Понятно, что Иван Сергеевич зазывает меня на завтра недаром. Сегодня ночью я буду только мешаться — сегодня ночью, надо полагать, будет продолжена "Большая охота" силами полиции, вояк гарнизона и ополченцев. И городской голова уже подписал, скорее всего, вексель рубликов так на пятьсот золотом тому, кто тварь представит. Примерно двести пятьдесят за само чудище, надбавка за опасность, да еще в пределах города...
Днем тварь пытались преследовать, но бросившееся на патруль военных чудовище растворилось без следа в пылевом столбе, вырвавшемся из-под колес багги Глоина. Усиленное патрулирование не дало ничего. Надо было бы, конечно, еще сегодня сплошную зачистку проводить, но полицейские проваландались, похоже, как всегда... Состояние Василия Васильевича из Департамента безопасности неразбериху только усилило... Но и в ночной охоте есть смысл — никто под ногами не мешается, не то что днем, можно обойти все дома и выяснить, все ли в порядке. Днем-то вряд ли население по домам сидит — не двери же выбивать, чтобы выяснить, где злодей обретается... Теперь вот ночью будет весело. А я посмотрю отсюда — с крыши веселого дома, благо Глоин бинокль одолжил. Только посмотрю, никуда лезть не буду — у меня, как Иван Сергеевич справедливо выразился, шансов маловато.
* * *
Ну, прямо факельное шествие! Идут, ханурики!
Плотные группы полицейских и военных, под прикрытием внедорожников с пулеметами охватили цепью пространство перед воротами города. Да это даже и не ворота, а целый комплекс зданий — тут и надвратная башня, и укрепления с крупнокалиберными пулеметами, и казармы пехтуры, и кажется, сама комендатура. А в каких отношениях, кстати, Иван Сергеевич и военный комендант славного города Сеславина? И в каком он чине, этот гипотетический комендант? Толстый такой штабс-капитан с пушистыми усами? Носит саблю под мышкой и вытирает всегда красное лицо всегда мятым носовым платком? Или молодящийся, все еще стройный майор, скрывающий лысину прической "под гребенку", или, как модно говорить, а ля Александр Третий?
Ага, пошли... Хорошо, что дома в городе построены в относительном порядке — нет "скучивания", правила противопожарной безопасности соблюдены. Дома-то деревянные в основном. По плану город строился, по понятному и разумному плану, от старого Сеславина при Переносе, похоже, только название осталось. Часть между воротами и пристанью занята под склады, бордели и кабаки, зачастую совмещенные с гостиницами. Царство аборигенов и тех, кто на них делает деньги. Я вот сейчас сижу на крыше такого вот рая для аборигенов. И кто на мне деньги делает? И кому, кстати, "Принцесса Греза" принадлежит — не симпатичной Мадам ведь. Дальше — Рыночная площадь. А за ней — дома "коренных" сеславинцев, пришлых. Площадь как граница получается. В некоторых городах, где пришлые и аборигены вместе проживают, даже стену ставят между частями города. А иногда наоборот — все вперемешку живут... Так, передовые патрули на площадь вышли. Вдоль площади торговые ряды — почти все товары, кроме еды. Вот я бы там прятался. Еду, кстати, на другой площади продают — Волжской, это святое. Есть еще Арсенальная площадь, на которую выходит прямо от ворот Центральная улица, по которой мы с Глоином ехали... Идеи вояк были просты и легко осуществимы. Разбить город на части и зачистить. Понятно, что особое внимание именно нашему райончику. Тоже просчитали варианты... Окружают каждый дом, стучат в ворота, входят, выходят... Интересно, сколько мне так сидеть? Как-то формально, на мой взгляд, относятся — по две минуты — и к следующему дому. Так, теперь замереть — проходят мимо дома, на крыше которого я сижу. О чем-то говорят с орком-охранником, интересно, проморгался он? Мимо проходят. Где крокодильчик-то?
Крокодилушка не знает ни заботы, ни труда,
Холодит его чешуйки ... там... какая-то вода.
