Длинная Серебряная Ложка (Часть 1)

"Только сумасшедшей подружки вампирши нам не хватало", — отметил про себя англичанин.

— Хотя, можно ли ее винить, — продолжала Гизела уже более спокойно, — со всеми этими вампирами разве не сойдешь с ума? Может быть, я бы тоже хотела сбежать отсюда и последовать за ней, но... Я не могу.

— Со всеми этими... кем? — шепотом переспросил Уолтер.

Его как холодной водой окатило. Ведь это был первый раз, когда при нем произнесли Слово На Букву В. Оно витало в воздухе, но прежде никто его не упоминал. Ни разу. Черт, даже в Англии он слышал это слово чаще! И вот...

— Со всеми этими никем! — быстро ответила Гизела. — Э... Я пошутила. Да и в любом случае, вы ведь поможете найти Берту? Она нужна нам...

— О, я понимаю, вы так скучаете...

— Она нужна нам к Балу! Иначе вы даже не представляете, что может случиться! — Гизела впилась острыми ноготками в его руку. — Поможете нам?

Уолтер сдавленно кивнул. Как будто бы у него был выбор... Да и почему бы не помочь прекрасной девушке... двум прекрасным девушкам... Вокруг него этих девушек стало как-то слишком много. И еще одна маячила в перспективе.

— Вот и чудненько! — радостно воскликнула Гизела и захлопала в ладоши.

Виконтесса смотрела, как за Уолтером медленно закрывается дверь. Вот звук его шагов становится все глуше и глуше... А вот и тишина. Она устало упала на то кресло, где до этого сидел Уолтер, подобрала ноги и печально уставилась в стенку — больше в комнате смотреть было не на что.

Они должны найти Берту. Найти и вернуть. Возможно — силой. Но у них нет другого выбора. Иначе... Иногда Гизела закрывала глаза и представляла себе это "иначе". Во всех красках.

И во всем виновата только мерзкая девчонка Берта Штайнберг! Она всегда была во всем виновата, с самого их приезда сюда 8 лет назад. Ах, если бы они не приехали тогда, все повернулось бы по-другому...

ГЛАВА 7

Аристократия и буржуазия... Эта история настолько хрестоматийна, что услышав ее, любой марксист радостно захлопает в ладоши.

Уже которую неделю в деревне сплетничали о скором приезде некого г-на Штайнберга, коммерсанта из Гамбурга, который ни с того ни с сего загорелся идеей инвестировать в местную экономику. Строительство его особняка было завершено, и дом со дня на день ожидал своих хозяев. Крестьяне отнеслись к его затее скептически — главной индустрией здесь было самагоноварение, а в него и так инвестировали все от мала до велика. Так или иначе, но приезд богача заинтриговал всю округу. Разговоры докатились и до Замка, где граф и графиня фон Лютценземмерн живо обсудили эту захватывающую перспективу. Правда, говорил в основном граф, а графиня слегка кивала, экономя силы. По слухам, у фабриканта была дочка чуть старше их Гизелы, так что теперь у девочки появится наперсница. Это ли не славно?

Сама Гизела не могла дождаться приезда новой подруги. Каждый день она представляла, как они будут играть на клавесине в четыре руки, и бродить по горам, и поверять друг другу незамысловатые девичьи секреты. На первых порах новенькая девочка будет стесняться, но Гизела возьмет бедняжку под свое покровительство. Конечно, дочка фабриканта — это не пара виконтессе, но поскольку аристократия в конце 19го века загнивала ускоренными темпами, людей ее круга оставалось все меньше и меньше.

Приехав в деревню, г-н Штайнберг тут же изъявил желания познакомиться с местной знатью. В назначенный час к замку подкатилось ландо, запряженное парой белоснежных лошадей. Граф вместе с дочерью поджидал гостей во дворе, и Гизела широко распахнула глаза. В силу возраста она не могла оценить стоимость всего выезда, но еще никогда девочка не видела ничего настолько нового. Сама коляска переливалась на солнце, кучер был одет в блестящий, с иголочки кафтан, да и лошади, похоже, регулярно принимали ванну с земляничным мылом. В груди у Гизелы зашевелилось доселе незнакомое чувство. Родители приучили ее гордиться вещами с благородной патиной старины. Но хотя в замке пользовались льняными салфетками, о которые вытирал руки еще Фридрих Барбаросса, это не делало их менее дырявыми.

