— Завтра я пойду с ней в храм. Если тут замешан некий демон, то вряд ли она согласится туда войти — нечисти в храм ходу нет. А коли так, то я напишу епископу, и он решит, что делать. Думаю, пришлёт опытного в делах изгнания демонов священника.
Пан Новак закрыл глаза. Так он просидел несколько минут, словно уснул. Когда он открыл глаза, бодро заявил:
— А пойдёмте ужинать — ночь скоро уже.
* * *
Утро было облачным. Шёл дождь, порой прекращаясь, порой начинаясь вновь. На холме луж почти не было — вода стекала вниз и скапливалась там. По озеру метались волны, плеская водой на небольшую песчаную полосу берега или на прибрежный камыш. Тяжёлые тучи быстро неслись по небу на запад. Выше на холме шелестели листьями деревья. Птицы метались в поисках места, где можно переждать непогоду.
Отец Филип стоял у дверей храма, скрестив руки на груди и позволив ветру терзать сутану. В кулаке он зажал распятие. Он думал о своём плане привести девочку в храм, а там будь, что будет. Хотя, что может случиться? Либо она войдёт внутрь, либо нет. А если войдёт? Как она себя поведёт? В семинарии учат, что нечистый в церковь не сможет вступить, но кто его знает, как на самом деле.
Ты сомневаешься. В первую очередь в себе. А не должен бы. Бог с тобой — он твоя защита и опора, так будь смел и уверен.
Ветер подул сильнее и ударил в лицо священнику, словно влепил пощёчину, звонкую и отрезвляющую. Выдохнув, он сделал шаг — первый. За ним второй. И вот он уже идёт за ней.
Пройдя мимо дома старосты, мимо жителей, он быстро пришёл куда хотел. Девочка стояла на пороге дома — она ждала его. Мило улыбаясь, она подошла к нему, взяла за руку, поглядела ему в глаза и потянула его от дома.
— Куда мы сегодня пойдём? Быть может, направимся в наш храм?
У отца Филипа сердце упало из груди куда-то вниз и в панике застучало чаще. Откуда она знает? Или совпадение?
— Ну, раз хочешь, то идём. Он ведь не заперт? — Он не заперт — он проверял это утром.
— Открыт. Хоть священника и нет, но все ходят туда по воскресениям. В наш храм всегда двери открыты.
— Не случались ли грабежи при таком положении дел?
— Не знаю. А что там красть? Там ничего нет — все ценности лежат у старосты.
— Ах, вот оно что. — Улыбнулся монах. Он понемногу расслаблялся — дрожь в коленках прекратилась — всё-таки совпадение. Так хотелось в это верить.
Дождь вновь начался, пока они поднимались по размокшей скользкой тропе. На сей раз это был почти ливень, что весьма подгоняло их. Подбежав к храму, отец Филип перекрестился и толкнул дверь. Краем глаза он приметил, что Тереза, подобно ему, осенила себя крестным знамением и прошла в дверной проём за священником.
Внутри было тихо, если не обращать внимания на стук воды по крыше и восточной стене. Не было ощущения заброшенности: чисто, пыли нет, вётлы паутины по углам не висят, даже свечи вполне новые. Священник вертел головой, оглядывая небольшой храм. Свыше сотни человек сюда не войдут, а больше-то и не надо для Славошовице. Священник медленно шёл к алтарю, оглашая недлинный наос и боковые нефы эхом шагов. Следом тихим призраком за ним шла Тереза.
Действительно, никаких реликвий, за которые стоило бы опасаться, в храме не было. Кроме скамеек и свеч тут, пожалуй, ничего движимого и не было.
— Мне нравится здесь. — Неожиданно сказала Тереза. Отец Филип почти подскочил он неожиданности. Он обернулся на неё — девочка, как и он совсем недавно, вертела головой. — Здесь так тихо. Спокойно...
— Так и должно быть. За дверьми храма может происходить всё, что угодно, но здесь всегда спокойствие должно царить. Духовность не терпит мирской суеты.
