На неведомых тропинках 1. Шаг в темноту

Я осмотрелась, на улице никого не видно, то ли так совпало, то ли потому, что окраина села. Пора было обдумать дальнейший путь. Пашка, конечно, придумает что-нибудь еще, но, по-моему, запас предлогов она исчерпала и теперь с чистой совестью может считать долг подруги выполненным... и отстать наконец. Очень вовремя Константин убрался со стежки. Я бы и так к нему не пошла, а уж просить помощи...

Я всегда знала, что местные относятся к людям пренебрежительно — потребительски, как к еде. Но то, что делал целитель, лежало где-то за гранью добра и зла, попавший к нему человек сам попросит о смерти. Констатнин считает себя ученым, эксперементатором. Понятно, что от такой формулировки ждать чего-то хорошего не приходится, но теперь это слово внушает отвращение. Я видела часть этих экспериментов.

В ту ночь мне не спалось, и я додумалась выпить пару бокалов вина. Но вместо того, чтобы уснуть, добилась противоположного эффекта. Идея прогуляться по ночному Юкову показалась хорошей и интригующей, с легким щекочущим нервы привкусом опасности. И мне повезло — я вернулась домой целая, трезвая, дрожащая и давшая клятву закончить роман со спиртным, так толком и не начав его, то есть этой же ночью.

Не совсем трезвые ноги занесли меня в южную часть села. Юково строилось вокруг стежки, она же улица Центральная, названия придумали, когда перешли на легальное положение и понадобилось заполнять официальные бумаги, ставить штампы о регистрации, вести торговлю и тому подобное. Долго не думали, так как проходящую через все село стёжку под прямым углом одна за другой пересекали двенадцать улиц разной длинны и ширины, их назвали по месяцам, начали соответственно с Январской, где, кстати, стоял мой дом, а закончили Декабрьской. Так что все Юково состояло из тринадцати улиц, двенадцать месяцев плюс Центральная, она же стёжка, проходящая с юго-востока, где находился выход — вход на шоссе к городу, до северо — запада, где выныривала у леса за озером.

Я особо не интересовалась, кто где живет, Юково — село большое. Как оказалось, зря, от некоторых домов надо держаться подальше. Например, от серого кирпичного двухэтажного с плоской крышей, покрытой листовым железом, пятого к западу от Центральной по улице Марта.

Меня привлек тихий скулеж, в первый момент я подумала о собаке, вернее, о щенке. Но ни будки, ничего подобного перед домом не было, как и забора, не приняты они в нашей тили-мили-тряндии. Я подошла ближе и поняла, что звук идет из подвального окошка у самой земли, размером не больше пары кирпичей, если бы их вынули из кладки, пролезла бы разве кошка. И там в темноте кто-то скулил.

— Эй, — тихо позвала я, наклонившись с отдушине.

— Я больше не могу ходить, — с надрывом заплакали с той стороны. Голос был женский, молодой и обреченный.

— Что? — переспросила я.

Из отверстия высунулась рука. Света луны хватило, чтобы рассмотреть все в деталях. И запомнить. Тонкие девичьи пальцы, сломанные ногти, светлая, почти прозрачная кожа, которую грубо прорывали какие-то округлые пластины, стоящие торчком. Это чешуя... Помогите мне, святые, настоящая рыбья чешуя, только в два раза крупнее. Вокруг разрывов уже засохли зеленый гной и сгустки крови. Рука заскребла по земле.

— Я не могу ходить... Больно-о-о... У меня больше нет ног, — тонкий жалобный скулеж, в котором осталось слишком мало человеческого.

Я попятилась, запуталась в собственных ногах и упала на задницу. Рука в последний раз сгребла мусор и исчезла.

Хотела бы я сказать, что пошла, забарабанила в дверь и потребовала освободить несчастную. Или еще лучше, сбегала за серебряной вилкой, подобно супергерою, пробралась в дом, покарала хозяев и спасла пленницу. Увы, не могу. Я бежала обратно без остановки и остаток ночи, забравшись под одеяло с головой, пыталась убедить себя, что ничего не было. Тогда, в первый раз, пришло сомнение, а не слишком ли темна и глубока для меня кроличья нора.

