Но ее мнение о Нико быстро изменилось.
Перси нахмурился.
— Я... я тебя знаю.
Брови Нико взлетели вверх.
— Знаешь? — Он посмотрел на Хейзел в ожидании объяснения.
Хейзел помедлила. Что-то в реакции брата насторожило ее. Он изо всех сил старался показать, что ничего не случилось, но она заметила, что когда брат увидел Перси, то он впал в панику. Нико знал Перси. Она была в этом уверена. Почему он делает вид, будто это не так?
Хейзел заставила себя заговорить.
— Понимаешь... Перси потерял память. — Она рассказала брату, что произошло после появления Перси у ворот.
— И вот, Нико... — осторожно продолжила она, — я подумала... ну, ты ведь много путешествовал. Может, ты встречался с полубогами вроде Перси раньше или...
Выражение лица Нико стало мрачным, как Тартар. Хейзел не могла понять почему, но уяснила: тему разговора надо поменять.
— Эта история об армии Геи... — сказал Нико. — Ты предупредил Рейну?
Перси кивнул.
— Кстати, а кто такая Гея?
У Хейзел во рту пересохло. От одного только имени... Она изо всех сил старалась не упасть — колени у нее подгибались. Она вспомнила мягкий сонный голос женщины, сверкающую пещеру и ощущение, будто ее легкие наполнились густой черной нефтью.
— Она богиня земли. — Нико посмотрел на землю, словно та могла подслушать его. — Старейшая из богинь. Большую часть времени она погружена в глубокий сон, но она ненавидит богов и их детей.
— Мать-земля — она что, злобная?
— Очень, — мрачно ответил Нико. — Она убедила своего сына титана Кроноса... то есть я хотел сказать Сатурна... убить его отца Урана и захватить власть в мире. Титан правил долго, а потом его дети, боги Олимпа, свергли его.
— Кажется, история знакомая... — Голос Перси звучал удивленно, словно старые воспоминания частично всплыли на поверхность. — Но вот про Гею я ничего не слышал.
Нико пожал плечами.
— Она взбесилась, когда власть взяли боги. Она взяла себе нового мужа — Тартара, духа бездны, — и породила новую расу гигантов. Они попытались уничтожить гору Олимп, но боги, в конечном счете, взяли над ними верх. По крайней мере... в первый раз.
— В первый раз? — переспросил Перси.
Нико посмотрел на Хейзел. Наверно, он не стремился пробуждать в ней чувство вины, но она ничего не могла с собой поделать. Если Перси узнает о ней правду... тот ужас, что она натворила...
— Прошлым летом, — продолжил Нико. — Сатурн попытался вернуться. Случилась вторая война титанов. Римляне из лагеря Юпитера взяли штурмом его штаб-квартиру на горе Отрис по другую сторону залива и уничтожили его трон. Сатурн исчез... — Он помедлил, глядя на Перси.
У Хейзел возникло впечатление, что ее брат нервничает, опасаясь, как бы к Перси не вернулась память.
— Так вот, — вновь заговорил Нико. — Сатурн, вероятно, снова рухнул в бездну. Мы все решили, что война закончилась. Но похоже, что поражение титанов рассердило Гею. Она просыпается. Я слышал, что гиганты начинают возрождаться. Если они собираются снова бросить вызов богам, то, возможно, начнут с уничтожения полубогов...
— Ты говорил об этом Рейне? — спросил Перси.
— Конечно. — Нико выпятил челюсть. — Римляне мне не доверяют. Вот почему я надеялся, что она прислушается к тебе. Дети Плутона... я не обижаюсь, но они считают, что мы даже еще хуже, чем дети Нептуна. Мы приносим несчастье.
— Но они же позволили Хейзел остаться здесь, — заметил Перси.
— Это другое дело, — сказал Нико.
— Почему?
— Перси, — вмешалась Хейзел, — понимаешь, гиганты — это еще не самое плохое. Даже... даже Гея — не худшая проблема. Наша главная проблема — это то, на что ты обратил внимание, сражаясь с горгонами: они не умирают. — Она посмотрела на Нико. Она теперь опасно приблизилась к собственной тайне, но Хейзел почему-то доверяла Перси. Может, потому, что он тоже был чужаком, может, потому, что он спас Фрэнка в реке. Он заслуживал правды: должен был знать, что им предстоит.
