Сэйл-мастер

Тем временем шкипер распрощалась со своими визави и быстрым шагом отправилась к порту. Перебегая по параллельным темным улочкам, Сашка убедился, что его капитан больше никуда заходить не собирается — и, для верности отшагав полквартала в сторону, сам пошел в сторону сухого дока.

Избавившись от своего маскарадного костюма, штурман легко прошел кпп порта, и продолжил путь к споту "Блика". На душе было неспокойно. Чувство это появилось вскоре после расставания с капитаном и все время только усиливалось. Даже сейчас, вдыхая знакомые знаки пеньки, краски, щелока, озона и полный ассортимент ароматов разной еды на всех стадиях приготовления, он не мог отделаться от ощущения, что за ним идут.

Паранойя? Переиграл в шпионские игры?

Изрядно проплутав по территории, он, вместо того, что бы сразу пойти к причалам, в итоге попал в складкой сектор. Обычная дневная суета вокруг длинных пыльных сараев, подсвеченных голубыми огнями в решительно наступающих сумерках, поутихла. Однако безлюдным место не было: где-то грузили срочный скоропортящийся товар, где-то вели учет, сновали крабы-погрузчики, вызывающе раскрашенные желтыми и белыми фосфоресцирующими полосами поверх ярко-красного хитина, доносился то веселый, то злобный матерок... А чувство чужого присутствия сделалось уже совершенно нестерпимым.

Сашка решительно свернул к воротам ближайшего склада. Мелкий дверной демон был разумен ровно настолько, чтобы узнать эфирника, а на куртке Сашки был приколот значок с надписью ЧС "Блик". Штурман аккуратно закрыл за собой дверь — и побежал во тьму, петляя по проходу между стеллажей, ящиков и огромных мотков пеньки. Неяркий свет падал из зарешеченных окошек, прорезанных в ряд под потолком. Сашка слегка задел свисающую с верхней полки веревку, и в только что оставленный проход рухнул огромный моток пеньки. Штурман с крайним удивлением уставился на короткий бронзовый дротик, пришпиливший только что задетый фал к деревянной стене.

— Cunt!36 — Сашка выхватил меч из ножен, буквально в последнюю секунду успев прянуть в сторону, и поймал на лезвие второй дротик.

Кажется, первый раз с начала эфирной активной карьеры ему и в самом деле угрожали другие люди, а не капризы ветров, течений и двигательных кристаллов.

В темноте помещения да еще и за поднявшейся пылью Белобрысов не видел нападавших, но, мгновенно прикинув направление, побежал в сторону, откуда прилетел второй "подарочек". Прямо перед его носом из пустоты соткались линии "паутины жизни". Руки и ноги заработали сами собой — резкий перекат в сторону, и с растопыренных пальцев свободной руки срывается "шмель". Пока оседали сияющие клочья, Сашка вновь бросился вперед. Нападение — лучшая защита, как говорил тот же Шкалик, шмыгая носом; "молотом" их долбануть, как раз подойдет...

Но невнятная фигура успела исчезнуть прежде, чем простенькое заклятие достигло цели, а "рубиновое звено" выбило щепки прямо над его головой. Их двое! Упав на пол, перекатившись и вскочив, он увидел обоих, синхронно поднявших руки в замахе. Их окружало синее эльмовое сияние... Постойте, а откуда?

— Эй, ребятушки, вы у меня на мушке, а ну-ка замри, а то...

В отличии от замершего от неожиданности на середине движения навигатора, неизвестные оказались профессионалами — скрылись прежде, чем странно знакомый голос закончил:

— ...худо будет.

Сашка обернулся, и замер, чувствуя, как у него зашевелились волосы на загривке: перед ним стояла, негромко, но тревожно гудя, сама смерть. Дуло стационарного бортового орудия светилось голубыми кольцами разрядов, готовое по первому движению оператора выплюнуть смертельное заклятие.

— Опачки-опаньки, Сашка, ты ж это что? Вот так история!

Только теперь Белобрысов разглядел стоящего на пушке... домового Василия. Действительно, история!

— Василий, ты?!

— Я, родный, я! — Пушка перестала гудеть, паразитное магосвечение затихало. — Кто ж это так тебя невзлюбил-то?

