— На снегоходах, разумеется, а больше не на чем. Снегоходы нам Хронодыра подкинула, с газогенераторными моторами. Это которые на дровах. А летом ТАМ ездить невозможно, дорог никаких, леса и валуны, реки и ручьи, и много озёр. Только что болот ещё почти нет. От трактора на газогенераторе пользы почти никакой. В некоторых местах гусеничная техника пройдёт, но она Природу корёжит, а дороги строить — это тоже Природе гадить. А мы так рассуждаем, что если ТАМ начнём все такие безобразия, то незачем было и лезть в безлюдный Мир. Так что из транспорта нам в принципе доступны только — снегоходы, корабли, вертолёты, парапланы и гидропланы. Вертолётов не завели, а малый гидроплан у нас на разведку летает. Да на катерах по озёрам под парусами вышиваем. Можно и на газогенераторе. По берегам смотрим, нет ли где какой руды; добывать пока надобности нет, а разведать не помешает. И на красивых местах — капища ставим...

— А электричество у вас есть?!...

— Разумеется, у нас ветрогенераторы на мачтах, да и от газогенератора можно завести. И зарядное устройство к ноутбукам на солнечных элементах, для хорошей погоды. И ещё на термопаре, от костра работает. В вагончики электросеть проведена, и даже ноутбучную Сеть протянули. И собираемся поставить антенну для мобильников, на длинных волнах. Как только нам подкинут такие мобильники...

Поскольку взять с нас нечего, Хронодыра не спешит нам подавать милостыню. Да мы и не торопим. Вот как подкинут нам цемента, так и начинаем из собранных камней потихоньку строить. Обычный цемент не дефицит, но нам хочется сверхдолговечного, который на эпоксидке. А пока только места присматриваем, да проспекты планируем...

Так что чувствуем себя ТАМ истинными первопроходцами. Целый Мир, и только для нас! И никаких таких проблем и инородцами и иноверцами! Как много было в Истории таких людей, которые рассуждали, что Проблема состоит в том, что нет на Земле такого места, куда они могли бы убежать. От глобализации как таковой, для нас всякая глобализация — гибель. (А сами мы вовсе не зародыш альтглобализации, мы как раз наоборот, и девиз наш: "Только для своих, да и то не для всех!".) Мы такое место нашли. Ни инородцев, ни иноверцев, все свои!

И одно только нам несколько мешает — мало нас. Не настолько мало, чтобы на полном серьёзе воспринимать хронодырскую песню: "Десять героев на весь Вариант, каждый герой — хронорепатриант...", но всё ж много меньше, чем хотелось бы.

Как на словах рассуждать о том, что хорошо бы пожить в незасранной Природе, так всякий герой; а вот как переселиться в Чистомир из городских квартир, так далеко не всякий согласен топить печку дровами, качать воду ручным насосом, бегать в деревенский сортир и Сеть иметь только местную...

В некоторых природопользовательских Мирах, подобных нашему, тамошние поселенцы набирают своих сподвижников в самых разных других Вариантах, и даже во множестве; как в Варианте "Я.Р.Г." (Языческое Русское Государство) — туда тамошние вожди тащут всех, кого удаётся наприглашать в Мирах с настоящими русскими язычниками. Ну, а мы куда как более разборчивы и осторожны, нам не нужно такого, чтобы потомки всяких/разных имели шанс стать начальством наших потомков. Ещё и не забываем, что мы язычники восстановленные, и потому для настоящих мы как городские для деревенских, как деревенские для городских. Уж лучше мы выродимся (и эксперимент Хронодыры не удастся) или введём спартанский закон, чем станем к себе брать абы кого...

Вот и вам всем предлагаю — насколько нам про вас известно, все вы нам бы подошли, поскольку народа вы нашего; и к вере нашей Природной пришли сами, а вовсе не для того, чтобы нам понравиться. Не найдётся ли среди вас хоть некоторых, кто согласятся переселиться в такой Мир, который только для нас?!...

За смелость первопроходцев — выпьем!...

— Выпьем!

Вождь.

Пирогост был вождём пермских первопроходцев, уже выклянчивших свой Вариант, но ещё не успевших в него переселиться. Потому Новый год встречал в компании своих сподвижников, почти уже своевариантников, но всё-таки ещё не своевариантников, и потому выпивон-закусон на этом празднике был ничуть не иновариантный. Однако речь Пирогост смог произнести очень интересную.

— Итак, что мы имеем?!... Насчёт своего Мира мы с Хронодырой договорились. На стандартных условиях природопользовательского Варианта...

И Вариант нам Хронодыра подобрала хоть и не самый курортный, но приемлемый. "Пермь для пермяков". Все мы из Перми и её области, вот и Вариант нам пермский будет очень Гармоничен. Средне-верхняя пермь, иначе называемая "Пермский Расцвет". Непривычнее, чем плиоцен и даже мел, но мы и такому рады!

