"Кроличья" лапка

Вынырнув из своих дум, я понял, что все это время стоял на месте и мой проводник не мог меня дозваться и все больше распалялся, поэтому я не стал накалять ситуацию, и изобразив на лице смирение показал, что готов следовать за ним. Проводник, побуравив меня взглядом несколько мгновений, развернулся на месте и продолжил путь, больше не обращая на меня внимания.

Меня такой манер разрешения назревавшего конфликта полностью устроил, и я принялся догонять не на шутку разогнавшегося сопровождающего. Пройдя еще метров триста, мы вышли к бунгало похожему на то, в котором я провел ночь. Единственным существенным отличием данного строения были живые лианы, обвившие всю его поверхность, а также небольшой ухоженный садик расположившийся слева от него.

Я прошел в помещение вслед за проводником. Внутри, в плетеном кресле качалке сидел, еще один, даже на вид очень старый родственник магистра из Звездных войн. Только у этого представителя уже знакомой мне расы, кожа была светло серого — почти белого цвета, что наверняка было признаком его почтенного возраста.

О чем-то переговорив со стариком, мой провожатый предложил мне садиться на второе кресло, которое стояло около стола. В это время, старик принялся доставать из сундучка и выкладывать на стол различные иглы. Сначала, я было испугался не собираются ли меня пытать, но выставленные на стол следующими баночки с какими-то чернилами, показали, что пыток опасаться не стоит и мне сейчас будут делать тату. Особым желанием раскрашивать свое тело я никогда не пылал, но эти двое были первыми встреченными мною в новом мире, обращавшимися со мною по человечески, и я не стал им перечить, боясь нарушить какой-нибудь местный обычай и тем самым изменить отношение к себе.

Поставив изучение местного языка в список первоочередных задач, я приготовился к экзекуции...

Дедок оказался мастером своего дела и на предплечье моей правой руки постепенно вырисовывался абстрактный рисунок. Никогда бы не подумал, что в тату можно сохранить перспективу, но узор и в правду был трехмерным. Чем больше я в него всматривался — тем больше он меня завораживал, и в какой-то момент мне показалось, что я стал различать марево, увиденное мной в бреду. На этот раз, мешанины цветов не было, все мое предплечье было окутано плотным, переливающимся в различных оттенках зеленого, облаком.

Переливы различных оттенков зеленого выглядели завораживающе и я не мог оторвать от этого зрелища взгляд. Не знаю, сколько бы я еще пялился на свою руку, но вдруг свечение стало втягиваться в нее, тускнеть и через несколько мгновений полностью исчезло. На руке осталось лишь тату, но оказалось, что трехмерный узор не так и прост. Линии узора на предплечье пришли в движение и стали складываться в какую-то надпись. Какое значение несли в себе эти две строчки, мне только предстояло узнать...

После нанесения тату, мастер, начал было, что-то мне объяснять, но мой провожатый быстро остановил его, видимо объяснив, что я не понимаю их речи. Старик удивился, но разговор продолжать не стал, и молча, указал сухонькой рукой на выход.

Кивком, поблагодарив его за качественно выполненную работу, я вслед за провожатым вышел из хижины. Выйдя, мы направились к спуску в карьер, и что-то намекало мне, что за оказанное гостеприимство мне придется долго расплачиваться. Вскоре я получил материальное подтверждение своим догадкам. У спуска стояло еще одно помещение складского типа, только на этот раз намного меньшей площади. Перед входом в помещение был установлен навес от солнца, а под ним стояли: небольшой столик с креслом — близнецы тех, что я видел утром в хижине и пара дюжин больших двухсотлитровых деревянных бочек с водой.

Провожатый, жестами показал мне оставаться на месте, а сам тем временем скрылся в помещении. Я воспользовался его отлучкой, чтобы попить и умыться. Вода, хоть и была свежей, все-таки немного припахивала от бочек, но жажда, обуявшая меня, не дала зародиться в моем мозгу мысли о том, что вода может быть заражена разными болезнетворными микроорганизмами. Вернувшись через минуту, с мешком из очень грубой и толстой холстины. На мой вопросительный взгляд, он отреагировал, начав что-то говорить на своем языке, но вспомнив о моей ситуации, прервался, и немного подумав, заново вернулся в помещение, принеся оттуда кусок бурого угля и ломоть хлеба. Оставив хлеб с углем на столе, он развязал мешок и выложил из него кирку и флягу, сделанную из плода какого-то растения. Хотя кирка, в общем-то, таковой не являлась, скорее это было кайло, так как вместо мотыжного конца был просто обух по манеру топора. Затем он взял в одну руку кайло, а в другую — кусок угля, отколов точными ударами кайла несколько кусочков угля, он поднял их с земли и собрал в мешок. Жестами показав, что мешок должен быть полон, он отдал мне ломоть хлеба, который я с аппетитом съел.

Пока мой провожатый занимался объяснениями, мимо нас то и дело сновали груженные мешками с углем до предела представители различных рас, некоторые даже подходили и пытались с ним заговорить, но он их отсылал, чтобы не мешали.

