Кровь, магнолии и честь

Прошло около часа. Они решительно потеряли направление и Гай уже начал задумываться не ходят ли они кругами, когда за грудой поваленных коряг, обвешанных полотнищами мха, словно драными занавесками, Гвейд заметила жильё.

Точнее какое-то подобие ветхой ограды вокруг заросшей высокими кустистыми растениями делянки и тёмно-серую гонтовую крышу, видневшуюся чуть дальше, за огромными, в полтора человеческих роста, хвощами.

Пока Гай раздумывал стоит ли обратиться за помощью, проблема разрешилась сама собой. Решение явилось в виде ржавого древнего, ещё кремневого, картечника со стволом, заканчивавшимся раструбом, как у трубы в духовом оркестре. Картечник сжимали грязные мозолистые руки, принадлежавшие жилистому типу в драном хитоне и клетчатых броках с заплатками на обоих коленках. Завершали образ зелёные внимательные глаза, затерянные между косматыми бровями и чёрной кудрявой бородой.

— Мы тут... эээ... заблудились... когда... ммм... путешествовали, — пробормотал Гай с дебильной улыбкой.

Оглядев мокрых, грязных и определённо безоружных незнакомцев, тип опустил картечник и кивнул себе за спину.

— Идите, обсохните на дворе малость.

Судя по ядрёному элларскому акценту тип был из местных креолов. Гай с некоторым облегчением выдохнул. Есть шанс, что к префекту их хозяин немедленно не бросится. Да и обсушится им с Гвейд явно стоило.

За хвощами обнаружился небольшой домик с крытой галереей, верандой, двориком и традиционной гермой у входа. Правда здесь в качестве обиталища духа-защитника дома выступал суковатый пень, наскоро обтёсанный сверху в виде грубого желвака, который при наличии достаточно хорошего воображения можно было принять за человеческую голову.

— Ефания, — рявкнул их бородатый спутник, — принеси гостям поесть...

Из дома появилась худощавая бледная женщина, вытиравшая руки о фартук. Она смерила Гая и Гвейд внимательным взглядом и сообщила.

— Я принесу тёплой воды. Во дворе есть бочка. Помойтесь и постирайтесь. Я найду какое-нибудь тряпьё прикрыться. Пока будете сохнуть, соображу что-нибудь поесть.

"Что-нибудь" оказалось странным рагу из белых умеренно похожих на мясо кусочков с диким количеством острых овощей и несколько меньшим — болотного риса.

Гай и Гвейд восседали под навесом на одной из скамей, задрапированные в клетчатые простыни как аристократы далёкого прошлого.

— Рыба? — робко поинтересовался Гай, орудуя в глиняной миске деревянной ложкой.

— Тушёные трилобиты, — не без скрытой гордости отметила хозяйка.

Гвейд вздрогнула, но сделала над собой усилие и продолжила ужинать как ни в чём ни бывало.

— На западе они редкость, — заметил Гай.

Хозяйка пренебрежительно фыркнула, вложив в этот звук всё что она думала о Западе и вообще о разного рода айремских варварах.

— Нам бы к железной дороге выйти, — перешёл к делу Гай, — хорошо бы к Сигнум Руфу.

— Завтра отведу, — кивнул хозяин, — тут всего пара долихиев будет.

Гай в уме пересчитал в мили — получилось всего три. Действительно рядом.

После ужина хозяин вытащил откуда-то из своих запасов большую глиняную бутыль с довольно неплохим вином. Из чего именно тот его делал в этой начисто лишённой винограда стране, Гай предпочёл не интересоваться, а вкус его вполне устраивал, так что вечер завершился весьма приятственно. Солнце опускалось за горизонт, а тени из голубых становились бархатисто-чёрными. Со стороны вечерних зарослей доносились глубокие переливчатые звуки.

— Птицы? — спросила Гвейд.

— Лягушки, — покачала головой Ефания.

Креол выполнил своё слово. Ещё до полудня следующего дня они стояли возле небольшой аккуратной станции, затерявшейся среди разлапистых кантарских деревьев. Деревянный перрон и ажурный навес были тщательно выбелены и увиты неизбежным плющом.

