— Итак, господа, я вас не вызывал, но вы изволили-таки явиться ко мне, — сказал между тем де Тревиль. — Чем обязан?
— Господин капитан, — продолжил разговор первый мушкетер, — мы явились к вам, чтобы напомнить, что сегодня — двадцатое число.
— Благодарю вас, господин Атос, что вы напомнили мне, какое сегодня число! — Капитан улыбнулся, и д'Артаньян подумал, что он, верно, совсем неплохой парень, этот капитан де Тревиль, и договориться с ним о лазоревом мушкетерском плаще, пожалуй, будет совсем несложно! — А то я, понимаете ли, сегодня как встал с утра, так, понимаете ли, все время только и думаю: какое же сегодня число? Нет, ну в самом-то деле, ну какое же сегодня число-то?! А оказывается, двадцатое число сегодня! Вот радость-то какая, а! Господи, спаси и помилуй! Двадцатое число сегодня! — продолжал веселиться де Тревиль. — А может, тогда уж и месяц подскажете?
— Июль, — подал голос второй мушкетер. Голос у него был высокий, красивый.
— Замечательно! Значит, июль! Великолепно! — Капитан едва не покатился от хохота. — Уверены, Арамис? Уверены, что июль?! А то я, понимаете ли, сегодня как встал с утра, так, понимаете ли, все время только и думаю: а чего это у нас так жарко-то на дворе?! А оказывается, это из-за того, что у нас июль на дворе! Замечательно! Ну а какой у нас нынче год...
— Одна тысяча шестьсот двадцать пятый от Рождества Христова, господин капитан! — не смог удержаться д'Артаньян.
— Молодец, паренек! — похвалил его де Тревиль. — Кстати, ты кто? — прибавил он, но тут же, не дожидаясь ответа юноши, махнул рукой: — А, да не суть! Год назвал правильно, значит, наш человек! Ну, господа, — он вновь обернулся к мушкетерам, — нынешнюю дату мы с вами установили доподлинно, за что я вас совершенно искренне благодарю! У вас ко мне еще что-нибудь? Или?.. — Капитан указал глазами на дверь.
— Да, сударь! — твердо ответил мушкетер, названный Атосом. — Мы хотели бы напомнить вам, что двадцатого числа каждого месяца нам должны выплачивать жалованье.
— А также обратить ваше внимание, господин капитан, — прибавил второй... Арамис вроде, — что в прошлом месяце жалованье так и не было нам выплачено.
— Ровно как и в позапрошлом, и вообще за последние полгода! — завершил Атос.
— Ай-ай-ай! — Де Тревиль потрясенно покачал головой. — Послушайте, люди добрые! Им не было выплачено жалованье! А мне было выплачено жалованье?!! — взревел он, грохнув кулаком по столу. — А другим вашим сослуживцам оно было выплачено?! Стыдитесь, господа! Не вы одни жалованье не получаете! Все мы в одинаковом положении! Почему другие не жалуются?! Почему не жалуется господин Портос?! Да, кстати, где господин Портос? Почему его нет с вами? Что с ним? Почему я не вижу моего храброго Портоса, господа?!
— Господин Портос дома, — ответил Арамис. — Он очень плох.
— Очень плох?! — воскликнул де Тревиль. — Что с ним?! Он ранен?! Я хочу знать правду, господа!
— Он умирает, сударь! — дрогнувшим голосом сказал Арамис. — Он умирает с голоду...
— Портос умирает с голоду?! — ошеломленно повторил де Тревиль. — Не может быть!
— Увы, сударь, но это правда, — подтвердил Атос. — Наш храбрый, наш мужественный Портос, ни разу в жизни не дрогнувший на поле боя, в эту минуту лежит дома, в своей постельке, и умирает, тихонечко постанывая: "Господи Иисусе, я так люблю моего короля! Я отдал лучшие годы жизни службе его величеству! Я не жалел себя на полях сражений, а теперь я умираю дома от голода, потому что мой любимый король, тварь неблагодарная, уже полгода не выплачивает мне денежное довольствие и мне не на что купить себе хотя бы немножечко еды! Мне, мушкетеру его величества, не на что покушать!".