И насчёт Синхронизации договорились. Хронодыра всегда стремится так согласовать Варианты, чтобы Солнце и ЗДЕСЬ, и ТАМ было в одном градусе. Недолго нам осталось дожидаться, когда Солнце дойдёт до выбранного нашим астрологом градуса Королевской Белки.

А готовясь к тому самому Первому Шагу, с которого всегда начинается даже самая длинная дорога, нам надлежит оглянуться назад и поучиться на уроках Истории, чтобы не продолжить в своём Варианте здешний танец с граблями...

Вот по какой причине развалились — сначала Российская Империя, а потом и Советский Союз?!... Для нас должно быть несомненным, что в этом виновата понаехавшая в города деревенщина! Как тот же Горбачёв... Да и вообще, во всех Проблемах России начиная с поражения в Крымской войне — виноваты именно понаехавшие в города деревенские!

Причём виноваты они вовсе не в том, что они деревенские, и не в том, что в города перебежали, а в том, что, перебежав в города, они там НЕ стали городскими людьми!

А чем городские от деревенских отличаются?!... Различие вовсе не в том, что у кого-то "корова на балконе и ондатры в ванной", как некоторые глупые простаки, а говоря точнее — злейшие враги советской власти и всего русского народа считали, и в советское время подобным кретинским образом измеряли уровень деревенскости. Нет, проблема была вовсе не в курах на антресолях и не в клубнике на дачном участке, а — в типе взаимоотношений с другими людьми!

Уж таковы законы Природы — в деревне и в городе очень различны условия жизни, и, следовательно, очень различны типы взаимоотношений между людьми. В деревне — все всё обо всех знают (это то самое явление Природы, которое городские называют "идиотизм деревенской жизни"), там такое в порядке вещей — что человек и по месту жительства, и на работе, и на рыбалке, и в грибном походе, и в клубе, и в кинозале, и на праздничном пиру — всегда в одной и той же компании. Для деревенских это не плохо и не хорошо, а — естественно. А для городских это — противоестественно, как мерзостная гомосеча, у городского человека по месту жительства — одна компания, на работе — другая, в шахматном клубе — третья, в кулинарном клубе — четвёртая, в чайной — пятая, в рюмочной на крепких напитках — шестая, и так далее, и так далее; а если так оказывается, что человек в грибной компании встречает знакомого по читальному залу — то это воспринимается как "мир тесен и тем плох...". Городскому человеку всегда должно иметь в виду и принимать к сведению, что если с кем-то можно играть в шахматы, то это ещё не значит, что с тем же можно идти в альпинистский поход, а если кто-то оказывается прекрасным напарником на работе, то из этого вовсе не следует, что с ним можно распивать бутылку, потому как в пьяном виде этот тип из хорошего человека может превратиться в сущего монстра.

Потому и бывает так, что городской человек может прожить в своей городской квартире несколько десятилетий и не знать по именам своих соседей по этажу — всё правильно, если в городе люди живут в соседних квартирах, то из этого вовсе не следует, что они будут вместе чаи гонять, знакомства в городе заводятся не по признаку ближний-дальний, как в деревне, а по признаку приятный-неприятный.

А деревенские — всю Историю к другому образу жизни приучались, что если с кем-то вблизи живут — то и во всех компаниях вместе, нравится это кому-то или не нравится. Даже если и не нравится — уживайся с соседом, и всё тут! Другим сосед не станет и другого соседа не будет...

В деревне основа взаимоотношений между людьми: "Ну, как вышло, по-моему или по-твоему?!... " ; а в городе: "Если не по-моему, то я пишу по собственному!..."

Типичный пример стопроцентно городского человека, только что в окарикатуренном виде — это инженер Талмудовский, как он описан у Ильфа и Петрова в "Золотом телёнке". Пример далеко не идеальный, но достаточно приемлемый. Вот если бы это был не инженер, а рабочий-от-станка, то пример был бы куда как лучше. А если бы это был подсобный работник, "сходи-принеси-подай", то ещё лучше, тогда этот пример был бы почти идеальным. А если бы он ещё и бегал не по всей стране, а всего лишь по своему городу, и там бы с большим выбором хватало вакансий — вот тогда пример был бы вовсе идеальным!

Иначе говоря — в городе человек, может быть, и сможет сделать так, чтобы не иметь абсолютно никаких отношений с тем человеком, с которым он не хотел бы иметь абсолютно никаких отношений, а в деревне такое заведомо невозможно...

Так вот, понаехали деревенские в города, но городскими сразу же не стали, и привычный им деревенский стереотип поведения пытались всячески сохранить, насколько это было возможно в городах, ещё и, сволочи, детей своих к такому приучали, внушая им: "Помните, что хотя мы и в городе живём, но мы — деревенские, а деревенские в таких-то обстоятельствах поступают так-то и так-то...".