Постояв у алтаря немного, они присели на ближайшую скамью. Сидели в тишине, погрузившись в свои мысли. Иногда она нарушалась лишь ударами ветра о стены и шумом дождя, но это всё было там, за гранью — снаружи.
Тереза покачивала свисавшими ногами, пребывая где-то совсем далеко от этого места. Глядя на алтарь, она словно смотрела сквозь него, куда-то в неведомую даль. Туда, где нет ни дождя, ни ветра — спокойствие и умиротворение. Быть может, она смотрела на Рай.
На лице её промелькнула едва заметная тень улыбки. Она наклонила голову, не отрывая взора от алтаря, или на что она там смотрела. Улыбка становилась всё яснее на лице. Глаза сужались. И вот тот самый взгляд, который священник уже видел — тот самый, которого он так испугался. Тереза засмеялась, сначала тихо — одним дыханием. Ощущение, что перед ней разворачивались какие-то события, над которыми не грех в голос посмеяться, но только ничего этого не было. Она по-прежнему смотрела в сторону алтаря.
— Тереза? — Осторожно произнёс отец Филип. Она не реагировала. Она продолжала смеяться, уже прочти в голос. Священник потянулся к ней, чтобы коснуться плеча, как вдруг она схватила его за руку и резко швырнула на пол. Сила там была явно недетская. Прокатившись по полу монах, застыл, глядя на девочку.
Тереза соскочила со скамьи, продолжая громко хохотать. Она ткнула пальцем в лежащего на полу священника, и смех её стал громче. Сердце сжалось в груди у отца Филипа. Смех отражался эхом и становился ещё более зловещим.
Вдруг он прекратился. Девочка наклонила голову набок и с минуту смотрела в глаза священнику. Там не было гнева, не играли огни — это были детские глаза. А вот улыбка, кривым шрамом застывшая на лице, пугала. Тереза хмыкнула, развернулась и, воспарив почти на сажень над полом, медленно опустилась на спинку скамьи. Скамья не пошатнулась, хотя должна была опрокинуться. Просто не могла не опрокинуться!
Девочка прошлась по ней сначала в одну сторону, затем обратно, не переставая глазеть на священника и криво улыбаться. Да и походка была похожа на ту, которой прогуливаются распутницы в тёмных кварталах. Похотливо подмигнув отцу Филипу, она резко остановилась.
— Так Бог или демон во мне? Как вы считаете, отче? Хотя Я бы назвал вас скорее "выродками". Вас всех, кто заполонил мир.
— Господь мой, что с этим ребёнком? — Прошептал почти про себя отец Филип.
— Господь?.. — Тереза закатила глаза. — Скажешь же! Раскрою небольшую тайну — бога нет.
— Что ты такое? — уверенно спросил монах, приподнимаясь и вытягивая в руке распятие. — Отвечай нечистый!
— А то что? — На детском личике было обиженное выражение. Словно и не демон говорил её устами. — Проклянёшь меня? Предашь суду церковному? Или попытаешься изгнать меня из этого жидкого тельца? — И снова девочка разразилась смехом.
Отец Филип встал, в руке распятие. А вот ни одной мысли в голове не было. Что делать? Демон в храме ведёт себя, как хочет и, похоже, совсем не боится ни его, ни Бога. А что ему делать? Силы явно неравны. Остаётся молиться...
— Именем Господа...
— Заткнись! — проревела девочка совсем недетским голосом. — Ни слова больше. — Она спрыгнула со скамьи на пол, точнее плавно слетела с неё, приземлившись на расстоянии вытянутой руки от монаха. — Слушай меня, отче! В этом теле жизни не было отродясь, а Я отлично научился притворяться вашим собратом. И, пожалуй, тебе Я доверю ещё одну тайну: недолог тот день, когда всё поменяется. Он восстанет и вернёт себе трон и тогда вам всем конец. Ахахаха! — Залился в смехе демон. Отца Филипа затрясло всем телом, столь доходчиво и страшно повествовал нечистый. А голос! Такого голоса он ещё не слышал. Это был очень хриплый мужской бас. И словно треск огня в нём слышался...