— Мы с Нико, — осторожно проговорила она, — думаем, происходит вот что... Смерть не...
Хейзел не успела закончить — ее прервал крик, донесшийся от подножия холма.
К ним бежал Фрэнк. Руки у него были в смазке после чистки оружия.
Как всегда при виде Фрэнка, сердце у Хейзел исполнило маленький танец с кульбитами, что сильно ей досаждало. Да, он, конечно, был ее добрым другом, одним из немногих людей в лагере, который не относился к ней так, будто она — зачумленная. Но он нравился ей по-другому.
Фрэнк был на три года старше ее и не выглядел таким уж красавцем принцем — странное сочетание детской мордашки и коренастой борцовской фигуры. Он напоминал этакого медвежонка коала с накаченными мускулами. Оттого что все в лагере всегда пытались соединить их ("Два самых больших лузера в лагере. Вы, ребята, идеально друг другу подходите!"), Хейзел исполнялась все большей решимости не симпатизировать ему.
Но сердце ее не хотело следовать заданной программе. Как только появлялся Фрэнк, оно начинало сходить с ума. Она ничего такого не чувствовала со времени... со времени Сэмми.
Прекрати, приказала себе Хейзел. Ты здесь по одной-единственной причине — и вовсе не для того, чтобы обзавестись бойфрендом.
И потом, Фрэнку ее тайна была неизвестна. Если бы он знал, то вел бы себя с ней иначе.
Он добежал до святилища.
— Привет, Нико...
— Фрэнк. — Нико улыбнулся. Похоже, Фрэнк казался Нико забавным, может, потому, что он был единственным человеком в лагере, у кого присутствие детей Плутона не вызывало аллергии.
— Рейна послала меня за Перси, — объяснил Фрэнк. — Октавиан принял тебя?
— Да, — ответил Перси. — Он распотрошил мою панду.
— Он... а-а-а. Гадание по внутренностям? Да, плюшевых мишек, наверно, по ночам мучают кошмары из-за этого парня. Но ты принят! Тебе нужно привести себя в порядок перед вечерним собранием.
Хейзел вдруг поняла, что солнце склоняется к горизонту. Как это день прошел так быстро?
— Ты прав, — сказала она, — нам, пожалуй, лучше...
— Фрэнк, — оборвал ее Нико, — ты бы проводил Перси вниз, а мы с Хейзел скоро спустимся.
"Так-так", — подумала Хейзел, пытаясь прогнать озабоченное выражение с лица.
— Да... неплохая мысль, — выдавила она. — Вы идите, ребята. Мы вас догоним.
Перси снова посмотрел на Нико, словно все еще пытался вспомнить.
— Мне бы хотелось еще с тобой поговорить. Не могу отделаться от чувства...
— Конечно, — согласился Нико. — Позднее. Я останусь в лагере на ночь.
— Да? — пробормотала Хейзел.
Обитателям лагеря это точно придется не по душе: сын Нептуна и сын Плутона появляются в один и тот же день. Теперь им еще не хватает нескольких черных котов и разбитых зеркал.
— Ступай, Перси, — сказал Нико. — Устраивайся. — Потом он повернулся к Хейзел, и она подумала, что худшее в этот день еще впереди. — Мне нужно поговорить с сестрой.
— Ты ведь его знаешь? — спросила Хейзел.
Они сидели на покрытой костями и алмазами крыше святилища Плутона. Насколько это было известно Хейзел, кости там всегда были. А алмазы были на ее совести. Стоило ей где-нибудь засидеться или просто занервничать, они начинали повсюду выскакивать вокруг нее, как грибы после дождя. На крыше сверкали алмазы общей стоимостью в несколько миллионов долларов, но, к счастью, другие обитатели лагеря к ним не прикасались. Ребята знали, что воровать в храмах не стоит, — в особенности в храме Плутона, — а фавны сюда никогда не приходили.
