.

— Ых... а — а — а... — промычал он, беспомощно оглянувшись.

Тут справа на меня кинулся какой — то дурень с абордажным крюком на короткой цепи. Он вращал крюк над головой и издавал вопли, которым бы позавидовал павиан.

Хлесткий с оттяжкой удар моего меча заставил дурня выпустить цепь; крюк просвистел над головой, чуть не задев макушку шлема.

Пират потрясенно уставился на рассеченный бок; из раны толчками брызгала густая черная кровь.

"Задел печенку", — механически отметил я и добил пирата, чиркнув острием меча чуть ниже кадыка.

— Охр — р... — раздалось за спиной. — Хр — р — р...

Я крутанулся на каблуках. Абордажный крюк торчал из левой глазницы Йошки, как ястреб, впившийся в добычу клювом. По грязной физиономии пирата тек кровавый ручей, падал с подбородка спелыми ягодами...

Йошки медленно осел на палубу, головой к челноку.

Из — за борта которого тотчас высунулась озабоченная физиономия мудреца.

— Так его, так! — с азартом выкрикнул он. — Ой, берегись!

Двое пиратов, что топтались за спиной Йошки, наступали. Это были серьезные противники, по виду — фалгонарцы, хорошо сложенные, молодые. Один носил кирасу — всю во вмятинах, со следами позолоты, явно не с солдата снял. Другой был в кольчуге из узких стальных пластин, стянутых кожаными ремешками. У первого был тяжелый кавалерийский палаш, у второго — шпага с затейливым, плетеным из серебряной проволоки эфесом.

Головорезы надвигались на меня с двух сторон, обходя люк мягким вкрадчивым шагом.

"Зажмут и прикончат!" — подумал я, лихорадочно соображая, что же предпринять. Отступать некуда. За спиной — фальшборт. Не прыгать же в воду... Метнуться вправо? Влево? Но бой уже распространился на всю палубу... Ахарр! От пары умелых мечников отбиться непросто, тем более, когда ты лишен возможности маневрировать. А эта длинная шпага... Ей доспехи не помеха. Найдет щель, ужалит и кранты! Вот горло открыто... Любимая цель фалгонарских бретеров! Ай — ай — ай, зачем же ты отдал Франногу кинжал? Вот старый хрен... да нападите вы на него, а меня не трогайте!

Видали? Нет, вы видали, как меня сплющило от страха?

Словно прочитав мои мысли, старый философ снова высунулся из лодки. Лицо бледное, сосредоточенное. Демоны преисподней, что он...

— Демоны преисподней, Фра...

Прищурив глаз, Франног коротко взмахнул правой рукой.

Даже сквозь грохот схватки я услышал короткий тупой звук.

Шпажист странно дернул головой, удивленно выпучив глаза. Потом одеревенело шагнул вперед, бессильно опустив руки. Острие клинка царапнуло палубу... Еще шаг, и пират повалился лицом вниз. Из его затылка торчала рукоятка моего кинжала.

— Есть! — восторженно вскрикнул Франног, потрясая костлявым кулаком.

Ого! Старый мудрец, оказывается, натаскан кинжалы бросать! Где научился? Зачем? Я даже присвистнул от удивления.

В это мгновение напарник шпажиста издал горестный вопль и метнулся к Франногу.

— Сумасбродный старик! — Я перепрыгнул через люк, загораживая челнок своим телом.

Глупый поступок, но изредка я на такие способен — это в случае, когда Ктулху моего страха на какое — то время отлучается справить большую и малую нужды. В Р'льехе у него маленький деревенский сортир с окошечком в форме сердца.

Вовремя! Палаш ударил о мою кольчугу и высек сноп искр, со скрежетом уходя вниз...

Я торопливо подсек клинок и, действуя исключительно по наитию, врезал шарку сапогом между ног. Такого развития событий пират не ожидал. Он глупо распахнул рот, тоненько протянул "О — о — ой"...

