Город Эйч

Микки плюнул себе под ноги и потащился в кабак.

— Эй, да это же Микки! — сказал кто-то ему вслед.

— Здорово ты облажался, парень. — добавили сзади. Микки только зубами скрипнул.

— Какого черта. — сказал он, когда в его бокале плескалось виски на четыре пальца, а рядом уже сидела какая-то смазливая девица: — стоит тебе один раз проиграть и все сразу запоминают только это. — он выпил и налил снова. Девица смеялась, а потом пришел еще кто-то и Микки выпил за его приход. Этот кто-то сказал, что Микки просто лег, там, на ринге, и что он, на него ни цента не поставит, и Микки провел ему кросс правой в челюсть, а потом долго пинал ногами. Их разняли и опять налили. И снова он выпил. А много позже он потерял счет тому, сколько ему налили и сколько он выпил. А очнулся, когда прижался лбом к холодной поверхности зеркала в туалетной комнате.

— Вы думаете, что я упал. — сказал Микки своему отражению: — но вы ошибаетесь. Я встану. У меня связи. И вы... — в зеркале отразилась чья-то сутулая фигура и Микки обернулся.

— Пако недоволен. — сказала сутулая фигура: — ты не вернул деньги.

— А, это ты. — буркнул Микки: — да верну я их. Потом.

— Сейчас. — в руке у сутулого появилась короткая дубинка и Микки успел бы уйти под удар, а потом снизу в челюсть, и в печень, в солнечной сплетение и снова в челюсть, но дьявольская сила виски замедлила его движения и он увидел только стремительно приближающийся узор, выложенный кафельной плиткой на полу.

— Извините, вы в порядке? — сказала девушка, наклонившись над ним.

— А разве не видно. — сказал Микки: — я в полном, мать его, порядке... — он выругался и девушка вздрогнула.

— Я, черт меня раздери в самом полном порядке — сказал Микки, пытаясь встать. Его белый костюм превратился в лохмотья, голова раскалывалась на части, а безымянный палец, откуда Сутулый содрал перстень с десятью каратами, опух и посинел.

— Иначе чего я делаю посреди ночи в этой канаве... — злобно сказал Микки, наконец сев. Ему нужно было выпить и срочно.

— Я все-таки помогу вам. — сказала девушка: — вы же на ногах не держитесь.

— Ну просто Святая Мария! — сказал Микки. Он был зол и все еще пьян: — а ты чего здесь делаешь в такое время?

— Я работаю. — сказала девушка. Рико по-новому окинул взглядом ее фигуру. Короткая юбочка, легкая курточка, несмотря на то, что на улице прохладно, капроновые колготки и яркая помада.

— Ясно. — сказал Микки: — хороший конец карьеры. Я валяюсь в канаве на краю дороги с проституткой. — девушка вздрогнула при слове "проститутка", но ничего не сказала.

— А ты наверно новенькая, а? — сказал Микки, которого вдруг немного отпустило: — недавно, да? Ясно. Слушай, постой-ка... — он принялся обхлопывать себя по карманам. Сутулый забрал не все деньги. Он оставил ему пару сотен — добрый самаритянин...

— Слушай, как тебя зовут? Зара? Нет? Впрочем неважно. Где тут у вас есть ближайший кабак? Мне срочно нужно пропустить рюмочку-другую. Иначе я с ума сойду. Я заплачу... пять кредиток, сойдет?

— Это вон туда, там бар, называется "Толстяк Мо". Я провожу вас, сами не найдете. — девушка взяла его под руку, не так, чтобы повиснуть на ней, как это делали другие, а скорее поддерживая.

Когда они перешагнули через порог "толстяка Мо", Микки протянул ей пятерку.

— Вот. Спасибо.

— Не за что. Будьте осторожны. У нас район такой... всякое бывает. — сказала девушка аккуратно складывая купюру и пряча ее в карман. Микки окинул взглядом помещение. Бар был абсолютно пуст. За стойкой дремал бармен, невероятно толстый мужчина с неприятным шрамом через все лицо.

— До свиданья. — сказала девушка.

— Постой. — вдруг сказал Микки. Его язык стал жить самостоятельной жизнью, выговаривая слова, и проталкивая их сквозь непослушное горло: — может быть останешься? Посидим.