Хейзел вздрогнула, вспомнив сегодняшнюю стычку с Доном. Если бы она не оказалась такой проворной и не подняла алмаз с дороги... ей даже думать об этом не хотелось. Ей ни к чему, чтобы на ее совести была еще одна смерть.
Нико болтал ногами, как маленький мальчишка. Его меч стигийской стали лежал сбоку рядом со спатой Хейзел. Он оглядывал долину, где на Марсовом поле работали строители — сооружали укрепления для вечерних игр.
— Перси Джексон. — Он произнес это имя как заклинание. — Хейзел, я должен тщательно подбирать слова. Тут происходят важные вещи. Некоторые тайны должны оставаться тайнами. И ты в первую очередь должна это понимать.
— Но он не похож... не похож на меня. — Щеки у Хейзел зарумянились.
— Нет, — ответил Нико. — Извини, но большего я тебе не могу сказать. Я не могу вмешиваться. Перси сам должен разобраться, как ему вести себя в лагере.
— Он опасен? — спросила она.
— Очень. — Нико сдержанно улыбнулся. — Для своих врагов. Но для лагеря Юпитера он не представляет угрозы. Ты ему можешь доверять.
— Так же, как тебе, — с горечью сказала Хейзел.
Нико покрутил на пальце свой перстень с черепом. Кости вокруг него начали подрагивать, словно собираясь сложиться в скелет. Если Нико впадал в хандру, то оказывал на мертвых такое вот воздействие — что-то вроде проклятия Хейзел. Они разделяли между собой две сферы, которые контролировал Плутон: смерть и богатство. Иногда Хейзел казалось, что Нико повезло больше.
— Слушай, я знаю, что это нелегко, — сказал Нико. — Но тебе предоставляется вторая возможность. Ты можешь все исправить.
— Ничего тут не исправишь, — вздохнула Хейзел. — Если они узнают обо мне правду...
— Не узнают, — пообещал он Хейзел. — Скоро они объявят поиск. Им придется это сделать. Я буду гордиться тобой. Верь мне, Бья...
Он оборвал себя на полуслове, но Хейзел знала, что он чуть было не назвал ее Бьянкой. Так звали настоящую сестру Нико — ту, с которой он вырос. Нико мог питать родственные чувства к Хейзел, но ей никогда не заменить ему Бьянку. Хейзел была для него второй по значимости... за неимением лучшего — утешительный приз от Царства Мертвых.
— Извини, — сказал Нико.
Во рту у Хейзел появился металлический привкус, словно у нее под языком образовывались золотые слитки.
— Так это правда насчет Смерти? Это козни Алкионея?
— Я думаю, да. В Царстве Мертвых дела идут неважно. Папа с ума сходит, пытаясь удержать ситуацию под контролем. Судя по тому, что Перси рассказал о горгонах, здесь тоже дела идут плохо. Но ведь для этого ты здесь и появилась. Все, что было у тебя в прошлом... ты можешь из этого извлечь немалую пользу. Твое место здесь — в лагере Юпитера.
Эта мысль показалась ей такой смешной, что Хейзел расхохоталась. Ее место было вовсе не в лагере Юпитера. И даже не в этом веке.
Она знала, что о прошлом ей лучше не думать, но Хейзел помнила тот день, когда ее прежняя жизнь рухнула. Она вырубилась с такой скоростью, что у нее даже не было времени сказать "ой-ой". Хейзел перенеслась назад во времени. Не сон и не видение... воспоминания накатили на нее с такой идеальной ясностью, что ей даже показалось, будто она и в самом деле присутствует там.
Ее последний день рождения. Хейзел только что исполнилось тринадцать. Но не в прошлом декабре, а семнадцатого декабря тысяча девятьсот сорок первого года, в последний день ее жизни в Новом Орлеане.
VI
Хейзел
Хейзел возвращалась домой из конюшни одна. Несмотря на холодный вечер, от нее шел пар. Сэмми только что поцеловал ее в щеку.
В этот день случилось много всего — приятного и неприятного. Ребята в школе дразнили ее из-за матери, обзывали ведьмой и всякими другими обидными прозвищами Конечно, это началось не в тот день, но со временем становилось все хуже и хуже. Слухи о проклятии Хейзел распространялись. Школа, где она училась, называлась Академия Святой Агнессы для цветных детей и индейцев — это название оставалось неизменным вот уже сотню лет. Школа, как и ее название, скрывала под своей крышей немало жестокостей, припудренных легким налетом доброты.
