Игра в дракошки-мышки

Сначала было тепло, даже жарко, и я успела вспотеть, а потом сзади отвалился кусок снега, внутрь стало задувать, и меня прихватило морозом. Первым пришел Олле, через несколько минут появилась и Мира. Я к тому времени успела основательно промерзнуть и дрожала от холода. Они и сказать-то друг другу ничего не успели.

— А-а-апчхи!

Отлетевшая морковка ударила Миру по лбу, после чего Олле повалил ее в сугроб, прикрывая от 'нападения'. Я чихала без остановки, Тим, Кати и Лия обидно хохотали, Мира отбивалась от Олле...

После того случая Олле еще долго называл меня гнусной мелочью, но потом простил. А Мира специально вспомнила эту историю, чтобы выставить меня с плохой стороны.

— Розыгрыш помог нам с Олле понять, как мы дороги друг другу. Можно сказать, мы поженились благодаря Дженни, и я ей за это очень благодарна.

Мира уже ушла, а я все не могла поверить в услышанное. Так что важнее, слова или поступки? Мира использовала слова, чтобы совершить поступок. А я как была гнусной мелочью, так и осталась.

Когда Миру отпустили, ее место занял Олле. Если бы он родился человеком, то непременно носил бы очки, бородку и тросточку. Всегда немного рассеянный, он был мне скорее добрым другом, чем старшим братом.

— Мы хотим, чтобы вы охарактеризовали Дженни, но одним словом. Это может быть как положительная, так и отрицательная черта характера. Пожалуйста, подумайте. Назовите и объясните, почему.

Неожиданный вопрос заставил меня вздрогнуть. Так вот почему Мира рассказывала про снеговика! Олле навряд ли вспомнит что-то хорошее: он больше всех страдал от моих проказ и шалостей. Он любил уютный покой библиотеки и сосредоточенную тишину лаборатории, а там, где появлялась 'малышка Дженни', всегда было шумно и беспокойно.

— Мне запомнился один случай, — начал Олле, не подумав ни секунды, — Дженни тогда только исполнилось шесть лет. Тетушка Ренни, — сестра мамы, она и сейчас живет с нами, — мечтала, чтобы ее дочь Лия научилась играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, и пригласила к ней учителя. Лия же терпеть не могла уроки и всячески старалась их избегать. Тетушка, обычно выполняющая любой каприз дочери, проявила завидную твердость характера, и Лие приходилось по несколько часов в день заниматься тем, что претило ее натуре.

Вот уж не думала, что Олле вспомнит один из моих самых некрасивых поступков. Но почему этот? Его там вообще не было!

— Каким-то образом Лие удалось убедить Кати, мою младшую сестру, что учительница музыки — настоящее чудовище. Мол, она кричит и страшно ругается, даже чуть ли не по пальцам бьет за любую ошибку, и всякое такое. И наивная Кати, вроде как по собственной инициативе, решила помочь кузине. Дождавшись начала очередного урока, сестрица вооружилась мелками, красками и бумагой и принялась рисовать плакаты. Помнится, самым безобидный звучал так: 'Мерзкая училка, убирайся, откуда пришла!'. Плакаты украсили комнату, соседнюю с той, в которой шел урок. Учительница, к слову, одна из лучших специалистов в своем деле, прочла их, как только вышла из класса.

— И при чем здесь Дженни? — перебил Олле Бежевый Агат.

— Дженни помогала Кати, но об этом никто не знал. Лия подначила на подлость только сестру, потому что считала, Дженни расскажет все родителям. Сама же Дженни случайно застала Кати за рисованием и поверила ей, как до этого та поверила Лие. Две маленькие глупые девочки! Но последствия их поступка были ужасными. Естественно, учительница обиделась и, несмотря на принесенные извинения и щедрую денежную компенсацию, отказалась от уроков. Кати строго наказали родители. А про участие в предприятии Дженни сестра никому не сказала.

О да, так оно и было. Я почувствовала, как у меня запылали уши. Столько времени прошло, а мне до сих пор стыдно за тот поступок.