Тут одержимая девочка опустила голову, глубоко вдохнула и... упала.
* * *
— Она умерла. Да и была ли живой-то?.. — Отец Филип поник. Его рассказ закончился весьма неожиданно. Анхель, шедший рядом, помолчал немного, но потом не выдержал и спросил:
— И что было дальше?
— Хоронить девочку на кладбище жители запретили. Они требовали предать тело огню. Я согласился с ними. Хотя это неправильно. В судный день она не воскреснет. Хотя... Я не могу быть уверенным. Те события чуть не подорвали мою веру. Демон в храме — невиданное же дело. Эх... — После этих слов он пошёл, замолчав надолго. Анхель не стал больше тревожить его вопросами, решив за благо дальше не расспрашивать. Однако через некоторое время священник сам продолжил повествование.
— Когда я отписал епископу о произошедшем, он лично приехал, чтобы устроить мне выволочку. Не понимаю, в чём я был не прав. Я сделал всё, что от меня требовалось. Не мог же я предвидеть, что демон просто оставит её тело. Тогда я и попросился остаться. Жители были только "за" — епископ не стал перечить. С тех пор тут и живу. — Он улыбнулся. — Через полгода он приехал и извинился, хотя я не в обиде на него. Теперь он меня навещает иногда. Ну, то тебе известно.
— Ты думаешь, будет опять что-то из ряда вон?
— Молюсь о том, чтобы это было ошибкой.
Анхель покачал головой и вновь замолчал. Поддёрнул сумку с мечом, расправил спутавшиеся лямки ноши.
Солнце заходило, с севера надвигались тучи. Ветер нёс с той стороны свежесть. Вскоре послышались первые далёкие раскаты грома. Анхель поглядел на священника, который в очередной раз оказался прав. Тот, перехватив взгляд спутника, улыбнулся — добродушно, но не без важности. Анхель закатил глаза и покачал головой.
За поворотом показалось селение.
— Кажется, мы сегодня ночуем не под дождём. — Приободрился монах.
Промокнуть они всё-таки успели — тучи надвинулись так стремительно и дождь был с первых мгновений такой сильный, что до ближайшего дома им пришлось почти бежать. Одно счастье, что народ там был приветливый и с большой радостью принял священника и его жутковатого спутника. Обогрели и накормили, небогато, но чем могли. Уложили спать...
То же время. У слияния рек Нежарки и Новы
Непроглядная тьма нахлынула, словно волна в шторм — скоро и неотвратимо, сразу захлестнув всё небо. Шум ливня приближался. Молнии чередовались с раскатами грома. Ветер срывал молодые листья с деревьев и бросал их в волны речки Новы. Обычно тихая, она сегодня весьма недоброжелательно выплёскивала свои воды на берег.
Берег был невысок и по большей части зарос камышом. Вывороченный неведомо когда ствол массивного ясеня лежал наполовину в реке, выставив иссушенные корни. Волны врезались в него, чуть раскачивая, хотя куда им. Ясеню было не меньше сотни лет, когда река на этом повороте размыла берег, свергнув великана. Так теперь он и лежит здесь, недалеко от развилки рек Нежарки и Новы. Треугольник суши, втиснутый между течениями, было почти не видно из-за высокой травы, камышей, обрамляющих его, и редких, но массивных деревьев. Зелёное острие постепенно переходило в лес, куда более обжитый — были тропы, а глубже вырубки.
Ночь полноправно вступила в свои права. И без того тёмная весенняя ночь казалась нынче и вовсе непроницаемой. Лишь молнии озаряли подлесок, расцветая серебряными искрами, отражаясь в каплях дождя.
Птицы и прочая живность скрылись и не высовывались. Кроме шума ветра и ливня, ничего слышно не было. Редкие раскаты грома, и те тонули в ударах ветра.
Единственная тропа, которая вела почти до самой развилки рек, быстро наливалась лужами. Дождь не стихал.