Уже потом я выяснила, чей это дом. Черного целителя я видела один раз, и то издалека, что меня полностью устраивало.

Пашки не было уже минут пять. Я огляделась и подергала ногой, стараясь сместить ножик еще немного в сторону. Лежа вдоль ступни, он причинял не столько боль, сколько неудобство. Будем считать первый опыт в качестве секретного агента, вооруженного тайным оружием разрушительной силы, состоявшимся.

Из дома баюна вышла понурившаяся явидь. В принципе, все было понятно по ее внешнему виду.

— Он сказал, что, если мы приблизимся к его дочери, будем на главной площади макарену танцевать. Три дня. Голыми, — подруга была смущена или мастерски отыгрывала смущение, не помню, чтоб кто-то из местных сильно стеснялся наготы. — И больше ничего слушать не стал.

Я похлопала ее по плечу, чтоб не расстраивалась зря, и пошла по грунтовке, огибающей село и уходящей в лес. Подруга сделала пару шагов следом и остановилась.

— Удачи, — донеслось мне вслед.

— Со мной не хочешь? — я обернулась, и вопрос вырвался прежде, чем я успела его сдержать.

— На землю детей мне хода нет, — Пашка оскалилась. — Есть там один... как вспомню, так когти сами собой выпрыгивают, так хочется ему в морду запустить, — явидь спрятала руки за спину. — Пойду тоже ставку сделаю. Не подведи.

Меня отпускали. Может, я была капельку несправедлива к ней и она действительно хотела помочь, а не отвлечь?

Лес в нашей тили-мили-тряндии и лес в обычном мире — два разных явления.. Редкий ельник, и подавляющая вышина стволов великанов. Те, кто хоть раз проходил по стежке и имел возможность сравнивать, знают, каким пугающе большим все становится. Стежка, как линза, увеличивает все, что видит. Был лесок — стали непроходимые дебри, был заросший пруд с лягушками — разольется озеро, глубину которого не измерить, а уж кто в нем живет, лучше вообще не выяснять. Яркий заливной луг сменится зарослями толстой мясистой травы выше человеческого роста, эдакий газон для великанов. Что тому виной? Стёжка все меняет? Или наша тили-мили-тряндия всегда была местом, где все "слишком"?

Что такое стёжка по сути? Это дорога. Тропа по "одеялу мира". Вот она идет по лицевой, а вот ныряет на изнанку. Тот, кто идет по ней, и ныряет вместе с ней. Стёжка никогда не кончается. Их много, иногда они пересекаются, и получаются крестовые стёжки. А иногда не пересекаются. Наша стёжка, что проходит через Юково, линейная, перед селом ныряет в глубь мира, а за озером выныривает обратно в человеческий мир, словно усердная мастерица прошивает, "простёгивает" ткань реальности. Игла на одной стороне, игла на другой, и тянется за ней нитка-стежка, не такая уж и заметная, пока не приглядишься повнимательней.

Я присела на поваленный ствол, заросший лишаем, и наконец-то переложила "оружие против зла" обратно в карман. Самое время подумать над маршрутом.

Как быстрее всего добраться до filii de terra? Есть два варианта. Первый, и самый очевидный, на него я уверена, сейчас делает ставки большинство моих соседей, это шагнуть прямо отсюда, не выходя в обычный мир. Взять отклонение несколько градусов в сторону, идти по нему, как по кругу, не обращая внимания ни на рельеф, ни на ландшафт. То есть все время поворачивать, идти по спирали, ввинтиться в мир еще глубже. В человеческом мире такой номер не пройдет, а в этом — пожалуйста. Такой путь из любой точки нашей тили-мили-тряндии, если эта точка находится под открытым небом, а не в доме, приведет тебя в самое безопасное место на свете. Минус этого способа один — время. Никогда не знаешь, сколько витков придется сделать, пока земля детей услышит твой пеший призыв и откроет проход. Семеныч пытался провести параллели и рассчитать пропорции, чтобы выявить зависимость между точкой нахождения и скоростью "ввинчивания". Вроде как без особого успеха, правда, со мной он результатами не делился.