Гай оглядел себя и спутницу. Благодаря предусмотрительности Ефании их костюмы были выстираны, успели за ночь высохнуть и более-менее расправиться. Так что выглядели он и Гвейд хоть и слегка потрёпанно, но вполне примлемо для пары совершивших долгий вояж по сельской местности путников.

— Что ж, — Гай кивнул в сторону напоминавшей скворечник билетной кассы, — идём.

— И куда дальше? — вздохнула Гвейд.

— На север. Потом на запад. Главное выбраться из Кантара. За границами диоцеза им будет сложно нас арестовать, и мы сможем вернуться в Острог...

— И?

— Посмотрим, — Гай усмехнулся, — можем взять себе красивые псевдонимы, что-нибудь в духе "мясник Дикас и малышка Санди" и податься грабить поезда. Пока криминальная парочка из нас выходит довольно успешная...

— Перестань, — буркнула Гвейд, хотя глаза её и улыбались, — я старшина префектуры, и знаю, что все грабители рано или поздно попадаются.

— Тогда мы ускачем за границу. На юг. В Шем...

— Шем это дыра. И нас там всё равно могут поймать...

Они поднялись по ступенькам и зашагали вдоль по платформе.

— Мы можем уехать и дальше. Пара морских проливов и мы уже в Сильвании, и можем ехать дальше хоть до самой Либавии...

— А там что? Другая дыра?

— Не знаю. Говорят, хорошо. И главное — очень далеко. А если нам не понравится Либавия, то и чёрт с ней, с Либавией. Мы поедем в Аурею. Там много лошадей, равнины и шикарные пляжи. Ты, заодно, научишься плавать.

— И не думай. Добровольно полезть в море? Да ни за какие коврижки.

Гай подошёл к дощатой будке, служившей на полустанке билетной кассой. На потрескавшуюся от солнца и уже начинавшую лупиться краску был наклеен листок жёлтой газетной бумаги с портретом... его портретом.

Черно-белая хрупкая фигурка прохаживалась по дальнему концу перрона вокруг нескольких баулов. Гай узнал Касси. Её чёрная кожа резко контрастировала с белым полотняным платьем. Они с Гвейд едва не бегом ринулись к девушке.

— Ой, как здорово, — Касси радостно всплеснула руками, — я уже боялась вы заблудились... или утонули, — вот тут ваша одежда, тут запасная, здесь пакет с деньгами, который господин Манкус строго-настрого наказал отдать вам лично в руки...

Нагрузившись баулами Гай и Гвейд поочерёдно скрылись в укромной беседке за путями, и потрёпанные путники с запада бесследно исчезли. Теперь их сменили худощавый субъект проповеднического вида с моноклем и в чёрном сюртуке, и его надменная спутница в строгом платье серого цвета отделанном полосками белого кружева.

Касси даже захлопала в ладоши.

— Даже я бы вас не узнала...

— Спасибо, Касси, — Гай бросил взгляд на горизонт, где уже клубился дым приближающегося паровоза, — возвращайся в поместье и передай Манкусу...

Девушка сразу поникла.

— Он сказал, чтобы я проводила вас до границы. Чтобы он мог убедиться...

Гай внимательно посмотрел ей в лицо. Касси отвела взгляд и задумчиво ковыряла в пыли носком туфельки.

— Ты ведь говоришь неправду? — мягко поинтересовался Гай, — Манкус ничего подобного тебе не приказывал?

Она с вызовом подняла голову.

— Откуда вы знаете? Вот и приказывал.

— Он не мог. Иди домой, Касси...

— Вы не можете меня отпустить, — она умоляюще поглядела на Гая, — он меня продаст. Он сам сказал.

— Не бойся, Касси. Он просто разозлился. Остынет и передумает...

— Вот и давайте я с вами побуду, пока он не остынет. Это же будет не побег, правда? Вы же его друзья.

Гай отрицательно покачал головой. До них долетел паровозный свисток.

