Смерть за левым плечом

Доктор Майос не зря расположился в большом зале для ожидающих аудиенции. Буквально через полчаса нас позвали к самой принцессе. Мы вошли в полутемную спальню, с огромной кроватью под легким шелковым балдахином. В кровати лежала бледная дама с полураспущеными светлыми косами. Рядом с постелью стоял мужчина, очень высокий и худой, в темной дорожной одежде. Увидев доктора, он порывисто подошел к нему:

— Добрый день, доктор, моей жене стало плохо в пути, и я очень надеюсь на вашу помощь, — лицо принца выглядело сдержанным, но отдельные черточки выдавали его беспокойство.

Доктор Майос не стал тратить время на любезности: коротко поклонился и подошел к кровати. Принцесса слабо улыбнулась и посмотрела на супруга. Принц ободряюще ей улыбнулся в ответ, внимательно наблюдая, как доктор протирал руки подсунутой мною салфеткой с отваром ромашки.

Доктор бережно прикоснулся к хрупкому запястью, выслушивая пульс, а я потихоньку доставала инструменты и рассматривала из-под ресниц больную. Бледность, влажная испарина, покрасневшие белки глаз, возможно просто усталость, а возможно и лихорадка. Между тем доктор нахмурился, и спросил пациентку:

— Миледи, вы где— нибудь чувствуете боль?

Вместо дамы заговорил принц :

— Моя супруга не может говорить, доктор, но она вас слышит и может написать ответ.

Принцесса очаровательно покраснела, и пожала его высочеству руку. Доктор свел полуседые брови и спросил по-другому:

— Миледи, если у вас что-нибудь болит, укажите мне пожалуйста это место на этой кукле.

Куколку сшитую мистрис Эко доктор возил с собой специально для подобных случаев. Принцесса аккуратно коснулась пальцами висков, груди и покраснев еще сильнее — низа живота.

Тогда доктор шепнул ей что-то на ухо и она показала ему несколько пальцев. Оглянувшись на хмурого принца, господин Майос протянул руку и я вложила в нее серебряную трубку, новейшее изобретение позволяющее услышать стук сердца и хрипы в легких не прикасаясь к пациентке. Принц посмотрел на нас удивленно: должно быть не ожидал увидеть в такой глуши современные инструменты.

Прослушав грудь и спину, доктор опять свел брови, а потом попросил даму откинуть одеяло и промял ей живот. Кивнув своим мыслям начал диктовать мне травы для отвара. Я строчила в маленькой книжечке кусочком графита и перебирала пакетики в сумке, а доктор уже обращался к мужу пациентки:

— С супругой Вашего Высочества все будет в порядке, ее утомил переезд вкупе со сменой климата. — Доктор помялся, и закончил свою речь:— думаю, что начало супружеской жизни тоже сыграло свою роль. Сейчас Эстель заварит травы, их нужно будет выпить, а потом молоко с медом на ночь и поменьше нагрузок ближайшие два дня.

Принц серьезно кивал, а потом пригласил доктора выйти побеседовать в кабинет.

Тарис

Утром от ночной тоски не осталось и следа. Элизия немного смущалась всеобщего внимания и цеплялась за мою руку, но я уже решил, что мы постараемся стать семьей. Я ласково поглаживал ей кончики пальцев, улыбался и когда настало время вручать подарок 'за невинность', заменил скромную жемчужную парюру роскошной аквамариновой.

Крупные прозрачно-голубые камни очень шли к ее глазам, и она улыбнулась, с достоинством принимая дар. Братья моей жены, споившие за ночь всех самых стойких пьяниц двора, довольно гудели и стучали в щиты короткими мечами. Королева смотрела благосклонно, больше волнуясь за меня, чем за мою супругу. Король выглядел раздраженным.

Задерживаться во дворце мы не стали. Под тяжелым взглядом короля моей жене было неуютно. Уже к полудню были поданы кареты, увозящие нас к морю.

Ехали не спеша, я рассказывал Элизии о тех городах, которые мы проезжали, старался смягчить дорожные неудобства, но их было множество. Король не отпустил снами доктора Люциуса, а лекари в небольших городках не внушали мне доверия. Элизия держалась мужественно, но ей постоянно было жарко, еда оказалась непривычной, а вода слишком пресной.

Приехали мы только через неделю. Из кареты Лиззи пришлось выводить под руки. Впрочем ее хватило что бы помахать руками и улыбнуться слугам, а потом я потребовал врача. Горничные забегали, сообщив, что фрейлины не ждали нас так быстро и я сам проводил Лиззи в спальню. Распорядился, что бы камеристка переодела ее в сорочку и пеньюар, предварительно обтерев губкой.