Есть еще один путь. Если входов в filii de terra множество, и каждый может в любой момент создать новый, выходов на весь континент около сотни и все они фиксированные, то есть, по сути, обычные стежки — дороги, всегда находящиеся в одном и том же месте и соединяющие пункт А с пунктом Б напрямую классическим способом, а не по спирали. И да, ничто мне не мешает войти в filii de terra через выход. И да, одна из таких дорог проходит неподалеку. Нужно пройти по нашей стежке дальше, пока она не вынырнет за озером, а потом на север километров двадцать. Выиграю я здесь не по расстоянию, а по времени, ведь эта долгая, навскидку часов шесть — семь, прогулка пройдет по миру людей, а здесь минет минут сорок от силы.

Я встала, подтянула лямки рюкзака, попрыгала на месте. Ничего не мешает, не болтается. Впереди меня ждал долгий переход. Было скорее позднее утро, чем день. Если все удастся, если с Алисой все в порядке, я вернусь в Юково еще до темноты. Если нет... тогда и возвращаться, по сути, незачем. Я отогнала плохие мысли, не могу позволить себе эту роскошь, потому что тогда буду способна только на беспомощные метания и слезы, а это самый хреновый путь.

Впереди очень долгий день.

Но вопреки данному слову не думать о плохом не получалось, черные картинки ближайшего будущего одна за другой все равно вставали перед глазами. Это как с насекомыми: чем больше стараешься, машешь руками, тем сильнее они вокруг тебя вьются. От кошмаров наяву тоже сложно избавиться, особенно если очень стараешься. "Попробуй-ка не думать о синей обезьяне". Комок подкатывал к горлу, а ноги невольно ускорялись, едва не срываясь в бег. Одной рукой я раздвигала высокую траву, всматриваясь в поросший камышами берег, вторую сжимала в кулак. Надо рассуждать логически. Filii de terra не зря назвали самым безопасным местом этот мира. Даже зная дорогу проникнуть в него не просто, и многие могут сутками на пролет ходить по спирали, но путь на землю детей так и останется для них закрытым. Желание попасть туда должно быть сильным и обоснованным. Тебе, действительно, до зарезу должно быть необходимо попасть на остров детей. Только бескомпромиссное желание будет той силой, что постучит в невидимые и неосязаемые двери filii de terra.

Это сейчас на нашу тили-мили-тряндию наброшен легкий налет цивилизованности. Очень легкий. Понадобится, скинут в один момент и схватятся за каменные ножи, как в эпоху истребления, принятую еще называть временем, которое проклинают. Хотя зачем заглядывать так далеко, еще лет сто пятьдесят назад, по внутреннему кругу стежки в нашу эпоху, непонятно за что названную тихой, кипели битвы, велись войны, вырезались села. Клан на клан. Стёжка на стёжку. Страшно представить, что творилось в древности. Наверное, сам мир устал от слез и проклятий, раз создал такое место. Или оно существовало всегда, но докричаться до него удалось не сразу. Когда какая-то мать, в реальности кровавая ведьма, пожелала спасти то, что дороже ей всего на свете, её будущее, её ребенка. И мир откликнулся, как откликался впоследствии многим, но не всем. Отсюда и пошло "filii de terra" — земля детей.