— Но дон Коналла, пожалуйста. Мастер Манкус добрый, но его заставят меня продать... рано или поздно. Пожалуйста.

Перед лицом Гая всплыла лупоглазая физиономия над клубком кружев. Манкус сейчас балансирует на грани, если за него всерьёз возьмутся, может и действительно продаст. Похотливый жаб вполне может оказаться толковым шантажистом. А учитывая замешанность Касси в дуэль — Манкусу как пить дать придётся от неё избавиться. Иначе все его труды по созданию репутации среди кантарского общества пойдут прахом. Если от истории на приёме он сможет отговориться тем, что понятия не имел, кто такая Гвейд на самом деле, то от того, что его рабыня помогала той в истории со злополучным поединком, ему уже никуда не деться. Тавий неплохой парень, но даже от хорошего приятеля уж слишком будет ожидать готовности самолично засунуть ради тебя голову в петлю. Манкус и так сделал для них крайне много.

— Ладно, вздохнул он. Ты проводишь нас до границы, а там мы решим, что делать.

Касси подпрыгнула от радости и на секунду повисла у Гая на шее.

— Вы такой хороший, мастер Коналла...

Он посмотрел на Гвейд. Та задумчиво улыбалась.

Уолайпа извилиста и от Нового Аврелианка поднимается сперва на северо-восток и только потом — на север, образуя широкую дугу. Железная дорога из Кантара в Каренфу проложена напрямую, через равнины. За окном купе проматывались бесконечные травяные пустоши, прерываемые лишь железнодорожными станциями, водокачками, да одинокими ветряками, разбросанными там и сям. Кое-где в траве бродили пёстрые стада разнообразной живности и табуны лошадей. Картина повторялась раз за разом, и в конце концов начинало казаться, что время замкнулось в петлю и бесконечно прокручивает одни и те же события.

Разомкнулась петля лишь на второй день. На очередном перроне Гай заметил группу крепких парней в одинаковых вельветовых костюмах, одинаково топорщившихся на боках.

— Кажется, это за нами...

— Они не могли нас догнать, здесь всего одна железная дорога, — возразила Гвейд, довольно правдоподобно симулировавшая вязание, и бросавшая на перрон настороженные взгляды между спиц.

— Им и не нужно, — Гай несколько менее удачно имитировал чтение душеполезной литературы, — телеграф...

— Думаешь, это местные.

— Ага на новоаврелианкских эти полисмены не слишком-то похожи.

— И что будем делать?

— Надеяться, что они ищут мужчину и переодетую девушку, а не почтенную пару, едущую проповедовать истину дикарям в сопровождении чёрной служанки...

Вельветовые парни сели на поезд, но никаких явных шагов пока не предпринимали.

— Вы не подскажете, — Гай остановил жестом седоусого проводника, — как далеко до каренфийской границы?

— Часа три, если ничего не задержит, ваше преподобие.

— Спасибо...

Гай снова погрузился в имитацию благочестивого чтения.

Через полчаса появилась Касси. Вид у неё был крайне встревоженный. Она присела рядом, и, нервно оглядываясь, доложила.

— Они прочёсывают поезд с последнего вагона. Ищут супружескую пару и рабыню-служанку...

— Но как?! — Гай от расстройства даже уронил монокль.

— Может билетный кассир в Сигнум Руфе, — предположила Гвейд, — он мог обратить внимание, когда мы переодевались...

— Проклятый хорёк, — в сердцах выругался Гай, — значит он видел объявление.

— Какое объявление? — удивилась Гвейд.

Гай протянул ей газетный листок.

— Сорвал у них на платформе.

— Тебе надо было мне сказать.

— Я не хотел тебя расстраивать.

— Лучше бы расстроил, — Гвейд расправила листовку — у них отвратительный художник, тебя практически невозможно узнать...

— Тем не менее этому паршивцу это как-то удалось. Или какому-то другому паршивцу.

Гвейд продолжала изучать листок.

— Не помню, чтобы мы оказывали вооружённое сопротивление, и причём здесь вандализм?