— Я не знаю... — растерянно сказала девушка.

— Послушай, я заплачу за час. Просто посиди рядом, а?

— Конечно... я просто...

— Садись. — Микки сел сам и хлопнул ладонью по стулу рядом: — сейчас принесу выпить. И поесть. И ... ах, да, деньги... вот.

В меню у "Толстяка Мо" сегодня были только гамбургеры и люля-кебабы, подозрительного вида мясные колбаски, поджаренные над электрическим грилем. И водка.

— Не сезон. Или все выпили. — сказал Микки, раскладывая перед Томоко люля-кебабы: — осталось только это.

— Здесь всегда одно и то же. — ответила та.

— Ну, за твое здоровье. — сказал Микки, опрокидывая первую рюмку.

— Знаешь... — сказал он чуть позже: — вчера я проиграл бой. В девятом раунде. Слег вчистую. Случайность... понимаешь... — и он объяснил ей, что этому слабаку Уоллесу просто повезло, что он, Микки Ханникенен, был не в форме, потому, что всю ночь мотался по кабакам а под утро спал на огромной кровати с шелковым балдахином сразу с тремя девицами. И что если бы он не поскользнулся, он сделал бы его как лежачего, что бой шел как надо и даже тренер, даже он говорил — "Миколаус, мальчик, он же твой, сделай его, и все будет как надо, только сделай, только не промажь, у него же такая правая, он из твоей печенки фарш сделает, не подставляйся, мальчик, держи дистанцию, а вот хук у тебя как надо, здорово ты его достал, еще пару раз туда и он будет руки вверх поднимать, тут-то его под апперкот и выведешь...". И все шло как надо и сам Уоллес стал шататься и пропускать явные удары, но тут Микки поскользнулся и упал на колено, а этот проклятый Уоллес, ударил сверху. Конечно их развели, конечно Уоллесу сделали замечание, но его правая уже взболтала мозги Микки как яичницу. Еще два удара и все. И все. Контракта с мировой ассоциацией бокса не будет. Мировой славы и миллионов — тоже. А он должен Пако, потому что опять ставил на Зеленую молнию, а Зеленая молния сломала себе ногу на втором заезде и все призы взял Угольник, вороной под седьмым номером, а деньги ушли в трубу и теперь ему не хватит даже на то, чтобы заплатить закладные за красную "Феррари" и пятикомнатную квартиру в центре Сити. И даже тренер, этот упрямый старик сказал: — "Микки, мой мальчик, тебе не хватает мотивации. За что ты бьешься? Ты вялый как вареная рыба. Мотивация, мальчик мой, ты должен хотеть победы всем сердцем." А он, Микки знает, что ему хватает мотивации, он бьется за особняк на берегу моря, за гонорары и восхищенные крики толпы, он не проиграет, вот увидишь, крошка, он еще встанет на вершине... тут он посмотрел ей в глаза, запнулся и выпил еще.

— Ты чего не ешь, а? — спросил он, указывая на люля-кебабы: — невкусно?

— Я... не голодна.

— Понятно. — Микки еще раз окинул ее взглядом и почувствовал, что хочет ее. Всю. И сейчас.

— Слушай, может мы могли бы пройти в гостиницу? — предложил он.

— Почему нет? — она пожала плечами: — все равно ты уже заплатил. Это твой час. Только вот в гостиницу не надо, это дорого. Пойдем ко мне, здесь недалеко.

— Давай к тебе. — согласился Микки, вставая.

— Извини. — сказала Зара: — можно я заберу это с собой? — она кивнула на недоеденные кебабы и бургер: — все равно выкинут, а ты уже заплатил...

— Забирай.

Они шли и шли. Фонари попадались все реже, а трещины на асфальте все чаще. Пакеты с мусором, нарочито брошенные посреди улицы, надписи яркими красками поперек старых кирпичных стен, разбитые стекла и устойчивый запах мочи в подъезде. Тусклая лампочка едва освещала номер на двери, облезшая краска чешуей сползала с деревянного косяка.

— Холодно, — сказал Микки, протиснувшись в дверь вслед за Зарой. Пустая маленькая квартирка, голые стены, кушетка, небольшая тумбочка и бумажная перегородка с нарисованными на ней журавлями.