— Господи, какой ужас! — воскликнул капитан и уточнил: — То есть он прямо вот так, открыто, назвал короля "тварь неблагодарная"?
— Да, сударь! — ответил Арамис. — Представляете, до чего эти задержки жалованья довели нашего славного Портоса?! Вы можете представить, чтобы он мог позволить себе такое?!
— Да ни за что в жизни! — искренне ответил де Тревиль. Подумав немного, он запустил руку в ящик своего стола, за который уселся во время разговора, и выудил оттуда несколько монет. — Вот вам, господа, три экю. Все, чем богат! Из личных резервов! Практически от сердца отрываю! Идите накормите вашего друга и велите ему более не хулить его величество.
— Господин капитан, но так же нельзя! — воскликнул Атос, принимая монеты. — Нельзя же не платить королевским мушкетерам, от которых зависит жизнь государя!
— Атос! Я всегда говорил: вы — провидец! Вы — ясновидящий, Атос! — Де Тревиль патетическим жестом вскинул руки к потолку. — Вот ровно эти же самые слова я каждый день говорю его величеству! Я говорю ему: "Сир, но так же нельзя! Нельзя не платить королевским мушкетерам, от которых зависит ваша жизнь!"
— А он что? — спросил Арамис.
— А он начинает гнать всякую пургу про какие-то там инфляции пополам с гиперинфляциями! Про дефицит государственного бюджета! И все остальное в том же духе! Словом, мозги пудрит...
— Но что же нам делать, господин капитан?! — возмутился Арамис. — Как же нам жить?!
— Арамис, ну вы прямо как дите малое! — вспылил в ответ де Тревиль. — Как вам жить?! Да как все живут, так и вы живите! В конце-то концов, мужчины вы или кто?! Шпаги у вас для красоты или для боя?! Вы же говорили, что контролируете несколько торговых точек в городе? Так или нет?
— Так, господин капитан, — ответил Атос. — Но гвардейцы кардинала день ото дня становятся все наглее и наглее. Они уже практически выжили нас с рынка Пре-о-Клерк1...
## 1 Центральный городской рынок Парижа.
— Извольте прекратить эти сопли, сударь! — Господин капитан грохнул кулаком по столу. — Людям, которые не в состоянии отстоять свое место под солнцем, нечего делать в королевской гвардии, равно как и нечего цеплять шпаги! Ступайте, господа! Ступайте и не тревожьте меня более!
Униженные и оскорбленные, не имеющие, видимо, более ничего сказать, Атос и Арамис поклонились своему командиру, надели шляпы и, дружно развернувшись, вышли прочь.
Дверь захлопнулась, и д'Артаньян, сидевший в своем кресле ни жив ни мертв, смог наконец-то перевести дух. Как тон, так и содержание яростной перепалки капитана со своими подчиненными произвели на него самое угнетающее впечатление, заставив иначе взглянуть на "дорогого дядюшку де Тревиля".
Но так или иначе, а нужно было приводить в исполнение свой план. С этой мыслью молодой дворянин поднялся из кресла и, восстановив этот самый план в голове, пролепетал, обращаясь к капитану мушкетеров, уткнувшемуся после ухода Атоса и Арамиса в какие-то бумаги на своем столе:
— Д-д-дядюшка...
— Денег нет! — не поднимая головы, отрезал "дядюшка де Тревиль".
— Д-дорогой дядюшка... — сделал еще одну попытку д'Артаньян.
— Я же на чистом французском языке сказал: нет денег! — повторил капитан.
— Да что вы все — деньги да деньги! — возмутился д'Артаньян. — Я к вам совсем не по этому вопросу!
— Не по этому? — удивился капитан, оторвавшись наконец от бумаг. — А по какому же тогда? И вообще, вы кто, юноша? Как вы здесь оказались и что, черт возьми, вам от меня нужно?!