Мыслей о побеге у меня не возникало, возможно, виной тому были шестнадцать, расположенных вокруг карьера через равные промежутки вышек с длинноухими лучниками, а может, возымел действие тот факт, что работа на руднике еще не самый худший способ социализации.

После разъяснения моих обязанностей, пришло время второго пункта нашей программы. Меня повели вслед за колонной груженых шахтеров, минут через пять мы оказались на круглой площади. Земля у нас под ногами была утоптана до состояния камня. Вокруг площади разросся палаточный городок, а в ее центре стоял метровой высоты гранитный столбик исписанный рунами, а рядом с ним из земли выступала плита из такого же материала. К этому постаменту и выстроилась очередь из горняков, они подходили, сбрасывая мешки на плиту и поднося руку с тату к столбу. При этом тату загоралось иногда зеленым цветом, реже синим.

Потом мешки с плиты подхватывали дюжие молодцы и пересыпали их содержимое в постоянно сменяющиеся по мере загрузки телеги, мешок возвращали рудокопу и цикл повторялся.

Я заметил, что некоторые из рудокопов подходили к друг другу, чтобы о чем-то договориться или обменяться различными вещами, в процессе проведения сделки они пожимали друг другу предплечья и тогда тату одного из них вспыхивало красным, а второго зеленым. Увидев, что мой провожатый, жестами пытается мне объяснить суть этого процесса, я остановил его не очень успешные попытки и показал, что все понял. И правда, чего тут не понять: зеленая вспышка — поступление средств, красная — их расход. Единственный вопрос оставался по поводу синего цвета, на мой вопрос, я получил ответ в жестах, дескать, синий цвет означает выполнение дневной нормы. Ну, во всяком случае, я понял именно так. С виду, довольно удобная система, конечно, может быть множество подводных камней, но чтобы о них узнать — нужно выучить язык...

Этот же столбик, судя по всему, выполнял функцию часов. Не знаю, додумались ли местные до создания их механического аналога, но думаю, что навряд ли. В итоге выполняемые этим столбиком функции сделали из него своеобразный центр этого горняцкого поселения.

Пользоваться солнечными часами меня никто не учил, а все мои вещи кроме одежды видимо давно разошлись по рукам длинноухих налетчиков и о их возвращении даже думать не стоит, поэтому время пришлось определять на глаз. Судя по положению солнца, до полудня было еще часа два. Не знаю, какое здесь предусмотрено наказание за невыполнение дневной нормы и есть ли оно вообще, но проверять это мне совсем не улыбалось, да и пустота моих карманов удручала настолько, что я решил быстрее приниматься за работу.

Я показал своему провожатому, что собираюсь пойти поработать, на что он одобрительно покивал.

Спустившись в карьер, я решил не браться за работу сдуру, а сначала посмотреть, как ее выполняют местные старожилы. Через двадцать минут наблюдений я оказался, судя по интонациям и красноречивым жестам, несколько раз посланным в эротические экскурсы различной глубины погружения — никому не нравилось ощущать чужой пристальный взгляд у себя за спиной. Но зато наградой мне послужило понимание общих принципов добычи угля средневековыми средствами. В целом, никаких изысков не было, встань на приглянувшееся место и откалывай куски от края угольного пласта. Отколовшиеся куски следовало собирать в мешок и нести его сдавать наверх. До всего этого я дошел бы и без всяких наблюдений, но были некоторые нюансы, которые лучше постигать на чужом опыте, а не на своем. Например, я заметил, что большинство горняков закрывает лицо тканевыми, периодически смачиваемыми водой из фляжек, повязками. Но удивило меня не это, а то, что горняки с наилучшим снаряжением обходились без повязок и них у всех были своеобразные татуировки по обеим сторонам шеи. Вспомнив свойства других тату, я резонно предположил, что это своего рода магический воздушный фильтр.

Мысленно, поставив себе задачу разобраться с возможностями этих татушек, да и вообще со всей этой магической канителью, я смотал тряпку с левой руки и, предварительно смочив, обмотал ей свое лицо и принялся непосредственно за работу.

Для начала, я выбрал сравнительно свободный участок стенки карьера, на котором выходил на поверхность угольный пласт, затем принялся кайлом откалывать от него куски. Минут через двадцать работы, мне удалось определиться с наиболее оптимальным размером откалываемых кусков. Вся суть была в том, что откалывать мелкие куски легче, но замахов для определенного объема выработки требуется сделать намного больше. В итоге, я пришел к выводу, что куски размером чуть больше моего кулака являются как раз той самой золотой серединой — и с этого момента работа пошла более споро.

За полтора часа с небольшими перерывами, мне удалось набрать достаточно угля для того, чтобы полностью заполнить выданный мне мешок. Правда сразу же стала ребром проблема его транспортировки, у мешка не было лямок, да и кайло требовалось куда-то деть — не хотелось оставлять его здесь без присмотра.