— У нас отопление выключили. — извиняющимся тоном сказала Зара: — но я печь поставила, вот тут, в углу. Просто дров нет. Извини, я сейчас. — она исчезла за перегородкой. Микки осмотрелся и сел на старый табурет. Что он здесь делает? По всему выходило, что дела у Томоко шли из рук вон плохо. Микки не любил проблемы. По крайней мере он не любил проблемы у тех девушек, с которыми он проводил время. У него и своих проблем хватает, подумал он, может быть уйти отсюда к черту? Но всплывшая в памяти фигурка Зары и то, что он уже заплатил деньги удержало его. Да, он, Микки Ханникенен — добрый человек, но если его, Микки разводят на деньги, то он может сказать — без шансов, приятель. И сейчас он уйдет отсюда и ноги его здесь больше не будет, но не раньше, чем эта красотка даст ему все, за что он уже заплатил. Верно.

— Извини, я заставила тебя ждать. — сказала Зара, появившись из-за перегородки. Она подошла к нему и положила руки на плечи. Микки прижал ее к себе. Черт, подумал он, она меня с ума сводит, вот ради этого и стоит жить, стоит бороться, стоит все это... Какой-то шорох за перегородкой заставил его обернуться.

— Что это? — спросил он, насторожившись. В голове пронеслись тревожные мысли, в этом районе нет ничего невозможного, там может быть здоровенный громила с обрезком трубы в кулаке, и пока девушка-приманка отвлекает внимание, он огреет его по голове, ограбит и бросит где-нибудь в гетто, или это ревнивый муж с пистолетом в руке, а то и сутенер или...

— Это... ничего, не обращай внимания. — сказала Зара, обнимая его. Микки оттолкнул ее, Зара отлетела на кушетку, а он был уже на ногах. Он подскочил к перегородке и рывком отдернул ее, готовый дорого продать свою жизнь. И замер. За перегородкой, на маленьком матрасе, постеленном прямо на полу, сидела маленькая девочка, закутанная в одеяло. Девочка ела люля-кебабы, сжимая их в кулачках, на ее щеках застыли две белые полоски от высохших слез.

— Что за ... — начал было Микки. И заткнулся. Девочка подняла на него глаза и вздрогнула, словно ожидая удара.

— Извини. — сказала Зара за спиной: — обычно она ведет себя тихо. Просто ты купил очень вкусные кебабы. Вообще-то ей молоко нужно, без молока она кашляет, но я потом схожу, куплю, ты же дал мне денег. Не обращай внимания, просто закрой перегородку, она не будет нам мешать.

— Это твоя дочь? — спросил Микки охрипшим голосом.

— Да. — сказала Зара. Микки закрыл перегородку, подошел к кушетке и сел на нее, уронив голову на руки. Зара обняла его.

— Постой. — сказал Микки: — я не могу... так.

— Я...я могу вернуть тебе деньги. — с трудом сказала Зара: — только...

— Нет, не надо. — сказал Микки, вставая: — я скоро приду.

Через пять минут он уже шел по улице твердым шагом.

Через двадцать он остановил такси.

Через час он вошел в дверь "Золотого Льва", самого престижного ночного клуба в городе. Сперва он подошел к Моне-младшему, продувному еврею, который зарабатывал на всем, на что только можно было делать ставки или заключать пари.

— Послушай, Моня. — сказал он, наклоняясь к нему: — какие ставки я могу сделать... — тут он понизил голос и никто из рядом стоящих не услышал, что он сказал.

Потом он отдал Моне остаток денег и золотые часы. И направился к дверям в чилл-аут походкой человека, наконец обретшего смысл в этой жизни.

Двое громил в пиджаках и галстуках, которые смотрелись на них, как седло со стременами на дойной корове, заступили ему дорогу.

— Эй, ты куда? — спросил один из них, тот что слева.

— К Уоллесу.

— Мистер Уоллес занят. Иди, погуляй. — сказал тот, что справа. Тра-ля-ля и Тру-ля-ля. Близнецы-переростки, не отягощенные интеллектом и сомнениями.