— Мне бы тоже хотелось знать... — с некоторым неудовольствием Сашка заметил, что его пробила крупная дрожь. Это холодает к ночи, точно. — А ты здесь как оказался?

— Как — как, а вот так! Эту штучку сегодня капитан купила, теперь, стал быть, часть корабля. Ну — дорогое имущество, охранять же надо! Вот я... Вот, глотник-ка, — домовой протянул штурману зеленую бутылку без этикетки. Сашка послушно глотнул — и только чудовищным усилием воли не раскашлялся. Что за пойло?! Проблемы сегодняшнего дня немедленно отошли на третий план — воздуха откусить бы!

— Кххех, как ты... без закуски... — возмутился штурман с помощью того, что осталось от его горла.

— Вовсе не без закуски, — обиделся домовой. — Я тебе просто не успел передать. Вот, держи, — он вручил Сашке соленый огурец.

И тут же уважительно добавил:

— Ох, силен, штурман — первый раз "морилку" пьешь и даже не поперхнулся. Мужик.

"Мужик" прожевал огурец, и, наконец вернулся мыслям к текущему моменту:

-Послушай, чем ты меня чуть не приласкал за компанию с этими типами?

— Обижаешь! — домовой прямо-таки светился от гордости. — Я ж не душегуб какой.

И показал на краешек зарядного картриджа, выглядывающий из казенника орудия: черно-желтые полосы. — "Стеклянный улей", избирательное поражение только врагов! Картриджи сама шкипер при мне сегодня проверяла.

Теперь, наконец, Сашка заклятие-заряд узнал. Известная вещь: избирательно поражающий только живых врагов вихрь стеклянных осколков импульсом пушки телепортировался через борт вражеского корабля прямо в отсеки. Одной царапины, нанесенной такой вот стеклянной пчелкой, которая, кстати, еще и сама выбирала цель при активации, хватало, чтобы отправить в нокаут на несколько часов. Подстегнутая адреналиновым всплеском и доброй порцией домовицкого пойла, память охотно выдала "ценные" сведения: само заклятие было изобретено одним судовым, тогда еще морским врачом, чуть больше двухсот лет назад, и являлось первым успешным опытом по переносу матрицы поведения животных на неживые объекты; яд на осколках готовится из смеси сахара и какако. Единственным недостатком заклятия было крайне малое расстояние выстрела — подобные "подарочки" используются в основном при абордаже...

Сашка помотал головой, разгоняя неуместные мысли, и спросил:

— А если бы они не убрались — выстрелил бы?

Домовой только странно на него посмотрел, и вновь протянул бутылку.

— Куда эту дуру хоть ставить будут? У "Блика" комплемент пушек.

— В трюм, по мидделю, — охотно "слил" информацию домовой. — Оне и место расчистили уже, все вместе трудились вечером.

Сашке стало стыдно. А потом он понял — пушка внутри трюма. С автономным питанием — а то как бы домовой изобразил иначе здесь светопреставление? Выходит, у Балл есть серьезные причины опасаться абордажа?.. А как это связано с его преследователями?

Сашка вспомнил мелькнувший перед самыми глазами дротик — с узким жалом, ограничителем, пузатый, больше похожий на шприц. Возможно, его пытались не убить, а всего лишь поймать? Так просто, с наскоку, не разберешься.

— Хотел бы я знать, как мне повезло попасть именно к тебе на склад?

— "Тропинку" наворожил — думал, зайдет хороший человек, посидим вместе. Вот ты и зашел.

— Спасибо, Василий, не забуду.

— Сочтемся, маршрут длинный. Давай еще по маленькой.

...Когда Сашка добрался до бригантины, Сандра с беспокойством всмотрелась в его лицо, разглядела пару царапин и учуяла "морилку" — и тут же успокоилась.

Фух, Златовласка, совершенно целый и даже пьяный. Просто восхитительно. Иди-ка ты в каюту, счастье мое!