— Дженни сама призналась. Просто пришла к отцу и попросила наказать ее так же, как Кати. Дженни — порядочный человек. Я всегда уважал ее за это, и с самого начала не верил, что она сама решила совершить преступление.

Лойи всемогущий, как же стыдно...

Когда в зал вошла Кора, я удивилась. Самая старшая из детей, она уже давно не жила с родителями. Мы никогда не были близки, поэтому я не понимала, что полезного она может рассказать судьям. Кора всегда казалась стремительной и сосредоточенной. В отличие от Олле, науке она предпочитала практику, выучилась на лекаря и вся отдалась работе.

— Дженни — разносторонняя личность, — заявила Кора. — Не понимаю, как можно одним словом...

— Тем не менее. Например, о чем вы думаете, когда видите ее или слышите ее имя.

— О... Конечно же, о каникулах на Маре-Дале.

Только не это! Согласна, Коре трудно рассказать хорошее. Но я же не нарочно!

Маре-Дал — одно из самых приятных воспоминаний. Я мало путешествовала по стране драконов, и те каникулы стали настоящим приключением. Маре-Дал — лагуна, на берегу которой расположен детский драконий лагерь. Единственное место в нашем мире, где в океане можно купаться. Меня не хотели туда пускать, мол, человек, условия и все такое. Дети там не только отдыхали, но и трудились в расположенных по соседству фермах. Я просто с ума сходила, слушая рассказы старших детей о том, как весело в Маре-Дале. Да, завидовала страшно: купание в море, пляж с ракушками и разноцветными камушками, походы с ночевками в палатках, посиделки у костра, игры, соревнования. Одним словом — приключения! И вот, каким-то невероятным образом, папе Киру удалось устроить для меня эти каникулы. Он лично телепортировал меня до лагеря, и я решила, никто не сможет упрекнуть меня в том, что я — человек.

— ...и когда настала пора идти на работу, Дженни отправилась вместе со всеми, — тем временем говорила Кора. — Нашей группе поручили метать стога. Траву уже скосили, и она достаточно просохла, оставалось только собрать ее. Тем, кто поменьше, раздали грабли, чтобы они собирали маленькие стожки, которые ребята постарше переносили в большой стог. Дженни тоже получила свой инструмент и довольно быстро приноровилась к работе, стараясь не отставать от других. Только вот никто не подумал о том, что ей необходимы рукавицы.

Я, как завороженная, слушала старшую сестру, как будто речь шла вовсе не обо мне. Так тебе и надо, Дженни. И с чего ты взяла, что Кора припомнит тебе мурашей?

— У людей кожа тонкая и очень нежная, ей нужна дополнительная защита. Дженни хорошо справилась с работой, ее хвалили. Но ее ладошки... она стерла их до крови. И не пожаловалась никому, нет. Даже скрывала, прятала руки. Я случайно заметила, когда она спала. А это же еще и очень больно. Я пыталась отвести ее к врачу на следующий день, но она наотрез отказалась. Попросилась на сбор ягод, и продолжала работать. Знаете, я часто рассказываю эту историю своим маленьким пациентам, когда они капризничают от легкого недомогания. Историю о человеческой девочке, которая ради мечты терпела боль и вела себя очень мужественно и достойно. Пусть глупость, ведь никто не выгнал бы ее из лагеря за истертые работой ладошки.

Я и представить себе не могла, как это стыдно — слышать добрые слова от тех, кому причинила зло. Стыдно не только за поступок, но и за мысли. Целых шесть лет я копила обиды, и только теперь по-настоящему задумалась, какую цель преследовали драконы, отослав меня в Крагошу.

Кати, моя милая подружка, не раздумывала ни секунды, назвав меня доброй. А я всегда считала, то нет на свете существа добрее, чем она. Веселая, отзывчивая, заводная девчонка. В ее лапках спорилась любая работа. И она же умела становиться тихой и незаметной, когда это было нужно.

— Дженни по-настоящему добра, понимаете? То есть, не потому что вежлива или готова всем угодить. А потому что ее поступки — всегда на благо кому-то, хоть она и не всегда думает о последствиях.