Милых рыбок ждет он в гости в домике из камышей,
Лапки врозь, дугою хвостик, и улыбка до ушей.
Как там в боевых наставлениях говорится? "При передвижении снайпера в условиях города необходимо избегать открытых участков местности и легко предсказуемых путей движения. Для этого можно использовать задние дворы домов, имеющие растительность городские аллеи, а также крыши зданий". Колдун-оборотень не снайпер, наверное, но передвигаться скрытно будет. Делаем вывод — нечего смотреть на солдат. На крыши надо смотреть, на крыши. Чем пахнет, кстати? Крыша веселого дома резко качнулась мне навстречу — я пригнулся, скорее, инстинктивно, чем осознанно. Воздух прямо за моей спиной сгустился, и на печную трубу, за которой я пристроился, упала тень. Страшная такая, нехорошая. Не разгибаясь, я бросился вперед головой и, перекувырнувшись, встал на корточки — а с корточек, разворачиваясь на сто восемьдесят, — на колено. Развернулся я уже с выхваченным и приготовленным к стрельбе "чеканом" и сразу выстрелил. Тень дернулась, метнулась влево, я выстрелил снова, а затем вынужден был прижаться к черепице — идущие снизу солдатики стали палить на звук. А чего стесняться? Они же знали, что наверху никого из "своих" нет.
Все, теперь точно каюк — если тварь не порвет, так солдаты изрешетят. Улица осветилась ударившими в стены домов лучами фар. В воздух сразу поднялись несколько световых ракет. Рев твари, которую зацепили густо летящие пули, был похож не на вой сирены, а, скорее, на испорченную ленту магнитофона, используемую для обучения древневилларскому. Такой звук на грани "у" и "а", противный, но не слишком. Нечисть так не кричит, голос нечисти двоится или троится, кажется, что вопят несколько глоток. И по голосу похоже, что дело я имею с оборотнем.
И тут же трассеры прочертили линии к крыше соседнего дома. Перепрыгнула, что ли? И опять выстрелы сместились еще дальше, по направлению к пристани — если он так раненый прыгает, то как же он скачет, когда здоров? Придется Ивану Сергеевичу всех охотников со всего княжества вызывать. А чего врали, что его пули не берут, вон он как дернулся от моей пули.
Нормальные эльфы из револьверов почти не стреляют. Отдача сильнее, чем из пистолета, вес оружия — тоже больше. Хват револьверный, конечно, не для слабаков. Усилие, опять же для спускового крючка не каждому нравится. А руки у нас, эльфов, хм-хм, изящные... И патронов в пистолетном магазине больше, и перезаряжать пистолет проще. А из револьвера зато можно стрелять сразу — большим пальцем только курок взведи — и вперед.
Ладно, обход крыши по периметру и обратно — в окошко к Ардалье... А это кто? Привалившись к трубе, прямо передо мной сидел, прикрыв глаза, невысокий худощавый лысый человек, в одежде явно большего, чем ему надо, размера. Вот жилет этот кожаный — ба! знакомые все лица! Это ж наш здоровяк, который Глоина похищать вздумал. Чего похудел так? С лица опал, не узнать! И рост, как можно рост изменить? Нельзя же! А куда солдатики стреляют? Лысый открыл глаза, дернул кадыком и прошептал:
— Помоги, Корнеев, Гаудеамус игитур, не будь сукой...
* * *
Ого, как заговорил! Гаудемус игитур, — это мое прозвище такое было, месяца два держалось — после того как я на спор спел этот гимн через магический усилитель голоса в четыре утра под окном квартиры ректора, еще когда преподавал в Тверской академии. Маленькая деталь: ректор как раз — в четвертый раз — женился на студенточке-первокурснице, и это была их первая брачная ночь. И вторая деталь — у ректора тогда хватило сообразительности не только не подавать на меня в суд, но и втихую не выгонять с работы...
Здороваться со мной этими словами стало чуть ли не новой традицией Тверской академии. Потом, конечно, забылось все, и называть меня так перестали. Значит, из наших, из "академиков"?