Я спокойно заколол его в горло и отпихнул сапогом. Меркхар провалился в мою каюту, загремел по ступенькам, затем послышался всплеск — это пират угодил в лужу вина.

— Молодчага, мастер Ков! — проблеял Франног. — Ловко ты его, в натуре, завалил, лося — то этого! Ухайдакал враз!

— Чего — чего? — опешил я. Старый аскет вдруг заговорил, как портовый жулик. Головку ему напекло, или как? Стряхнув с бровей капли пота, я обернулся к Франногу, но тот вдруг истошно завопил и ткнул рукой куда — то за мою спину.

Я развернулся настолько стремительно, что едва не упал. К глазам метнулась узкая полоса стали — страшная, в алой кровище... "Дранг!" — Я удачно парировал удар; в лицо сыпануло мелкими каплями крови. Меня атаковала высокая и недурно сложенная бабенка.

Ох ты ж ех ты ж!

Брюнетка, стриженная под мальчика, в облегающей, выполненной на заказ вороненой кирасе (такой, что облегает грудь строго по размеру). Высокая, стройная, лет тридцати, мммм, но не кровь с молоком — поскольку личико бледное. Чем — то похожа на звезду стриптиза Диту фон Тиз, ту тоже хотелось... ну, короче, хотелось и все, несмотря на ее готичные прикиды. Бледная кожа — и чувственный рот с полными губами... И шея нежная, созданная для ласк и поцелуев.

Вы уж простите... из всех талантов, данных Небом человечеству, во мне прижился лишь талант к распутству. Когда я встречаю женщину красивую и сексуальную, во мне пробуждаются инстинкты древние, как мир, и им начхать на мои страхи, на опасности, на все им начхать. Они хотят одного — чтобы я закинул эту женщину на плечо и уволок к себе в пещеру.

Она держала меч одной рукой, твердо и вместе с тем... небрежно. Она словно рисовалась передо мной: вот я, дескать, какая! Да мне таких как ты подавай десяток!

Мы обменялись несколькими ударами. Она умела фехтовать, — виртуозно. И в ее тонком запястье силенок было примерно столько же, сколько и у меня. То есть — неестественно много.

"Твою мать... Да она же со мной... развлекается!" — вдруг понял я, приметив азартный блеск в ее карих до черноты глазах. Еще мне почудилось, что взгляд меркхарки обладает гипнотической силой, но на этот счет я не переживал: гипнозу я почти не поддаюсь, подозреваю, потому, что для гипнотезера главное — проникнуть в мой разум, но когда разума особенно и нет, то и проникать, как бы, некуда. Уж такой я молодец.

— Девушка, может, спустимся в каюту? Выпьем вина? В каюте я покажу вам свою радость!

Клинок черновласки вдруг замелькал в воздухе с неимоверной скоростью: раз! раз! раз! — я едва успевал отражать удары. О том, чтобы перейти в контратаку, не могло быть и речи. Меч бойкой мадам оказывался сразу везде, описывая разнообразные кривые, сверкал розовой молнией, каждый раз подбираясь к моему телу почти вплотную.

Не стоило мне, видимо, рассказывать о демонстрации своей радости.

А ведь при дворе Барнаха я считался отличным фехтовальщиком! А вот если она меня проткнет, то — то будет больно! Нет, на мне, конечно, кольчуга, но лицо... И руки, и ноги... И вообще, я боюсь боли, чего там скрывать.

Я устыдился своего малодушия и свирепо уставился на пиратку. И сразу, выпустив из поля зрения вражеский меч, заимел болезненный порез на левом плече.

Я выругался и отскочил на шаг. Черт! Едва не запнулся о труп дохлого Йошки! (Нет, лучше сказать так: об умерший труп дохлого Йошки.) Я переступил через дядьку и уперся каблуком в мачту. Все. Отступать дальше некуда.

А еще этот мудрец, с которым пиратка расправится в два счета, если я дам деру. Правда, путь для бегства только один — в море, к акулам. Уж они полакомятся моей радостью — с радостью, так сказать. Только мне будет от этого не весело.