— Неужели? — усомнился Васильковый Сапфир. — А кому же на благо ее попытка украсть вашего племянника?

— Это же другое, — тут же возразила Кати. — Дженни обманом заставили. Зато потом она вела себя достойно.

Кати, милая моя Кати. Как же я скучала без тебя! Адель, мама Яна, была хорошей подругой, но ты — лучшая.

— Как-то весной в нашем саду свили гнездо сирилини[1], и мы иногда наблюдали за ними, гадая, сколько детенышей выведется у пары. А потом обнаружили в траве под деревом двух малышей. Все растерялись, кроме Дженни. Позже я поняла, что спокойствие, с которым она переломила шейки 'лишним', было внешним. И в душе она очень переживала о вынужденном поступке. Но больше никто не смог, а ее добрый поступок подарил малышам сирилини безболезненную и быструю смерть.

Убийство — добрый поступок? Лойи всемогущий! Остается лишь надеяться, что Старейшины помнят — сирилини оставляют в гнезде только одного птенца, а остальных выталкивают и заклевывают до смерти.

— Дженни разная. Да, разная, — уверенно произнес Тим. — Это если вы хотите, чтобы я охарактеризовал ее одним словом. У нее есть достоинства, но есть и недостатки. А вы знаете идеального человека? Или дракона?

Тим, брат-близнец Кати, как обычно спокоен, сдержан и убедителен. Как в детстве, когда защищал меня перед родителями после очередной шалости. Тим — наш паладин. Мы всегда играли вместе — Кати, он и я. А еще у нас с Тимом была одна тайна на двоих, и никто больше не знал о ней. Ничего серьезного, обычный детский секрет.

— Дженни — мой побратим. Она же не рассказала, верно? Она никогда не нарушает данного слова. А я нарушу, потому что иначе вы так и не узнаете, это я виноват в том, что Дженни стала магом.

Лойи всемогущий, вот же бред! Какая связь между детской игрой и моими внезапно открывшимися способностями? Я поморщилась от досады. Мне было приятно хранить эту тайну побратимства с драконом. А теперь о ней узнали посторонние.

— Я нашел в библиотеке рукопись, где описывались древние обряды. Побратимство не заключается между человеком и драконом, но мы провели ритуал. И поклялись друг другу, что это будет нашей тайной.

Да какой там ритуал! Чиркнули ножом по ладони и пожали друг другу руки. Еще слова какие-то говорили, о дружбе и братстве. Тим всерьез думает, что капелька драконьей крови может пробудить в человеке магию? А лет-то сколько прошло! Мне тогда было семь, а ему на год больше. Не поздновато ли?

— Если бы Дженни не стала магом, то племянник не стал бы ее фамилиаром, — гнул свое Тим. — Значит, это я виноват.

— Способности к магии могли быть незамечены ранее, — мягко возразил Вишневый Гранат. — А потом их инициировал Шейор.

— Но он не мог инициировать источник, — уверенно ответил Тим.

Теперь еще и источник какой-то. Я перестала понимать, о чем говорят драконы. И спросить нельзя. Зачем Тим оговаривает себя? Сделанного не исправить. Продаешь курицу — продаешь и яйца.

Сколько ошибок! И из-за чего? Из-за глупой детской обиды. Мне нужны были слова, чтобы понять поступки. Я думала, мне припомнят старые прегрешения. И чем больше хорошего обо мне говорили, тем хуже я себя чувствовала, проклиная собственную глупость.

Да, пытаясь украсть Лессона, я действовала по принуждению. Но никто не принуждал меня предавать семью. Я перестала верить, перестала замечать поступки, забыла все хорошее, забыла о любви, в которой выросла. Это и есть мое преступление.

Закрыв лицо руками, я всхлипнула раз, другой, и расплакалась.

[1] Сирилини — разноцветные птицы, размером с ворону. Клюв короткий, закруглен книзу. На кончиках крыльев — когти. Птенцов нельзя вырастить вне гнезда — особенности вида.