Хейзел не понимала, как другие черные подростки могут быть такими жестокими. Уж они-то должны были понимать — их самих все время наделяли унизительными прозвищами. Но они дразнили ее, воровали ее завтраки, постоянно просили эти знаменитые драгоценности: "Ну, где эти твои проклятые алмазы, девчонка. Дай мне один, а то я тебя поколочу!" Ее заталкивали в фонтан, кидали в нее камнями, если она пыталась приблизиться к ним на игровой площадке.
Как бы они ни были ужасны, Хейзел никому из них не дала ни алмазов, ни золота. Она их ненавидела, но все же не настолько. И потом, она дружила с одним парнишкой — с Сэмми, — и этого было достаточно.
Сэмми любил в шутку говорить, что она идеальная ученица святой Агнессы. Он был американцем мексиканского происхождения, а потому считал себя цветным и индейцем. "Они должны мне платить двойную стипендию", — говорил он.
Он не был ни большим, ни сильным, но улыбался такой сумасшедшей улыбкой, что Хейзел всегда смеялась, видя ее.
В тот день он взял ее с собой в конюшню, где подрабатывал конюхом. Это был ездовой клуб, конечно, "только для белых", но в будни он не работал, и поговаривали, что в связи с войной клуб вообще закроют, пока не надают по шапке японцам и солдаты не вернутся домой. Сэмми обычно удавалось незаметно брать с собой Хейзел, и она помогала ему ухаживать за лошадьми. Иногда они отправлялись на прогулку верхом.
Хейзел любила лошадей. Казалось, это единственные живые существа, которые не боятся ее. Люди ее ненавидели. Кошки на нее шипели. Собаки рычали. Даже глупый хомячок в классе мисс Финли пищал от ужаса, когда она давала ему морковку. А вот лошади не возражали против ее общества. Садясь в седло, она мчалась с такой скоростью, что драгоценные камни на ее пути просто не успевали появляться. Хейзел даже чувствовала себя свободной от своего проклятия.
В тот день она взяла темно-чалого жеребца с великолепной черной гривой. Она так быстро галопировала по полю, что Сэмми остался далеко позади. Когда он ее догнал, и сам он, и его лошадь дышали, как паровоз.
— От чего ты бежишь? — Он рассмеялся. — Неужели я такой урод?
Для пикника было холодновато, но они все же устроили пикничок — сели под магнолией, а лошадей привязали к забору. Сэмми привез ей кекс со свечкой по случаю дня рождения, кекс помялся, пока они скакали по полям, но ничего вкуснее Хейзел в жизни не пробовала. Они разломили его пополам и съели.
Сэмми заговорил о войне. Он жалел, что слишком мал и его не берут в армию. Он спросил у Хейзел, стала бы она ему писать, если бы он был солдатом и его отправили за океан.
— Конечно, глупый, — сказала она.
Он улыбнулся. А потом, словно под воздействием неожиданного импульса, подался к ней и поцеловал в щеку.
— С днем рождения, Хейзел!
Это было немного. Всего один поцелуй. И даже не в губы. Но Хейзел показалось, будто она парит в воздухе. Она почти не помнила обратного пути в конюшню, не помнила, как прощалась с Сэмми. Он ей сказал, как всегда: "До завтра", но Хейзел его больше никогда не увидела.
Когда она добралась до Французского квартала, было уже темно, а когда приблизилась к дому, теплое чувство рассеялось — его сменил страх.
Хейзел и ее мать — она любила, чтобы ее называли Королевой Мари, — жили в старой квартире над джаз-клубом. Несмотря на то что война уже началась, в городе царило праздничное настроение. По улицам бродили призывники, они смеялись и говорили о том, как поколотят японцев. Они делали себе татуировки в салонах и предлагали руку и сердце своим возлюбленным прямо на тротуарах. Некоторые поднимались к матери Хейзел, чтобы она предсказала им будущее или чтобы купить амулеты у Мари Левеск — знаменитой королевы амулетов.