Доктор появился быстро и к моему удивлению производил приятное впечатление: не лебезил, не рассыпался в уверениях, уверенно протер руки, подсушил, подошел к больной. Тихая девочка пришедшая следом открыла докторский саквояж и стояла смирно дожидаясь его знака.

Странно, в комнате почему-то запахло розами, но я не обратил на это особого внимания, зато удивился, когда девочка подала доктору серебряный стетоскоп. Этот инструмент появился у лекарей совсем недавно! Еще месяц назад доктор Люциус хвалился мне своим приобретением, объясняя, что теперь лучше слышит шумы в сердце и хрипы в легких, и к тому же не беспокоит скромность дам.

В итоге доктор удивил меня своим профессионализмом и тем что очень внимательно отнесся к моей жене. Девочка — помощница, стараясь не шуметь перебирала пакетики, высыпая травы в чайник, потом неслышным шагом вышла за кипятком.

Пока лекарство настаивалось, мне в голову пришла потрясающая идея: Элизии нужны люди, с которыми ей будет комфортно, а этот пожилой доктор и его помощница могут стать такими близкими людьми. Нужно лишь заинтересовать их верной службой.

Я пригласил доктора в кабинет и сделал ему предложение, честно обрисовав перспективы:

— Я могу предложить вам проживание во дворце и хорошее жалование. Можете взять с собой помощницу и еще кого-нибудь для личных услуг, но вы будете служить не мне и не королю, а Ее Высочеству принцессе Элизии.

Доктор не спешил отвечать согласием, помолчав, он сказал:

— Я уже не молод, Ваше Высочество и много лет прожил в этом городе, но понимаю вашу заботу о супруге. Я готов принять ваше приглашение на год, потом моя помощница получит диплом и я вернусь сюда, оставив ее при дворе.

Я медленно кивнул: даже год немало в нашей ситуации.

— Хорошо, доктор. Мы пробудем здесь месяц, к этому времени постарайтесь устроить свои дела, а сейчас возьмите это, — я протянул старику два медальона допуска во внутренние покои, уточнив: — носить нужно на теле.

Поклонившись, доктор вышел, его уже поджидали камеристки фрейлин. Вздохнув и потерев занывший от напряжения затылок, я отправился на поиск своих личных покоев: необходимо переодеться и навестить Элизию перед сном, ей будет спокойнее.

В моих покоях уже стояла большая медная ванна на высоких ножках. Камердинер приготовил белье и шелковый халат, а Надир окурил комнату благовониями снимающими усталость. Но я не собирался предаваться неге. Эта поездка — хорошая возможность, оказавшись без присмотра дворцовых шпионов набрать на службу людей не связанных с отцом. Доктор Майос лишь первая ласточка, посмотрим, что будет дальше.

Эстель

Дома стоял плачь — первой заплакала мама, за ней сестренка, а следом и братец. Отец хмурился и жевал ус, ему было понятно, что предложение принца для меня просто сказка. Даже если через год я вернусь в этот город, столичный диплом не даст мне остаться без куска хлеба. Но ему не верилось, что его маленькая девочка уже так выросла.

Доктор Майос пришел к нам домой и за чашкой горячего чая сам рассказал все моим близким. Причем упирал не на столичный блеск и роскошь, а именно на то, что я смогу делать, вернувшись в родной город. Это действовало лучше всяких радужных обещаний жилья во дворце и танцев с придворными кавалерами.

Обсудив с отцом все подробности договора и поездки, доктор уговорил маму не тратить деньги на сборы меня в дорогу.

— Сударыня, ваша дочь поедет в столицу, служить принцессе. Ей полагается форма и денежное содержание. Да и мода в нашем городе отстает, в столице нужно будет купить все новое, подходящее к моде и погоде. Здесь лучше купить нитку жемчуга и нитку янтаря, чтобы не тратить деньги в столице. Эти украшения считаются минимальным допустимым набором для посещения личных покоев ее высочества.

Успокоившись, мама принялась рассуждать, где лучше выбрать то и другое, а следом успокоились и младшие. Еще месяц вокруг меня продолжалась суета. Отец сам сколотил мне дорожный сундучок, украсив крышку моими инициалами. Мама уложила в него тщательно вычищенные и выстиранные вещи. При этом несколько раз она пыталась завести со мной разговор о послушании доктору Майосу, о сохранений девичьей чести и доброй репутации. Но потом отступалась — видела, что я думаю только об учебе, а доктор и так меня в обиду не даст.