— А вы?.. — задал я самый насущный вопрос.
— Я Виталий Стрекалов с биологического — слова давались человечку с трудом, если он не притворялся, — помнишь, ты межфакультетский спецкурс вел?
Вспомнил я его, был у меня давным-давно такой студент. Посещаемость плохая была, но зачет сдал. Середнячок, но среди биологов чуть не гением считался — вот и остался потом преподавать в Академии, не знаю уж, на какой кафедре...
— Ножом бил, стрелял, или в окно прыгал? — этот вопрос был, пожалуй, еще важнее... И третий вопросик виделся уже — про изумрудики! про смарагдики!
— Помоги, Корне...— дыхание моего старого знакомца прервалось, и он начал клониться вперед, пока не ткнулся лбом мне в руку. Все, в отключке.
Глава 2, в которой герой несет службу, встречает, как ему кажется, любовь всей своей жизни, сражается и имеет ночной разговор со старым знакомым.
Ардалья, в полной уверенности, что совершает важную миссию, помогала, как могла. В частности, она взялась организовать транспорт — в борделе, оказывается, был телефон.
Обладательница желтого билета не подвела, и короткостриженный темноволосый бородатый друэгар на открытом "полевичке" подкатил к веселому дому ровно в половину восьмого. Так, теперь одно дельце, и можно на службе появиться.
Что, Иван Сергеевич? Хотите из меня подсадную утку сделать? Хорошо-с. Только не учли вы, господин пристав, что я с разными начальниками работал, и каждый хотел из меня то подсадную утку сделать, то просто утку, яблоками фаршированную. И каждый со мной горя хапнул...
Бутылка гномской водки — тут дешевый самогон больше бы подошел, но у Ардальи не было. Открыть, смазать волосы. Теперь налить на рукава и воротник. Хлебнул немного, прополоскал рот и выплюнул, воровато оглянувшись — не хотелось бы, чтобы водила увидел. Порядок. А что во рту горит, и вкус, как собака насрала, так это окупится — настало время любимых шуток Петра Корнеева.
Тарахтящий "полевичок", аккуратно проскользнув в ворота, медленно, по кругу, подъехал к крыльцу полицейской части, и ухмыляющийся водитель, бибикнув, заглушил мотор. На крыльце, возле неизменно дежуривших там пулеметчиков, обретались Иван Сергеевич при полном параде и какой-то усатый унтер в полевой камуфляжной форме, приданный, вероятно, от военных, на усиление. Рядом же с крыльцом, напротив виллисов с ПКБ стояли, переминаясь с ноги на ногу, с десяток примечательных личностей: где-то человек восемь блондинистых норлингов, половина из которых была в кольчугах и трое друэгаров, черноволосых и чернобородых, сразу начавших усиленно перемигиваться с нашим водителем. Все вооружены крайне разнообразно, один из норлингов вообще держит на плече двуручник, грозно хмурясь из-под рогатого шлема. Кобура с "Молотом Тора", впрочем, не смотрелась на нем как-то чужеродно. Серьезный воин. Шлем-то откуда достал, из какого дедушкина сундука со сказками? А друэгары все как один с двустволками. Унтер, кстати, СВД-С баюкает, ствол гномской работы, похоже, матчевый, хороший такой ствол, прицел оптический тоже уважение вызывает. Эх, из такой винтовки пострелять бы...
Как и было запланировано, горделивую позу я не сменил. Принарядившаяся ради "выхода" Ардалья выскочила из машины, распахнула передо мной дверцу, и я выпал прямо в ее заботливо подставленные руки. Иван Сергеевич приподнял бровь, но больше никак не отреагировал на такое эффектное появление, а вот унтер начал медленно, но неотвратимо багроветь. Норлинги и друэгары зашевелились и оживленно зашушукались. Подхватив меня под мышки, Ардалья почти что доволокла меня до крыльца с начальством, возле которого я решительным жестом отстранил ее, подтолкнув обратно к машине, и принял сравнительно прямое положение. Намек на положение "смирно", еще большее безобразие, чем если бы я, скажем, откровенно пошатывался. Аромат сивухи распространялся вокруг меня удушливой волной, веки я держал полуприкрытыми, чтобы не было заметно, что я трезв как стекло.