Из коляски вышел сам герр Штайнберг, в черном сюртуке. Из кармана его жилета высунулась золотая цепь размером с якорную. За отцом вылез тощий мальчишка в очках и нескладная девочка лет двенадцати. На девочке было бархатное бордовое платье с рукавами-фонариками и широкополая шляпа с таким обилием перьев, словно на нее просыпали содержимое перины. Гизела не знала, завидовать ли ей или смеяться над этой расфуфыренной особой. Девочка одарила ее недобрым взглядом.

— Ваше Сиятельство, я так польщен встречей, так польщен! — расшаркивался герр Штайнберг. — Я и помыслить не мог, что вы так скоро соблаговолите принять наше скромное семейство.

— Ну полно вам, герр Штайнберг, я очень рад встрече. Надеюсь, что вы найдете здешние края приятными, — отозвался граф с дружелюбной улыбкой.

На самом деле, он терпеть не мог такого подобострастия, а к быстро нажитому богатству относился с подозрением. Да, его собственные предки тоже нажили деньги и титул в основном грабежом, разбоем и запугиванием крестьян, но то было еще в рыцарские времена. Значит, они грабили и запугивали более галантно. Не то что сейчас, когда общество классово расслоилось и совсем осволочилось.

— Всенепременно, Ваше Сиятельство. А кто это прелестное дитя? Госпожа виконтесса, позвольте представить вам моих детей.

Дети, прятавшиеся за его спиной, неохотно подошли.

— Это мой сын Леонард. Он увлекается флорой и фауной.

— Микрофлорой и микрофауной, — поправил его мальчик.

— Микрофауна — это маленькие животные? — переспросила Гизела.

— Ну д-да.

— Как кролик?

— Как Amoeba radiosa.

— А это моя дочурка, — поспешил прервать его Штайнберг. — Надеюсь, госпожа виконтесса будет к ней благосклонна.

— Ну конечно! — сказал граф. — Давай, Гизи, покажи девочке наш сад.

Сад зарос так, что гулять по нему можно было разве что с помощью мачете. Но девочки послушно сделали книксен и отправилась продираться через бурьян. Поскольку графиня из-за болезни не могла покинуть свои покои, виконтессе приходилось выполнять роль гостеприимной хозяйки.

— Я Гизела фон Лютценземмерн, — приветливо улыбнулась она. — Очень рада видеть тебя в наших владениях.

— Берта, — буркнула девочка.

— Как поживаешь, Берта?

— Отвратительно.

— Эм... что?

Гизела привыкла, что окружающие отвечали "Спасибо, все чудесно" даже если в этот момент вервольф жевал им ногу.

— Это я в Гамбурге хорошо поживала. Но нет, отцу вздумалось переехать в эту... сюда. У вас тут есть Опера?

— Нет, но...

— Я так и знала, — сказала девочка с таким мрачным видом, словно все ее худшие опасения разом подтвердились.

— Какая хорошенькая шляпка! — Гизела сделала последнюю попытку завязать светскую беседу.

— Бери, если хочешь. У меня все равно так много, что я со счету сбилась.

Остаток променада девочки провели в тягостном молчании, и Гизела облегченно вздохнула, когда они вернулись в Парадную Залу. Там граф попросил ее устроить для гостей домашний концерт, и девочка сыграла на клавесине несколько мелодий эпохи барокко. Именно в ту эпоху фон Лютценземмерны в последний раз потратились на нотную тетрадь.

— А ты музицируешь, Берта? — спросила Гизела, когда они спускались в столовую.

— Начинала, но бросила. Учитель музыки ударил меня указкой по пальцам, и я очень расстроилась.

— Ужасно!