Сгорбленная высокая фигура в чёрном балахоне, медленно ковыляя, шла по тропе. Сквозь дождь было слышно тяжёлое и неровное дыхание. Оно не казалось уставшим, наоборот, неизвестный словно наслаждался творившимся вокруг. Издали его можно было бы принять на странствующего монаха, но ни сумы, ни креста при нём не было. Руки он прятал в рукавах. Шёл прямо по лужам, даже не делая попыток обойти их. Порой он кряхтел что-то непонятное себе под нос. Останавливался и, насколько мог, распрямлялся и оглядывался. Лишь в эти моменты можно было понять, что он достаточно высок. И облепивший тело драный во множестве мест балахон показывал, что, несмотря на рост, он был ещё и невероятно худым.
Оглядываясь, во вспышках молний, он казался самой Смертью. Разве что без подобающей косы. Лицо его было серым и безжизненным. Глаз видно не было, нос почти отсутствовал, словно человек сей страдал от сифилиса. Губы были тонкие и бледные, почти не контрастировали с остальной кожей.
Оглядев местность, он вновь горбился и продолжал идти. Тропа вывела его из леса на поросший травой клин между реками. Вскоре она начала теряться в высокой растительности, но шедшего это не тревожило — он шёл и шёл, уверенно проминая себе собственную тропу. Трава скрывала его более чем по пояс, но он продвигался вполне бойко. Не спотыкался, не останавливался — он приближался к берегу столь же неотвратимо, как и волны, одна за другой выплёскивающиеся на сушу.
Выйдя на песок, узкой полосой обозначавший берег, он остановился и вновь выпрямился. Не стал оглядываться — он смотрел на границу воды и песка, где лежал скелет весьма странного вида. Если не сказать ужасающего.
С первого взгляда могло показаться, что это человек, но совсем немного надо было присмотреться, чтобы понять, что это не так. Скелет был куда массивнее, чем у человека. Кости распластались — так навеки застывает человек, упав с высоты и разбившись насмерть. И всплывал ещё один момент. Под скелетом, напоминающим человеческий, виднелись ещё кости — таких у человека точно быть не могло. Это были крылья. Судя по останкам, размах составлял три-четыре роста погибшего. Они были очень похожи на кости птичьих крыльев, но гораздо больше и мощнее. Позвоночник и весь плечевой пояс составлены по-иному, нежели у человека. Кости толще, сочленены прочнее. Природа всё рассчитала верно с этим существом — человек, обладай он крыльями, не смог бы ими воспользоваться из-за своего строения.
Волны и местная мерзостная живность на диво чисто отполировали кости. Несмотря на то, что он упал явно с огромной высоты, переломов почти не было. Изрядно потрепало кости правой руки и правую же ключицу, несколько рёбер — он упал вниз головой на правый бок. И к гадалке не ходи.
Личность в чёрном смотрела на останки холодно и отстранённо. Дождь продолжал поливать, не сбавляя силы. Ветер трепал рваный балахон.
— Жалкое зрелище. — Пророкотало рядом. Некто говорил явно не на местном диалекте.
Фигура в чёрном повернулась к упавшему дереву, лежавшему недалеко от скелета. Рядом с ним по колено в воде стоял кто-то столь же высокий, но менее худой. Одет был в подобную тёмную ветошь — одеждой это назвать было нельзя. Лохмотья на нём были насквозь мокрые и местами с них свисали тина, водоросли. Кожа была, в отличие от первого, зеленовато-серого оттенка, а глаза ярко светились красным. Складывалось ощущение, что он только что пересёк реку прямо по дну. Или жил в ней...
Неизвестный, стоящий над костями крылатого существа, отвернулся от него.
— Не сгорел. — Отозвался он хриплым безжизненным голосом.
— Почему? — Булькающим голосом спросил второй.
— Упал в воду, только из-за этого. Остальные, кто долетел до земли, превратились в пепел.
— А много ли выжило?
— Один. И ты в курсе, кто именно.
— Он здесь. Я видел его с выродком. Он живёт среди них.
— Он ничего не помнит.