— Корнеев, прибыл... — хрипотцы в голос, но тут, чем меньше слов, тем больше шанс, что не раскусят. Застывший соляным столпом унтер со снайперской винтовкой был уже цветом с вареную свеклу, так что я начал опасаться, как бы его кондратий не хватил.
— Ну что, Парфенов, придется тебе самому со снайперкой управляться... Эльф, видишь, пьян, как свинья. Нельзя ему оружие доверять. А остальные вряд ли смогут... — совершенно спокойным голосом произнес Иван Сергеевич, обращаясь к унтеру, а сам унтер, наконец-то, начал подавать признаки жизни.
— Эльфа на гауптвахту? — жадным голосом набредшего на колодец бедуина спросил он, вцепившись в снайперку своими ручищами, как утопающий в спасательный круг.
— Ничего, не надо гауптвахты, — усмехнулся Иван Сергеевич, — пусть теперь перед отрядом приманкой идет, только патроны у него отберем, чтоб никого из своих не пострелял...
Вот так. Значит, изначально Иван Сергеевич снайперку мне хотел дать? А кто же подсадной уточкой должен был быть?
— Сваарсон, — продолжил пристав, как ни в чем не бывало, глядя на норлинга в шлеме, — вперед эльф пойдет, зря только железо нацепил. Можешь разоблачаться...
Точно! Этот рогатый должен был первым идти. Потому и шлем с кольчугой на нем.
Вот спроси Петра Корнеева, есть у него враги? Есть! И самый страшный из них, самый беспощадный и ужасный — это Петр Корнеев.
— Отлично, Иван Сергеевич, — к унтеру постепенно возвращался его нормальный цвет лица. — А то пули серебряные, тут контроль нужен...
Еще и пули серебряные — вот это да! На оборотня идем, как взрослые, с серебряными пулями. А я мог бы, под шумок, заныкать патрон-другой... Вообще, облом.
— Ладно, приступайте... — Иван Сергеевич чуть не мурлыкал, — настойчиво зрело ощущение, что пристав как нельзя больше доволен сложившимся положением и даже мои шуточки ему по вкусу — настолько он наслаждался. Повернулся и зашел в дверь полицейской части, покинув крыльцо и оставив меня наедине с норлингами, друэгарами и унтером, смотревшим на меня, как сфинкс на глуповатых и недалеких путников, попавшихся ему на дороге.
— Налево шагом марш, — скомандовал унтер и досадливо сморщился, когда мы все, ополченцы "по найму", выполнили команду через пень колоду. В строевом шаге, как мне всегда казалось, нет ничего сложного, но как выяснилось, и ему надо учиться. Впрочем, унтер, по мере нашего движения, только морщился, но никак не комментировал потуги "особой" группы городского ополчения. Сдерживается... Какой молодец. Норлинги топали как умели, друэгары вообще молодцами, ну и я старался — все-таки виноват я перед унтером: мой спектакль на Ивана Сергеевича был рассчитан, а правильную реакцию дал не он, а безвинный фельдфебель, если я правильно разобрался в нашивках этого, как его... Парфенова. И чего это пристав такой довольный?
Фельдфебель оказался вовсе не фельдфебелем, а жандармским вахмистром, но от этого мы не слишком пострадали — гонял он нас строевым шагом недолго. До первого поворота направо, еще раз направо, и мы оказались на заднем дворе полицейской части, пустынном, поросшем веселенькой такой зеленой травкой — не успела еще запылиться, да и косить ее еще — не косили. В тени куста лежала дворняга, зевая и порываясь почесать задней лапой загривок. Как бы мне ей не позавидовать вскорости — день обещает быть солнечным...
— Становись! — зычно крикнул вахмистр, явно обрадованный тем, что на заднем дворе мы никому не видны и его достоинство не пострадает от того, что мы такие неумехи. — Оружие разрядить и приготовить к досмотру!