Девка придвинулась, выгнулась в пируэте стремительного выпада. Я с трудом парировал, но меч меркхарки, описав полукруг, атаковал снизу.

"Дранг!" — я едва отвел удар. Она почти достала меня на этот раз — еще немного, и я превратился бы в кастрата.

Я подступил к мачте, вжался в нее лопатками, с хрипом глотая воздух. Правую руку ломило от бесконечных ударов, пальцы сделались ватными, под мышками можно было плавить железо. А чертова баба, похоже, даже не вспотела!

Ее меч скользнул по моей кольчуге. Ох! Новый порез! На сей раз клинок царапнул кисть левой руки.

Вообще, скользить по ней должен был я, но девка (ладно, я злой: женщина — пират) просто не давала мне шанса ее полюбить. Проклятая феминистка! И садистка — до кучи.

Дважды на помощь к ней бросались пираты, но оба раза она останавливала их небрежной отмашкой.

Ого. Капитанша! Ну что, нормально, если вспомнить Энн Бони, Мэри Рид или Грануаль. На самом деле, чтобы там не трындели феминистки — умная и цепкая женщина могла пробиться на самый верх в любые времена.

Прикончить бы тебя, родная, глядишь, твои люди бы струхнули, а тем временем я с ребятами...

"Вжик!" — острие пиратского меча на волос не достало до горла.

Я грязно выбранился по — русски. Похоже, это конец. А ведь я даже не опробовал на "Грануаль" ни одного финта, ни единой уловки! Я, по сути, только оборонялся, как жалкий недоучка, опрометчиво вступивший в схватку с опытным мастером меча!

Вскоре садистская игра ей наскучит, и она завершит дело одним ловким ударом! Прирежет, как барана. Раз — и все! — подумал я смятенно. Мой Ктулху приоткрыл дверку туалета и с интересом прислушивался к смятенным мыслям в моей черепушке.

Схватка длилась уже несколько минут, и за это время пираты успели практически полностью очистить палубу от гвардейцев и матросов. Да, защитники "Выстрела" дрались яростно, но пиратов — то было в три раза больше.

— Шахнар! — вдруг визгливо крикнул мудрец. — Они ломают дверь в каюту Нэйты! Я! Они уже... Помоги ей, Олег!

Голос мудреца был страшен.

В сортире Р'льеха заволновались.

Все. Ломают двери. Это почти конец. Конец моей жизни! Валите отсюда, зрители! Я не хочу, чтобы вы видели, как меня убивают!

Я взревел. Кровь бросилась в лицо, вены на шее стали как канаты. Страх за себя стал настолько острым, что превратился в гнев и ярость.

Главарь пиратов внезапно попятилась. Я с изумлением обнаружил, что атакую, причем атакую с мастерством, многократно превосходящим мои ранние наработки. Мой клинок порхал как бабочка, проводя замысловатые атакующие комбинации, о которых я не имел никакого понятия.

Мой страх стал проводником в мир чудесных открытий, превратился в острие атаки, наполнил меня энергией.

Сперва приняв порыв за слепую, отчаянную атаку, Грануаль (да, знаю, звучит криво, но не представляю, как еще ее называть...) вскоре поняла, что это не так, и растерялась. Она продолжал пятиться, не отрывая от меня яростного взгляда. Теперь она отражала удары неуклюже, перехватив меч обеими руками. Пот заливал ее лицо, щеки ввалились, а глаза суматошно рыскали; у меня создалось ощущение, что она хочет взглядом содрать с меня кожу.

— Ну, чего теперь запоешь, дура от горшка два вершка? — выкрикнул я. Да, я знаю: я сексист и злобный мужской шовинист, ату меня!

Злобная гримаса на миг перекроила лицо Грануаль, она стремительно атаковала, но была с легкостью отбита. Мой клинок прянул вперед, и глубокий порез рассек фарфоровую кожу на правой щеке дамочки.