Глава 9, о дьявольском котле

На следующий день Сандре не удалось выбраться на свой заранее намеченный лесной пикник: шла погрузка. С Новой Оловати набирали под завязку: планета славилась богатством не только из-за своего местоположения в перекрестье стримов и, следовательно, торговых путей, но и из-за искусных ремесленников, редких тканей, качественных мехов. Часть их груза предназначалась для Жемчужины, часть должна была пролежать в трюмах до Жасмина и даже дальше. Например, тот небольшой пакет, который Балл спрятала к себе в сейф, вполне мог продержаться и до Земли. Еще на Оловати взяли свежую воду и припасы: Берг слегка поругала качество воды, но при малом переходе до Жемчужины (меньше недели и во все еще хорошо исследованном стриме) это не должно было составить проблемы. На Жемчужине вода лучше, хотя вода — это, по сути, единственное, что там есть.

На третий день стоянки основные дела были закончены, и, пока портовые маляры под присмотром Берг споро красили корпус "Блика", Сандре таки удалось отпроситься на прогулку.

Кормчий Куликова обнаружила Масунган очень давно. Не совсем в незапамятные времена, не во время их с Сашкой айголорских каникул, когда они были парой любопытных и нисколько не боящихся будущего старшеклассников. В одном из первых своих дальних галактических рейсов. Тогда ей позарез требовалось безлюдное и безопасное убежище для зализывания душевных ран. Она наткнулась на таковое случайно и, поскольку на корабле ее ждали через три дня, провела там две ночи. В деревне, где Сандра покупала молоко и хлеб, ей сказали, что место называется Масунган, мохнатый котел: там, мол, дьявол варит своих чертей, "чтобы злее были". Место считалось не то чтобы по-настоящему плохим, но крутые склоны, ненадежные тропинки и удаленность от жилья делали его не слишком привлекательным для деревенских. А для Сандры самое оно.

Теперь те времена одинокой грусти были окончательно забыты, и Сандра, наоборот, очень хотела поделиться своим открытием с друзьями. Особенно с Сашкой. Однако Сашка вдруг в последний момент отказался ехать: настроения не было, и вообще, по альту соскучился. "Помнишь, мы хотели разучить до Жемчужины эту чудную сонату Вагнера, а если получится, то и канон Пахельбеля?"

Сандра не поверила в его музыкальное рвение: вчерашнее сашкино возвращение говорило само за себя. Умудрился впутаться в неприятности где-то в портовой зоне или в городе, вот и боится теперь из корабля выходить. Но спорить она не стала: хуже нет вытаскивать человека на прогулку против его желания. Даже если охота придет в процессе, все равно рискуешь на первый отрезок пути получить мрачного и всем недовольного компаньона.

Белка равнодушно пожала плечами, и сказала, что она "не против". "Не против" — это уже большое дело. Равнодушного и молчаливого спутника довольно легко игнорировать, если ты соответствующим образом настроен. Так что еще до рассвета Сандра с Бэлой забрались в арендованную ступу, кинули туда мешок с припасами на день, и поднялись в прозрачно-серое небо Новой Оловати. Масунган лежал в трех часах пути к югу.

По дороге они почти совсем не разговаривали: встречный поток воздуха мешал. Сандра правила ступой, а Бэла глазела по сторонам.

Как многие колониальные поселения, город заканчивался внезапно. Один миг — под ними мелькают крытые разноцветной черепицей крыши домов, потом они сменяются более современными башенками, увенчанными шпилями, на окраинах, и вот — без обязательной для земных городов каймы деревенек и пригородов — густая, малахитовая в рассветных сумерках зелень лесов. Изломанная кайма гор засияла на южном горизонте.

Чуть позже они увидели, как солнце выкатилось из-за этих гор золотым шаром. Земля внизу еще спала, а здесь, наверху, было утро, и утро ликовало, смеясь. Бэла против воли почувствовала, как радуется ее сердце.

Но, покосившись в сторону, пилот увидела, что Сандра, зажав в руке метлу, правит с такой мрачной целеустремленностью, как будто в конце пути ее ждал эшафот. Поймав взгляд Бэлы, она улыбнулась и проорала сквозь ветер:

— Еще через час будем на месте!

Действительно, минут через сорок под ними пышными лесистыми волнами потянулись предгорья, а потом ступа перевалила через первую горную цепь, очень невысокую. Здесь Сандра снизилась и, петляя, полетела над фарватером узкой речки, чуть не задевая воду то дном, то рулевой метлой.

— Это нужно видеть сразу, — сказала Санька.