— Дорогой... — заново начал д'Артаньян, довольный установленным контактом, но капитан строго перебил его:
— Давайте-ка договоримся так, молодой человек: во-первых — я вам не дядюшка. Во-вторых — я вам не дорогой. Ну и в-третьих — вы мне не милая! Договорились?
— Договорились, господин капитан, — промямлил д'Артаньян, чувствуя, что план его, похоже, летит ко всем чертям.
— Вот и чудненько! — кивнул де Тревиль. — А теперь извольте отрекомендоваться!
— Чего изволить? — спросил д'Артаньян, просто не понявший последнего слова.
— Отрекомендоваться, молодой человек! Отрекомендоваться! — начал терять терпение капитан. — Чей вы сын?
— Чей сын? — окончательно потерялся юноша, недоумевая то ли от простоты, то ли от коварства вопроса. — Ну как — чей сын? Ну... мм... мамкин и п-папкин, разумеется!
— Замечательно! Значит, мамкин и папкин? — уточнил де Тревиль. — Великолепно! Ну а фамилия у мамки и папки есть?
— Есть, господин капитан! Конечно же есть! — воскликнул молодой человек. — Д'Артаньяны мы!
— Д'Артаньяны?! — поразился капитан. — Черт возьми! Уж не сын ли вы моего старинного боевого товарища д'Артаньяна из Гаскони?
— Именно так! — ответил разведчик, обретая почву под ногами.
— Сын? — переспросил де Тревиль. — Но мне всегда казалось, что у него две дочери...
— О, Катрин! О, Марго! — Д'Артаньян наполнил свой взор нежным светом братской любви. — Мои милые сестрички! — прибавил он, смахнув с ресниц невидимую миру слезинку.
Само собой разумеется, подобный вариант развития событий был предусмотрен, многократно отработан, и ответ сам собой скользнул на язык, едва прозвучал вопрос.
— А, так у вас две сестры? — уточнил де Тревиль.
— Именно так, господин капитан! Именно так! Мои милые Катрин и Марго! Они старше меня на несколько лет, и матушка хотела поставить на них точку, но мой неугомонный старикан все тормошил и тормошил ее: "Давай-ка, мать, еще один заход сделаем! Бог троицу любит! Может, хоть с третьего раза у нас все как надо получится и родится наследник фамилии, а не очередная бесполезная юбка!". Ну вот и получилось! — закончил д'Артаньян свою речь.
— В смысле — получился? — поправил его капитан. — Получился наследник, то есть вы?
— Так точно, господин капитан!
Де Тревиль между тем вышел из-за стола и подошел к молодому дворянину, придирчиво оглядывая его с головы до ног.
— Одно лицо, — вымолвил он наконец.
— Простите, сударь? — не понял д'Артаньян.
— Я говорю — одно лишь лицо и выбивается из общей картины! — ответил капитан. — В остальном же вы — вылитый д'Артаньян! Такой, каким я знал его тридцать с лишним лет назад! Фигура! Стать! Акцент! Ай, дарагой, какой же пириятный у тебе акцент, да! — восхитился он. — Едва услыхал — как будто снова на родине, в Гаскони, очутился! А вот лицом на отца вы совершенно не похожи,. — прибавил де Тревиль.
— Это верно, сударь. Сразу видать, что у вас глаз — алмаз! Все говорят, что лицом я пошел в мать.
— Да? Ну не знаю, не знаю, — сказал де Тревиль, явно купившийся на лесть относительно глаза и алмаза. — Матушки вашей я, к сожалению, не знаю.
И не узнаешь никогда, фраер ты парижский, подумал шевалье д'Артаньян, но вслух ничего не сказал, ожидая продолжения от самого капитана.
— Ваш почитаемый батюшка конечно же снабдил вас рекомендательными письмами, друг мой? — не обманул его ожиданий де Тревиль.
— Разумеется, господин капитан! — ответил ему взаимностью д'Артаньян. — Но, — прибавил он, изображая давно подготовленное и тщательно отрепетированное возмущение, — в городе Менг, в гостинице, где я остановился на постой, их у меня украли!
— Украли?
— Именно так, господин капитан! Подло и коварно похитили! — Д'Артаньян врал без малейшей опаски: этот ход был подготовлен им заранее.
