2. Порченая кровь

— Не видел чего?

— Эльм... он...

Даймиру вдруг стало жарко. Он вспомнил — точно обрывок давнего ночного кошмара — белое лицо-маску, непривычно живое, искажённое яростной судорогой; чудовищно напряжённые мышцы; стиснутые зубы; бисер пота на мраморном лбу... И глаза — ясные, голубые... Гальбо Линт смотрел прямо на пастыря, в его взгляде стыла холодная стальная решимость — неукротимая, абсолютная.

— Он дал нам время, — пробормотал Хетч. — Секунд пять. В самый раз хватило.

Забыв про головокружение, Даймир поднялся, взял рыжего стрелка за отвороты куртки и встряхнул.

— Почему. Ты. Его. Не вытащил?

— Я не смог, — Хетч не пытался вырваться и смотрел, как побитый пёс. — Вытянул вас, сунулся обратно... всё... камни одни.

Даймир медленно разжал пальцы. За спиной у Хетча он видел берег — в сравнении с прошлым утром, пространства от деревьев до кромки обрыва стало заметно меньше. Футов двести скалы исчезло — разлетелось вокруг в виде обломков, либо просто обвалилось в море. На краю пропасти стоял легат Бажец, заглядывал вниз. Вот он сплюнул в ещё дымящийся провал, повернулся и подошёл к своим людям.

— Ну? — спросил Бажец, кривя губы и глядя на стрелков с неприязнью. — Какого скрайта вы там натворили? Как это понимать? Простая работа, и... одни руины. Сайгоса потеряли, первостатейного кинетика, сами едва живы. Что с Рогером?

— Гальбо тоже погиб, — сказал Даймир, будто не заметив вопроса про своего командира.

— Кто? — легат нахмурился.

— Гальбо Линт.

— А-а-а... камнелицый, — Бажец равнодушно пожал плечами. — Ну, за него-то мне перед консулом не краснеть. А вам я говорил, не стоило брать его с собой.

— Вы были правы, брат Бажец. Не стоило.

Даймир не почувствовал злости. Только обиду — какую-то детскую, глупую...

Вот её он и вложил в пощёчину легату.

11.

В Эгельборге шёл дождь. Ещё ночью натянуло с запада тяжёлых серых туч, и к утру в водостоках уже булькало и клокотало. Вокруг переполнившейся бочки расплывалась большая мутная лужа, а капли всё выбивали из листвы ровный неумолчный шелест. Ш-ш-ш-ш...

Сидя на скамье под широким навесом коновязи, Даймир смотрел сквозь пелену падающей воды на мокрый сад. Палец оттягивал огромный револьвер — вычищенный и смазанный. Он крутил его: два оборота вперёд, два назад... Барабан в старом огнестреле был слегка разболтан и клацал — тихо, ритмично.

— Отдыхаешь? — Малеш, не дожидаясь приглашения, сел рядом и с подозрением покосился на большой глиняный кувшин, пристроившийся у ног стрелка — уже наполовину пустой.

— Отдыхаю, — согласился Даймир. — Люблю дождь, под него думается хорошо.

— О чём?

— Ни о чём. Под дождь хорошо думается ни о чём — в этом его прелесть.

— Можно? — рука ментата протянулась к кувшину.

Стрелок лишь пожал плечами, но едва заметно усмехнулся, когда Малеш сделал осторожный глоток, и на лице его отразилось недоумение.

— Это... вода.

— А ты чего ожидал?

— Ну... чего-нибудь покрепче, признаться.

Клацанье барабана прекратилось, Даймир поднял увесистый револьвер и несколько секунд подержал оружие на вытянутой руке — длинный ствол застыл в неподвижности, не вздрагивая ни на волос.

— Я не пью хмельного.

— И в "Колченогом Джа", когда ты говоришь трактирщику "как обычно", тебе приносят в кружке с роскошной шапкой пены...

— Квас.

— Ну и ну... А я-то думал, что немного тебя изучил. Между прочим, если знать меру...

— Чушь. Лучшая мера — это когда мерить вовсе нечего.

— Ни к чему быть идеальным, Дайм.

— Да ну? С чего ты взял?

Помолчали немного. Даймир снова принялся крутить на пальце находку Гальбо — два оборота вперёд, два назад... Клац... Клац...

— Трибунала не будет, — сказал Малеш спокойно, буднично. — Ни для тебя, ни для Рогера никаких последствий. Иногда нужно просто оставить всё, как есть. Я постарался донести эту мысль до консула, он согласился. Легат скрипнул, но тоже согласился. А как насчёт тебя?