— Да какого черта... — сказал Микки себе под нос и ввинтил свой кулак в челюсть Тра-ля-ля. Тотчас присел и над головой у него пронесся хук Тру-ля-ля. Сильно. Мощно. Глупо. Микки отправил второго близнеца в нокаут. Потом была золотая дверь. Вернее — позолоченная. Ее Микки открыл одним пинком.

— Уоллес! — крикнул он: — Уоллес!

— Кто назвал мое имя? — раздался голос и сквозь расступившуюся толпу полуобнаженных девушек, и молодых развязных парней в смокингах, вышел сам чемпион.

— А... это ты. — сказал Уоллес, разглядывая Микки: — никак тебя сюда волоком доставили, а?

— Уоллес... — сказал Микки подходя к нему. Тотчас появилась охрана, они набросились на него со всех сторон и сразу. Ему скрутили руки и повалили на пол.

— Уоллес! — крикнул Микки, пока его тащили вниз по лестнице. Гости вышли вслед за охраной, они лелеяли в руках свои бокалы с мартини и улыбались, предвкушая зрелище.

— Уоллес! Ты что, боишься меня? Поговорим как мужчина с мужчиной!

— Стойте! — сказал чемпион, подняв руку: — этот задохлик хочет поговорить со мной. Отпустите его.

— Но, сэр...

— Я сказал отпустите. Это мой гость. — Микки отпустили. Чемпион подошел ближе.

— Что тебе нужно, Микки? Ты проиграл честно.

— Я знаю. — с трудом сглотнул Микки: — я знаю, Уоллес. Просто мне нужны деньги, а я сейчас на мели...

— Интересно. — пророкотал Уоллес: — с чего это ты решил, что я занимаюсь благотворительностью?

— Благотворительностью? Это я занимался благотворительностью, когда сдал бой тебе, ты старый орангутанг! — выкрикнул Микки. В толпе приглашенных зашептались. Уоллес побагровел.

— Ты не сдавал бой! Я просто побил тебя.

— Да что ты говоришь? Тогда может повторишь свой подвиг? — Микки стянул с плеч грязный пиджак и бросил его под ноги, повертел головой разминаясь.

— Ну? Если ты действительно сильнее меня — так сделай это еще один раз. Побей меня. Иначе все поймут, что бой был подставным!

— Я не собираюсь драться с тобой здесь. — сказал Уоллес: — присылай своего агента, Ханникенен и мы поговорим об этом. Я не дерусь бесплатно.

— Хорошо. Все слышали это? — крикнул Рико, поворачиваясь к толпе: — он все делает за деньги. Продажный боксер! — он выкрикнул это еще раз, а когда обернулся, то первое, что он увидел был кулак Уоллеса. Чемпион не выдержал.

— Хороший удар. — сказал Микки, тряся головой: — правда подлый. Так что, потанцуем? — он поднял кулаки и двинулся к центру воображаемого ринга прямо посреди шикарного танцпола "Золотого Льва".

Через два часа он лежал на столе в операционной "скорой помощи" и молоденькая медсестра зашивала ему порванную губу, он же прижимал к груди пакет с молоком, а карманы оттягивали деньги, полученные от Мони-младшего. За соседним столом сидел пожилой доктор и заполнял его медицинскую карточку.

— Мда, молодой человек... — сказал он: — сотрясение мозга, треснули два ребра, губа порвана, бровь рассечена...

— Видели бы вы того парня. — прохрипел Микки, криво улыбнувшись порванной губой. Медсестра шикнула на него.

— Видел. Уоллеса привезли к нам на десять минут раньше. Он в реанимации. И что вы не поделили, а?

— Я поставил на этот бой. — объяснил Микки: — тридцать к одному. Доктор, пошлите кого-нибудь купить дров и отослать пакет молока, по одному адресу, а? Очень нужно.

— Деньги... слава... популярность... — покачал седой головой доктор: — и вы готовы калечиться из-за этого?

— Нет, не из-за этого. — сказал Микки, который наконец обрел свою мотивацию: — драться нужно только за что-то действительно стоящее...

— И за что же вы дрались сегодня? — иронически поднял бровь доктор.

— За молоко, доктор. — серьезно ответил Микки: — за молоко.