В Менге перед самым отъездом из "Вольного мельника" он закатил грандиозный скандал, уверяя, что у него украли рекомендательные письма, заключавшие в себе его светлое гвардейское будущее. Запугав достопочтенного мэтра Давида гневом самого короля, он заставил трактирщика перетряхнуть всю прислугу на предмет похищенных бумаг. Когда же вожделенные письма не обнаружились ни в карманах повара, ни в сапогах мальчишки-конюшего, ни под подолом посудомойки, хозяин "Мельника" и его гость сошлись на том, что их присвоил некий дворянин, заглядывавший в трактир пропустить стаканчик вина, пока там сидел д'Артаньян. Мэтра Давида такой вариант исключительно устроил, а шевалье д'Артаньяна устроил вдвойне, принимая во внимание изначальное отсутствие подобных писем в природе. Подробно выспросив, в какую сторону направился злокозненный дворянин, д'Артаньян бросился за ним в погоню, пребывая в полной уверенности, что поднятый на уши персонал гостиницы не скоро теперь его позабудет...
И потому вел себя как человек абсолютно уверенный в своих тылах.
— Ужасно! — посочувствовал ему де Тревиль, покачивая головой и не выражая как будто сомнений в правдивости услышанной истории. — Ужасные времена, мой юный друг! Просто ужасные! Подумать только — молодой человек, исполненный помыслов и мечтаний, устремляется в столицу, спрятав поближе к сердцу рекомендации, данные ему любимым папой, и какой-то прохиндей, место которого за решеткой и нигде более, подло обворовывает его, лишая всякой надежды на будущее! Это ужасно! — в последний раз, уже просто для порядка, ужаснулся господин капитан. — Не знай я так хорошо вашего отца и не будь я уверен, что передо мной доподлинно шевалье д'Артаньян, ваше будущее, юноша, действительно могло бы оказаться под угрозой, — прибавил он. — Но поскольку я ничуть не сомневаюсь в искренности ваших слов, мой юный друг, то охотно выслушаю, с чем же явился ко мне сын моего старинного боевого товарища.
Д'Артаньян, ощущавший себя путником, перебирающимся через реку по тонкому, едва схватившемуся ледку, каждую секунду готовому треснуть у него под ногами, в этот момент словно нащупал твердую землю берега и перевел дух. Самое трудное осталось позади...
— Сударь, направляясь в Париж, я надеялся в память той дружбы, о которой вы не забыли, просить у вас плащ мушкетера! — выпалил он.
— Ах вот оно что! — Де Тревиль снова уселся за стол и жестом предложил собеседнику занять уже пригретое им кресло. — Стало быть, вы хотите стать королевским мушкетером, мой юный друг?
— Именно так, господин капитан! — радостно подтвердил д'Артаньян.
Де Тревиль кивнул, смерил его задумчивым взглядом, потом обмозговал что-то и спросил:
— Скажите, а капитаном дальнего плавания вы стать не хотите?
— Кем? — ошеломленно переспросил молодой человек.
— Капитаном дальнего плавания, — повторил де Тревиль. — Ну моряком! По морям — по волнам, нынче здесь, завтра там! — напел он, разъясняя таким образом свою мысль.
— Моряком? — снова переспросил д'Артаньян, не понимая: шутят с ним, что ли?! — Нет, сударь, моряком я стать не хочу! Я хочу стать мушкетером!
— Мушкетером? — Капитан королевской гвардии вздохнул. — А моряком вы точно стать не хотите?
— Точно сударь! Абсолютно точно!
— Жаль, жаль! — Де Тревиль снова вздохнул. — Моряков-то у нас сейчас как раз сильно не хватает. Новые земли к королевству присоединяем, д'Артаньян, колонии расширяем, Америку осваиваем. Такие дела! Моряки у нас нынче — на вес золота! Что же касается мушкетеров... — На лице капитана поселился скепсис. — Что же касается мушкетеров, то их у нас явный перебор, в виду чего новых зачислений пока что не предвидится!