И это для настоящих городских сущий кошмар — находиться вблизи от такого вот уже-не-деревенского-но-ещё-не-городского, который по простоте своей считает, что если кто-то живёт на одном с ним этаже или работает в одной с ним организации, то обязан принимать его во все свои компании сразу; и это несмотря на то, что в деревнях люди много поколений взаимопритирались, а в городах — ничего подобного. Умом они, может быть, и понимали, что городской коллектив, в котором кто откуда, это не деревня, где много поколений его предков жили плечом к плечу, и не следовало бы от людей, объединённых только производственной необходимостью, требовать, чтобы они между собой были как те, которые много поколений взаимопритирались, но иначе относиться к людям они не умели.

Вот помню, видел как-то ещё при Брежневе такого деревенского. Он, глядя на городскую жизнь, рассуждал так: "Да что же вы за люди такие непонятные? Вот у нас в деревне — нужен соседу мой холодильник, приходит и ставит туда свой самогон, нужен мне соседский мотоцикл — сел и поехал. Вот почему, почему, почему вы в городе так не живёте?!..."

Мерзостно было также и то, что городской в деревню подобным образом переехать не мог — там бы его хорошо приняли только в том случае, если бы он согласился и смог бы жить один к одному по всем пунктам, как стопроцентно деревенский человек, а это далеко не всякий городской смог бы, даже если бы и захотел. А деревенские, переехавшие в города — вовсе не стремились немедленно и полностью уподобиться городским, а как раз наоборот, сохраняли свой деревенский образ жизни, насколько это бывает возможно в городах...

Потому — оказывалось возможным и такое издевательство над людьми, как принуждение их находиться в одном коллективе с теми, кто был им неприятен. Вот потребует нерадивое начальство: "Если от тебя Родина и производственная необходимость требует уживаться с вонючками, уголовниками, инородцами, прогульщиками, бракоделами в одном коллективе — уживайся!". Для городских это требование абсурдно, как приказ упасть вверх, а для деревенских — это требование естественно, для них если кто оказался в каком-то одном смысле ближним — тот и во всех остальных смыслах ближний. Плохо, очень плохо! И ещё хуже!

От этого самого бегства деревенских в города, между прочим, произошло также и весьма немалое падение рождаемости у русских. Конечно, этому было много причин, и налог на бездетность в том числе (так же, как и у римлян и византийцев в их времена), но после "сексуальной революции" самой главной причиной была вот эта:

Давно уже многими мыслителями (такими, как Игорёк Бестужев-Лада) замечено и громогласно обсуждено такое явление природы, как: в деревне дети — это дармовые батраки своих родителей, а в городе как раз наоборот, родители — это дармовые батраки своих детей. И это естественно, со всеми подробностями, вплоть до классовой борьбы.

Именно так — в русских деревнях с древних времён до первой четверти двадцатого века дети ходили в родительских обносках, питались родительскими объедками, спали вповалку на одной лавке, а работать в поле начинали уже с десяти лет. Гусей пасли ещё раньше. И для родителей плодить детей — это значило плодить дармовых батраков. Потому и размножались, сколько могли, женщины каждый год рожали, пока возраст позволял, ещё и найдёнышей при случае подбирали (много не съедят, а работать — будут). Не все дети, конечно, выживали, многие (свыше половины) умирали во младенчестве, потому как древнее языческое знахарство давно уже было искоренено христианами, а церковники только своими молитвами могли детским болезням противостоять. Но всё же прирост населения в деревнях был вполне достаточным...

А в городах — вовсе не так, там родители вкалывают на производстве, а дети осваивают родительскую зарплату. И это усугубилось, как ни странно, системой образования — родителям приходилось содержать детей до получения ими образования, вот и можно подсчитать, сколько это будет по максимуму — школа, ВУЗ, аспирантура... до тридцати лет на родительских шеях! А потом — никакой гарантии, что потомство захочет, а тем более сможет содержать постаревшую родню, вполне возможно, что от государственной пенсии больше пользы будет.

Также и квартирный вопрос (тот самый, который сверхсверхсверхобострился как раз от бегства деревенских в города!) — людям приходилось иметь в виду, что их дети когда-нибудь сдадут их в дом престарелых, причём сдадут вовсе не потому, что они такие жестокие, а потому, что иначе они заведомо не смогут обустроить свои судьбы. Не выкинут старичьё из квартиры — придёться или самим в общагу уходить, или быть при этом старичье до седых волос на положении карасей, а кому это понравится?! В результате — падение рождаемости. Детей плодить оказалось экономически сверхневыгодно!

Перебежавшие в города деревенские свои первые примерно полтора поколения городской жизни ещё пытались и плодиться по-деревенски, это как раз было во второй половине девятнадцатого — первой половине двадцатого века, но это было ненадолго. Да ещё и осложнено тем самым фактом, что родители этого самого уже-не-деревенского-но-ещё-не-городского типа неосознанно, интуитивно чувствовали, что в городах они батраки, а не дети, и начинали ерепениться не по теме — или слишком много требовали от своих детей и притом в весьма жестокой форме (чтобы и в школе были круглые отличники, и на стадионе чемпионы, и в квартире домработники), или спивались с горя, или бросали семью, или ещё что-то подобное вылезало — и всё это детей калечило. А потом приходится соображать, откуда вокруг так много людей, с младых лет изнервированных, затюканных...