Глава 8 (первая часть)

Наказание

— Не реви.

— Ты?! — от удивления я перестала лить слезы.

— Я, — усмехнулся Бес, протягивая чистый платок.

Снова весь в черном, изящный и расслабленный. Только уголки губ подрагивают. Сдерживает смех? Но смотрит мягко, без насмешки.

— Как ты... И...

Обвела взглядом зал заседаний — никого. Мне все приснилось? Старейшины еще не приходили? Я видела сон? И сейчас тоже? Глюк же тут!

Я потянулась за платком, но вместо этого схватила Беса за руку. Плотная, теплая, живая. Он не вырывался и позволил рассмотреть и ощупать и крепкую мозолистую ладонь, и длинные пальцы с ухоженными ногтями.

— И?

Даже не удивился! Я взяла платок и смущенно уткнулась в него носом. Запах липового меда и немного лимонной кислинки.

— И все же?

Теперь точно издевается. По лицу видно — он прекрасно все понял.

— Ты настоящий, — буркнула я, быстро вытирая глаза.

— Спасибо, — Бес скромно опустил голову и разве что ножкой не шаркнул.

— Зачем ты тут?

— Приказы не обсуждаются.

— Чьи приказы?

Ответить он не успел. В зал вошла Манори. Вопреки ожиданиям, Бес не исчез, а куратор не удивилась, увидев его рядом со мной.

— Не влетит за самодеятельность-то? — проворчала Манори, обращаясь к Бесу. А мне протянула кружку с дымящимся напитком. — Пей чай, только осторожно, горячий.

— Разом больше, разом меньше, — вздохнул Бес, старательно изображая паиньку. — Хозяин не зверь, сильно бить не будет.

Манори фыркнула и повернулась ко мне:

— Ты чего? Пей, скоро перерыв закончится.

— Перерыв?

Я хмурилась, не понимая, что происходит. Бес живой и настоящий, сомнений не осталось. Но почему Манори беседует с ним, как со старым знакомым? Он же посланец Рейо, а драконы не верят в богов. Никакой он не посланец! Тогда кто его хозяин?

— Дженни, ты прослушала, — всплеснула руками куратор. — Старейшины объявили перерыв, заседание еще не закончено.

— А-а-а... — протянула я, осторожно отпивая из кружки.

Ничего они мне не объяснят, бесполезно спрашивать. Бес притворяется, Манори ему подыгрывает. Остается только набраться терпения — рано или поздно все тайное становится явным. Дожить бы до этого момента.

Тоска накрыла внезапно. Вдруг пришло понимание, холодное и отчетливое, — скоро все закончится. Тревоги и переживания, страх и слезы, дежурная опека Манори, непонятные визиты Беса, пристальные взгляды Старейшин, запахи позднего лета, обжигающий чай. Все закончится. Навсегда. Даже оставить после себя нечего. Я ничего не успела. Ян? Он маленький, и быстро меня забудет. Разве что род Сиреневого Аметрина будет помнить обо мне. Нет, не только плохое, но и хорошее. Теперь я точно знаю. К сожалению, поздно поняла. Глупая! Я считала, уехать в глушь Крагоши меня заставила гордость. А это была всего лишь гордыня. Хватит ли у меня смелости умолять о прощении? Заслуживаю ли я его?

— Я хочу видеть отца, прямо сейчас, — произнесла я.

И тут же испугалась. Я и просить-то не имею права, не то чтобы требовать.

— А ну-ка, сгинь, будь добр, — велела Манори, обращаясь к Бесу.

Тот недовольно дернул плечом и исчез.

— Дженни, это невозможно, — куратор присела рядом. — Но ты сможешь поговорить с ним после заседания.

'Нет! — кричал ребенок внутри меня. — Немедленно! Сейчас же!'

— Да, — кивнула я, напоминая себе о послушании, — можно и после.

Сейчас! До того, как он огласит решение рода. Он должен знать, не оно заставило меня задуматься и понять самое главное.

— Потерпи, — Манори погладила меня по руке, успокаивая.