И верно: неожиданно река под ними резко ушла вниз, они выскочили на широкое открытое пространство.

На самом деле котлован был невелик: едва ли километр в диаметре. Его края густо заросли лесом: хвойные оловатские деревья, похожие на сосны, на каменистых прогалинах, сменялись пушистой листвой кудрявцев и осенников, отчего склоны казались заляпанными солнечными зайчиками. С трех сторон по стенам котлована вниз сбегали быстрые горные потоки, которые чуть ниже обрывались водопадами. Водопады вздымали в обширном озере на дне котлована облака белой пены.

— Какая красота! — вырвалось у Белки.

— Еще бы, — довольно хмыкнула Сандра. — Если это и дьяволов котел, то у дьявола чертовски хороший вкус.

Ступа мягко коснулась земли: кормчий по-настоящему хорошо, с любовью, обращалась с летательными артефактами. В свое время она не стала стажироваться на пилота только потому, что пилоты, по ее мнению, должны слишком много чувствовать корабли и слишком мало думать.

Бэла выпрыгнула из ступы первой.

— Здесь кто-нибудь живет?

— Когда я последний раз здесь была два года назад — никого тут не было, — пожала плечами Сандра и глубоко, с наслаждением вздохнула запах хвои и росистой травы. — Ну что, пойдем выкупаемся?

Я бы предпочла прогуляться по округе, — сказала Бэла индифферентно. — Если хочешь, могу вернуться к определенному часу.

— Ну, я собиралась вылетать где-то часа три пополудни, — пожала плечами Санька, — чтобы вернуться на корабль не затемно и успеть выспаться перед завтрашним стартом. Но я бы тебе рекомендовала наведаться к ступе еще пораньше, а то тебе ничего из припасов не достанется.

— Не беспокойся, — ответила Белка. — Мне ничего не надо.

Ее ноздри уже трепетали: даже в своей человеческой ипостаси она чувствовала куда больше запахов, чем способна была уловить Сандра. Среди них, например, запахи множества бегающих, прыгающих и ползающих живых существ, многие из которых окажутся необычайно нежными на зубах и необычайно вкусными на языке. Живая пища. Настоящая пища.

"И все же, — думала Бэла, — я не жалею. Ни капли не жалею. Слияние с кораблем, бегство по волне в открытом эфире дают ни с чем не сравнимую свободу. Не знаю, как бы я жила, если бы у меня не было этого".

Она стряхнула с себя человечью ипостась — не сложнее, чем одежду — и в истинной сущности побежала вперед, петляя между стеблями остро пахнущей травы. Запах ощущался смесью чабреца и клевера, с тонкой нотой лимона — хотя сейчас для нее эти человеческие названия казались просто комбинацией запахов и цветовых пятен. Между соснами, по нагретой земле, между пятнистыми камнями, мимо греющихся на них ящериц, вверх, вверх...

Запаховые метки — здесь была чья-то чужая территория — заставили Белку на мгновение замереть, принюхаться и прислушаться. Родичи... дальние, да, но пожалуй, все-таки родичи. Пара, а не стая. Готовятся обзавестись потомством. Отлично, она не будет охотиться здесь.

Белка почтительно обошла каменной твердости пирамидку кала и побежала дальше — на гребень холма. Здесь можно замереть только на миг — слишком опасное место, да еще при свете дня — но до чего же хорошо! До чего бодрит ощущение тревоги, чудо открытого пространства, до чего ярок, нечеловечески ярок свет!

Если бы Бэла была волком, она бы завыла. Но она была всего лишь лисой — крупной чернобурой лисой с очень длинным пушистым хвостом — поэтому лиса только тихонько тявкнула, подняв переднюю лапу. И заспешила вниз, по холмам: она услышала журчание ручья впереди и поняла, что очень хочет пить. Некая человеческая часть ее разума, та, что не погружалась в калейдоскоп теплых сновидений при перевоплощнии, лениво размышляла, откуда на Новой Оловати могли взяться оборотни. Родичи Белки без особого энтузиазма предпринимали космические перелеты.

Но особенно ее этот вопрос не интересовал: если она не будет здесь охотиться, ничто ей не угрожает. А охотиться она не будет, Сандра набрала с собой еды на три дня.