Озеро осталось за спиной. Дорога пошла под уклон, впереди в низине лежал туман. Хотя логичнее всего сгуститься над гладью воды, но когда это в нашей тили-мили-тряндии кто-то вел себя логично? Тем более, чем дальше по дороге, тем тише становится мир вокруг, даже шаги перестают шуршать раскатывающимися камешками. Занятая мыслями, я не сразу поняла, что переход по стёжке начался. В первый раз пешком, как с удивлением констатировала я. Паника, рождавшаяся магией этого места, как нельзя лучше отвечала внутреннему состоянию, желудок ухнул куда-то вниз, и я пробежала. Вперед. Не останавливаться — и все будет хорошо. В этот день я как никогда была близка, к тому, чтобы остаться в переходе навсегда. Потому что была не готова, была расстроена и напугана. Уйти в non sit tempus, в пространство, где нет времени. Если свернуть с дороги в момент смены миров, потеряешься навсегда.

Если представить стёжку в виде провода, соединяющего миры, то окружающее каждый переход безвременье — это изоляция. Оно постоянный спутник дорог. Недобрый попутчик, подстерегающий заблудившихся путников.

Никто из таких потеряшек еще не возвращался, хотя, с другой стороны, слухи откуда-то берутся.

Я остановилась в последний момент, когда сквозь опутавшую мозг панику пробилась картинка темного леса перед глазами. Я уже развела ветви руками и готовилась сделать первый и последний шаг вне дороги. Святые! Хрупкое равновесие между головой и телом вернулось. Шаг назад — белесая муть скрывает черные стволы и под ногами укатанная и исхоженная дорога. Надо идти. Идти быстро, но не бежать.

Вывалилась в реальный мир я, как всегда, неожиданно, только что ноги преодолевали трудный подъем, будто взбираешься в гору под водой, и через секунду едва ли не взлетаешь над тропой от приложенных усилий. Все, я в мире людей, и время начало свой стремительный бег. Пять минут на отдых. Глоток воды. Встать, это не последний переход на сегодня.

Я вывалилась из позднего утра в поздний вечер. Неприятно, но идти придется ночью по пересеченной местности. Неприятно, но надо. И я пошла, слушая ночной стрекот сверчков, шелест травы, впереди поле и чахлая полоса тоненьких, еще не разросшихся лип. Я застегнула куртку до самого горла, так как меня тут же окружили комары. Вот еще один факт: в нашей тили-мили-тряндии они не водятся. Я достала из рюкзака бутерброд и стала есть на ходу, будем считать это обедом. Впереди самая изматывающая часть пути и еще два перехода. Как спросила Пашка, а стоит ли оно того? Стоит.

Дети часто были и самым ценным, и самым расходным материалом, как бы ни парадоксально это было. Ритуалы жертвоприношения детей как залог процветания рода практиковали до сих пор. Страшно представить, что творилось в прошлом. Радует одно: раз filii de terra появилась, не все были такими. И это подводит меня ко второму условию допуска на землю детей: если твое желание — это стук, то намерение не причинять вреда — это ключ. Ни на сердце, ни в голове у тебя не должно быть зла. Ни какого-то абстрактного зла, этого добра как раз сколько угодно, а вполне конкретного, направленного на одного из обитателей земли детей. Возможно, там сын и наследник кровного врага, ребенок предателя или мешающий взять власть маленький претендент на стёжку, не важно. Если есть хоть малейшая тень, отзвук желания, призрак вражды, filii de terra тебя не пустит. Пашка сразу призналась, что у нее там враг, а значит, доступ закрыт. Мне проще, я там вообще никого не знаю.

До стёжки, которая выведет меня к цели, еще идти и идти. Бесово — крестообразная стежка на нелегальном положении, в отличие от Юкова, то есть ее там не существует. Насколько я знаю, мешать тем, кто идет в убежище, не принято. Другое дело, если земля детей тебя не пустит: алтарь или котел на выбор. И будут в своем праве.

Разницу между проездом ныряющей стёжки на машине и путешествии на своих двоих я уже успела ощутить. Это как сравнивать лифт и лестницу — результат одинаковый, а усилия, ощущения и скорость разные. И теперь готовилась испытать повторно. Двадцать километров и почти вся ночь были позади. Небо уже окрасилось первой робкой полоской зари.