— И совсем не ужасно. Ничего жизненно важного я ему не задела. Так, пустяки, парочка переломов. Хотя теперь в правой руке он указку уже не удержит, — удовлетворенно хмыкнула Берта.

— Но дама обязана музицировать! — Гизела гнула свою линию. — Иначе у нее никогда-никогда не будет хорошего образования, и ее не возьмут замуж!

— Меня и так возьмут, — отозвалась та. — А таланты нужны лишь тем, у кого нет приданного.

Гизела вспыхнула. Теперь она уже не сомневалась, что гостья не просто бестактна в силу своего низкого происхождения, а умышленно говорит колкости.

За ужином герр Штайнберг расхваливал консоме, будто это была смесь нектара и амброзии, а не бульон сваренный без намека на мясо. Старая кухарка уже набила руку в изготовлении таких блюд. Она ворчала, что скоро научится готовить даже яичницу без яиц. Гизела перевела взгляд на отца, который читал гостю лекцию по краеведению. За стулом графа стоял лакей, древний как само Время. Он, кухарка, да еще горничная Эвике, сиротка взятая из приюта на прошлой неделе — вот и вся прислуга в замке. А в доме Штайнбергов, должно быть, не протолкнешься от слуг. Наверное, у них есть слуги, которые стоят за стульями у других слуг, когда те обедают. Ну почему некоторым так везет?!

Почему некоторым так везло, Гизела узнала уже гораздо позже и ужаснулась, но в тот вечер она едва сдерживала слезы.

Рядом с ней Леонард изучал бульон через лупу и периодически делал записи в блокноте. Берта же исподволь разглядывала виконтессу. Так на Гизелу еще никогда не смотрели. У нее не было слов, чтобы описать этот взгляд. Оценивающий, наверное? Ну конечно, он самый. Наверняка богачка мысленно уже вовсю хихикает и над немодным платьем Гизелы, и над ее несколько раз чиненными ботинками, и над всем Замком, доверху набитым старым хламом. Зачем она вообще сюда заявилась? Никто ее не звал. Сидела бы в своем Гамбурге!

Гизела вдруг поняла, что ее жизнь уже никогда не будет прежней. Как в воду глядела.

Если раньше вся деревня восхищалась маленькой виконтессой, ее изящными манерами и целым цветником добродетелей, то теперь внимание переключилось на фроляйн Штайнберг. Ведь это она одевалась в шелка и атлас. Это ей покупали самые красивые игрушки. Берта, Берта, Берта... От нее просто некуда было деваться, тем более что Штайнберги зачастили в Замок. Но даже если Гизела искала уединения — в библиотеке, на поляне в лесу, в подземельях, не обозначенных ни на одной карте — везде она каким-то образом натыкалась на Берту. И каждый раз на сопернице было надето что-то новое! Если бы Гизела была знакома с понятием кармы, то решила бы, что в прошлой жизни истребила целый город, раз в этой ей ниспослана такая кара.

Когда однажды поутру обитатели замка, против обыкновения, не проснулись от кашля графини, а граф еще полдня прорыдал в кабинете, именно вражда с Бертой Штайнберг помогла Гизеле не захлебнуться отчаянием. Выходки нахальной девчонки отвлекали даже от скорби. По крайней мере, у нее хватило ума явиться на похороны в черном платье поскромнее, но само ее присутствие действовало на Гизелу как первомайская демонстрация на быка.

Именно тогда герр Штайнберг предложил захватить виконтессу в соседний город на ярмарку, куда он с детьми отправлялся на выходной. Сочтя, что дочке необходимо развеяться, граф дал согласие, и субботним утром за ней заехала карета. К счастью для Гизелы, ее посадили рядом с Леонардом, но уже через час, наполненный красочными описаниями жгутиков и ложноножек, ей захотелось выпрыгнуть прямо на ходу. Фабрикант сидел напротив и елейно ей улыбался, время от времени замечая, как они с Леонардом хорошо смотрятся вместе. Берта помалкивала, скорее всего, замышляя новую пакость. И в который раз Гизелу не подвело чутье.