— Тюрьма была историческим зданием... а сопротивление могли приписать для солидности, или счесть за оружие взрывчатку. Мне вот больше интересно как они так быстро успели распространить листовки? Я думал про телеграф, но портрет по телеграфу не перешлёшь.

— Там близко от города, а мы почти целый день барахтались в грязи на болотах.

Она убрала листовку в сумочку.

— Нам больше нельзя здесь оставаться.

— Что ж, — пожал плечами Гай, — если они проверяют с конца поезда — двинем в начало. Вдруг они не успеют до ближайшей станции?

Надежды было мало, но всё же.

— Касси, — распорядился он, — пригляди за багажом. На служанок по отдельности от господ особого внимания никогда не обращают, но всё равно постарайся им не попасться.

Гай и Гвейд вышли из купе и двинулись по полупустым вагонам в сторону локомотива. За окнами продолжало крутиться бесконечное кино с травой, мельницами и стадами.

Следует отдать должное — вельветовые полисмены действовали методично и быстро. Хотя Касси они и пропустили, но уже через час беглецы оказались зажаты в первом вагоне и голоса полисменов, вежливо интересовавшихся у немногих дремавших в купе пассажиров о том, куда направилась почтенная семейная пара, уже можно было различить, если хорошенько прислушаться.

Беглецы переглянулись, и вышли в последнюю из доступных им дверей. За площадкой вагона следующим был уже тендер, где чумазый темнокожий парень ковырялся в угле огромной лопатой. Он бросил взгляд на выскочивших из вагона странных пассажиров, но лишь на мгновение, а затем продолжил бесстрастно ворошить уголь. Похоже, на железной дороге он разного навидался.

— Спрыгнем? — в отчаянии спросил Гай, глядя на бежавшие за перильным ограждением поля.

— Они остановят поезд и вернутся, — пожала плечами Гвейд.

— И что ты предлагаешь?

Гай со вздохом вытащил из походного саквояжа револьвер. Кочегар не отрывался от лопаты — похоже, вооружённые проповедники не были ему в новинку.

— Погоди, — сказал Гвейд, у меня есть идея, — отвернись...

— Что? — не понял Гай.

— Отвернись... хотя ладно, какая уж теперь разница.

С этими словами Гвейд задрала край жакета, с треском разорвала на поясе юбку, высвободилась из неё и бросила её вниз, прямо в щель между вагонами. Набегавший ветер самым эффектным образом затрепал ее кружевные панталоны, демонстрируя весьма неплохие коленки, и даже временами часть бедра.

Это было слишком даже для бывалого работника железнодорожного транспорта. Тот замер с лопатой наперевес и отвисшей челюстью.

— Гвейд! Ты что задумала?! Не надо! Не стоит...

— Если ты думаешь, что бегать по крышам вагонов в юбке легко и просто, — огрызнулась старшина, — то можешь сам как-нибудь попробовать...

Она ухватилась за аварийную лесенку и проворно полезла на крышу.

Гай и кочегар посмотрели друг на друга с примерно одинаково ошарашенным видом. Потому телеграфист навел на парня револьвер.

— Ты ничего не видел, ясно?

— Ещё бы, басс, — согласно кивнул темнокожий, — и это было ещё какое шикарное ничего, которого я не видел...

— Заткнитесь вы там, вуайеристы проклятые, — донеслось с крыши, — и перестань размахивать пушкой, Гай, бери ноги в руки и лезь ко мне.

Он не заставил себя уговаривать. Через пару минут он уже распластался на крыше, держа револьвер наготове.

— Дай сюда, — Гвейд самый бесцеремонным образом его обезоружила, — стрелять буду я, ты только патроны зря потратишь...

Внизу хлопнула дверь и раздались голоса.

— Эй, черномазый, ты не видел тут белого с рабыней? Она похожа на белую, но метиска. Одеты как проповедники. Отвечай. Живо! И не думай увиливать, или своих покрывать.

— Не, басс, никого не видел.

— Не ври нам, парень... Живьём шкуру спустим.

— Честное слово, басс, ни одной живой души не было. Кроме вас.