— А мне плевать, — в тон ему ответил Даймир. — Я с ними больше работать не стану — ни с Рогером, ни с Бажецем. Да и с Хетчем — тоже.

— Не горячись. В Восточном капитуле не любят ультиматумы.

Стрелок пожал плечами.

— У меня нет истерики, Мал. Ни Рогеру, ни Хетчу я больше не могу доверять. А между мной и легатом всегда будет его щека, по которой я врезал. Может, меня отправят на Межу — буду только рад.

— Тебя не на Межу, тебя в метельщики сошлют.

— Значит, буду мести мостовые. Думаешь, не справлюсь?

— Думаю, что это будет слишком расточительно для Бастиона — терять опытного стрелка, — Малеш отставил кувшин в сторону и хмыкнул. — Но врезал ты ему от души, я прямо удивился... Не думал, что ты любишь эльмов.

— Я не люблю эльмов, — отрезал Даймир. — Я и людей-то люблю — из троих одного. Двое из троих всегда либо подлецы, либо недоумки. А тот эльм... он поступил, как человек. Рогер всех нас едва не оставил там, под землёй, а мальчишка-эльм отдал свою жизнь, чтобы спасти меня и ещё двух идиотов. Он мог спастись сам, но предпочёл спасти нас. Почему?

— Их слишком мало на Архипелаге. То, что ты принимаешь за человечность, Дайм, лишь проявление рациональности. Когда твоя популяция так мала, каждый свыкается с мыслью, что лучше пожертвовать одной жизнью, чем потерять три.

— Но мы — не его соплеменники. Нет рациональности в том, чтобы жертвовать собой не ради подобных себе, а ради... Да чего там, ради возможных врагов. Разве нет?

— Я не знаю, — Малеш вздохнул, — они себе на уме, эти эльмы. Может, это высшая рациональность? Ведь ты — возможный враг — теперь сидишь тут живой и предаёшься сомнениям. А может, прав и ты. В конце концов, Абель Спаситель разглядел в них что-то человеческое. Как полагаешь?

— Полагаю, он был поумнее нас.

— Пожалуй. А ты категоричный парень, Дайм. Не жмёт тебе принципиальность?

— Какой есть — такой есть. Переделывать поздно уже.

— Да я и не возьмусь. У меня есть идея получше.

Впервые с начала этого разговора Даймир посмотрел на спирита и во взгляде его вспыхнул интерес.

— Ты меня знаешь чуть больше года, — сказал Малеш. — Кажется, мы неплохо ладим.

— Ну, ты не похож ни на подлеца, ни на недоумка. Но в деле я с тобой не был.

— Эта беда поправима.

Малеш откинул полу форменной куртки, на её подкладке слева — напротив сердца — тускло поблёскивала круглая и плоская пластинка из хромированной стали. Размером чуть больше монеты, украшенная лаконичной гравировкой "М 49". Строгие литеры вытравлены в белом металле и зачернены.

— Ма-аршал, — протянул Даймир. — Занятно... А я и не догадался.

— Пока лишь номинально. Я больше месяца подыскиваю стрелка себе в пару. Пойдёшь?

Предложение застало врасплох. Стать пастырем пастырей... Внутренняя безопасность Бастиона находилась в руках инспекторов Сферы — службы грозной, вездесущей и оттого считавшейся среди адептов Ясного Неба малопочтенной. Чёрные маршалы — дело другое, их и побаиваются, и уважают. Их набирают среди опытных стрелков и ментатов. Это специалисты по задачам особо сложным или особо деликатным, расследующие, в числе прочего, преступления, в которых замешаны пастыри или вольные чистильщики. Но тщательнее всего они следят за нарушениями Пактов Вендела, монополиями на порох и огнестрелы. Работают маршалы парами, и таких двоек в подчинении Восточного, Западного и Центрального капитулов всегда действует ровно сто.

И вот ему предлагают войти в число лучших над лучшими, стать кем-то, с кем придётся считаться даже местечковым легатам, вроде Бажеца. Два круга на нашивке вместо трёх и возможность принимать самостоятельные решения. Но где больше свободы — там больше сомнений. А где больше власти — там больше ответственности. Почёт и уважение? Их пока ещё заслужишь...

— За целый месяц толкового стрелка не нашёл? — усмехнулся он, пытаясь скрыть растерянность.

— Просто толковый мне ни к чему, — ответил Малеш. — Мне принципиальный нужен, вроде тебя. Могу на раздумья неделю дать, но ты ведь не дурак, сам понимаешь — никто тебе лучшего не предложит. Для этого дела ты подходишь, как никто другой.

— Искать на свою задницу неприятности?

— Именно так.

— Хорошая работа, — Даймир кивнул ментату. — Я согласен.