Они погуляли по ярмарке, поглазели на канатоходцев и шпагоглотателей, отведали льда, политого сладким сиропом (за исключением Леонарда, который путался под ногами и портил аппетит рассказами о морозоустойчивых микробах). Устав от толчеи, аляповатых костюмов артистов и возгласов зазывал, семейство покинуло площадь. Центральная улица сейчас была куда более приятным местом для променада. По обе ее стороны магазины уже распахнули двери, поджидая покупателей как росянка — мух. Хотя городок был провинциальным, а значит и магазины роскошью не отличались, но у Гизелы заблестели глаза. Какая разница, что платья на витринах олицетворяли безвкусицу, с обилием рюшек и турнюрами размером с пивную бочку. Зато они были новые, яркие и без единорогов.

Леонард первым делом потащил отца в книжную лавку, так что девочки остались на улице одни и предались любимому занятию — целенаправленному игнорированию друг друга. Они бы так и шли по улице, глядя в разные стороны, но Берта заскочила в лавку модистки, а Гизела проследовала дальше.

У одной витрины она задержалась надолго. Здесь были выставлены очаровательные дамские мелочи — гребни из слоновой кости, шляпные булавки, украшенные жемчугом, кружевные перчатки, которые покрывали руки изморозью, целый выводок брошек, золотые наперстки, кошельки. В центре развалился самый роскошный веер, который ей когда либо доводилось видеть. Страусовые перья, подкрашенные розовым, были прикреплены к изящной перламутровой ручке. Это был веер для Царицы Бала, чтобы ей сподручнее было отбиваться от толпы поклонников. Казалось, что перья слегка шевелятся, как бы маня Гизелу — потрогай меня, возьми меня, владей мною. О том, чтобы купить его на свои деньги, не было и речи. О том, чтобы попросить веер в подарок у герра Штайнберга, тоже думать не хотелось. Он, конечно, купит, даже с удовольствием, но вот графа это вряд ли обрадует. Принимать подарки от буржуазии — это нехорошо, не по-феодальному. Вздохнув, Гизела отошла от витрины и только тогда заметила, что все это время Берта наблюдала за ней издалека. В глазах у девочки сияло непонятное, а оттого и неприятное торжество.

На следующий день Гизела вприпрыжку вбежала в Зеленую Гостиную, где Эвике приготовилась чистить ковер и уже рассыпала по нему чайную заварку.

— Фроляйн Гизела? Разве вы не у себя?

— Нет, а что такое?

— Я только что видела, как фроляйн Штайнберг входила в вашу комнату. Думала, вы ее позвали. Уж не пришла ли она слямзить чего-нибудь? — девочка всплеснула руками, но затем добавила простодушно. — Хотя что ей-то у нас воровать?

Развернувшись на месте, Гизела взлетела по парадной лестнице со скрипучими перилами, пробежала мимо доспехов, в которых гнездились совы, и оказалась у двери в свою спальню. Там она прильнула к замочной скважине, ожидая увидеть, как Берта разбрасывает по комнате скорпионов. Но злодейка сидела на кровати, комкая подушку. На ЕЕ кровати, комкая ЕЕ подушку. Затем встала и деловито прошлась, окидывая обстановку хозяйским взглядом. Видимо, уже решала, как расставит мебель когда наконец выживет Гизелу из Замка. Виконтесса почувствовала, как из ушей тонкой струйкой повалил пар. Между тем захватчица продолжала свои маневры. Теперь она переместилась к шкафу, распахнула его и начала перебирать платья Гизелы. Точнее, все три платья Гизелы, так что процедура была недолгой. Одно из них Берта приложила к себе и покрутилась у зеркала. Закрыв шкаф, она приступила к исследованию шифоньера — открывала ящики, знакомилась с их содержимым, а потом достала что-то из кармана, что-то яркое...

Решив, что Берте уже хватило времени для самооговора, Гизела фон Лютценземмерн картинно распахнула дверь.

— Что. Ты. Делаешь. В. Моей. Спальне?

От неожиданности нахалка вздрогнула, и к ногам Гизелы подбитой птицей упал веер. Тот самый, с розовыми перьями и ручкой, инкрустированной перламутром.