Через некоторое время мне все же удалось разместить в мешке кайло и флягу — правда, для этого пришлось пожертвовать парой килограммов угля. Закинув мешок на спину, я поплелся к пункту сдачи угля. Кто бы знал, как сложно мне дались эти пятьдесят метров подъема с сорокакилограммовым мешком на плечах! Дойдя до выхода из карьера, я сбросил мешок и шаркающей походкой направился к бочкам с водой. Умывшись и напившись вдоволь, я почувствовал, что могу продолжать путь.

Отстояв небольшую очередь, я поставил мешок с углем на постамент и прислонил правую руку к столбику, и татуировка мигнула зеленым цветом. Сходив за углем второй раз, я опять наблюдал зеленое свечение, и это значило, что норма не выполнена и мне придется сходить в карьер еще. Третий поход за углем дался мне очень тяжело, я изнемогая от усталости, на чистой силе воли сумел добраться до столба, и увидев мигание татуировки синего цвета, а затем и изменение значений в верхней строчке тату, я еле нашел в себе силы уйти с площади. Далеко уходить я не стал и полностью обессилев, рухнул на ее краю прямо на землю и отключился.

В себя я пришел, судя по заходившему солнцу, через пару часов и если учесть, что на каждый заход в карьер я тратил порядка трех часов, то сейчас порядка девяти часов вечера. Сон помог мне немного прийти в себя, но на смену усталости пришел голод, и мне пришлось срочно искать возможность подкрепиться.

Насколько я понял из объяснений провожатого, выполнение дневной нормы дает мне право на получение двухразового питания, осталось только найти место, где эту самую пайку можно получить. Это оказалось не таким сложным делом, как я предполагал — обострившийся от голода нюх быстро вывел меня к палаткам, перед которыми стояли огромные медные котлы. Мне осталось только пристроиться к жиденькой (видимо все остальные уже успели получить свою пайку) очереди. Дождавшись подхода своей очереди, я получил на руки глиняную миску горячей каши и кусок хлеба грубого помола. Видимо столовых приборов здесь не предлагали, и внезапно появившееся желание задать сакраментальный вопрос: "А где компот?", пропало само собой.

Лезть в кашу руками не хотелось и пришлось использовать в роли ложки хлеб, предварительно выбрав из него весь мякиш. Каша была бы совсем безвкусной, но спасали какие-то кисловатые корешки мелко в нее покрошенные. Приструнив первый голод, я решил отправиться за добавкой, благо объяснить чего я желаю было не сложно. Проблема была в том, что просто так добавку мне давать никто не собирался и за следующую порцию мне, в конце концов, пришлось заплатить. Татуировка мигнула красным, снова изменив значение в первой строчке и мою голову стали посещать нехорошие мысли о том, что мне так и придется работать за еду. Ни подтвердить, ни опровергнуть эту догадку я не мог, так как ни говорить, ни читать на местном наречии, я не умел. Но другого выхода не было, ведь если экономить на еде, то с такой выматывающей работой недолго и загнуться. С этими мыслями я и заснул, на своем мешке, который я постелил на земле в стороне от местной кухни.

Проснулся я ранним утром, от стоявшего вокруг гомона из множества голосов говорящих на разных наречиях. Не знаю, когда я научусь их понимать, но худо-бедно различать их у меня уже получается.

После того как я окончательно проснулся, больше всего меня удивил тот факт, что у меня — человека давно отвыкшего от тяжелого физического труда почти ничего не болело. Я ожидал жутких последствий своего поистине каторжного труда, но ощущал лишь то, что от сна на земле мои мышцы немного задубели, а также жуткий голод. Поэтому размявшись, умывшись в бочке с водой и получив свою пайку, я не стал тратить свое время на бесполезные раздумья, в моих планах было увеличение количества добываемого мною угля.

Пока, передо мной не стояло цели побольше заработать, так как я даже не имел возможности узнать, сколько же у меня денег на моем "виртуальном" счету, но физический труд помогал мне отвлечься от тяжких дум о моем будущем, а так же давал возможность повысить кондиции моего тела, что было не менее важно в том обществе, в котором я оказался.

До обеда я сумел дважды сдать мешок полный угля и, судя по моему вчерашнему опыту, следующий мешок позволит мне выполнить дневную норму. На обед, я собирался сразу взять две порции, но был неприятно удивлен, тем, что оставшихся со вчера средств хватило только на одну.

Если я правильно понимаю здешнюю систему оплаты, то выполнение нормы обеспечивает тебе двух разовое питание и отсутствие вопросов от надсмотрщиков. За весь уголь, сданный сверх нормы, каторжнику, а судя по наличию надсмотрщиков, здесь располагается именно каторга, а не поселок вольных рудокопов, начисляется местный эквивалент денег. Мешок вмешает в себя килограмм сорок угля, а норма была выполнена на третьем мешке — значит, дневная норма добычи угля составляет около центнера. Если принять мои утверждения на веру, то вчера я перевыполнил план на двадцать килограммов, что дало мне право на получение двух порций сверх установленной меры, а затем истощило мой счет.