Доктор Майос оставил дом на попечении мистрис Эко, написав все необходимые бумаги. А я просто волновалась и готова была прыгать от восторга: еще немного, и я буду сдавать экзамены на акушерский диплом!

Принцесса быстро оправилась от своего недуга и теперь частенько гуляла с принцем по берегу, собирая красивые камушки и ракушки.

Во дворец мы с доктором приезжали каждый день. Там для нас непременно находилась работа: то кухарка плеснет кипятком на зазевавшегося поваренка, то конюх обдерет ладонь вылезшим в рукояти гвоздем. А уж фрейлины страдали мигренями и женскими болями все по очереди.

Ее Высочество частенько приглашала нас с доктором посидеть вместе с ней на веранде с видом на море, попить чаю. Лакеи нарывали стол и оставляли нас втроем. Фрейлины в это время играли в волан, или музицировали на инструментах неизвестных на родине принцессы.

Доктор беседовал с леди Элизией, почтительно ожидая вопросов на листе плотной белой бумаги. Я сидела тихо, как мышка и пила чай из тонкостенных коричневых чашечек с легким золотистым узором. Постепенно принцесса стала включать меня в беседу, а узнав, что я собираюсь сдавать экзамены на акушерку, очень обрадовалась и поддержала меня:

— У нас на родине женщина помогающая прийти ребенку в мир очень почитается, — написала Ее Высочество в блокноте, — я буду рада, если рядом со мной будет такая дама.

— Я не дама, Ваше Высочество, — я потупилась, — я дочь плотника.

— Не имеет значения. — Принцесса подняла на меня красивые голубые глаза, улыбнулась, и продолжила писать, — как только защитишь диплом, сразу получишь патент моей придворной дамы.

Мне оставалось лишь присесть в почтительном реверансе. Принцесса могла попросить супруга, о даровании мне патента, но его высочество сам утверждал все назначения двора принцессы.

Тарис

Медовый месяц подходил к концу, а вести из столицы приходили все более тревожные. Отец надеялся, что я разведусь с Элизией, и устрою свару на северных границах.

Шпионы доложили ему, что я еженощно навещаю супругу, да и днем мы много времени проводим вместе, а значит, шансов списать мою смерть на месть северян нет. Но есть перспектива получить здорового наследника, внука, которого можно будет воспитать лично. Видимо Его Величество обдумал и принял эту перспективу. Едва шпионы разнесли весть о возможной беременности принцессы, как в летнем дворце стало на удивление тихо: не рушились балконы, не бесились собаки, даже фрейлины поутихли. Я бессовестно радовался передышке.

В столицу мы возвращались большим кортежем. Я решил все же ехать верхом. В карете принцессы тряслась помощница доктора, серьезная темноволосая девочка в строгом синем платье. Она уже доказала свою тактичность и полезность, так что я был спокоен за самочувствие Лиззи.

Сам доктор ехал в своей карете, заполненной книгами, травами и инструментами. Он спросив разрешения несколько проредил и библиотеку летнего дворца, отыскав там старые травники и теперь не поднимал головы от очередного толстенного тома.

На остановках, малышка всюду была рядом с Лиззи: подавала какие-то отвары, рвала цветы, рассказывала своей принцессе что-то из краткого курса географии. Остальные фрейлины предпочитали мелькать передо мною, исполняя свои обязанности 'спустя рукава', так что помощница доктора Майоса стала радостью Элизии. Принцесса даже приглашала девочку к завтраку.

Однажды за чаем, Эстель очень серьезно попросила меня пить только кипяченую воду:

— Простите меня за просьбу, Ваше Высочество, — девочка смущенно потупила голубые глаза, но ее голос звучал твердо, — но в этой местности вода очень плоха и часто случаются моровые поветрия.

Я посмотрел на девочку насмешливо, желая испытать ее стойкость, но малышка не поддалась: уставилась на кусок пирога и снова настойчиво повторила, как опасно пить сырую воду. Последним аргументом стало:

— Ее Высочество пьет только вареную воду с лимоном или уксусом, либо чай.

— А что думает о ваших словах доктор Майос?

Насмешка в моем голосе стала явной и девочка разгорячилась:

— Он сам просит повара кипятить воду для всех. К сожалению его не слушают, говорят, что это чепуха, — малышка подняла глаза, и я заметил, мелькнувшую в них обиду за наставника.

— Хорошо, я распоряжусь кипятить воду, и велю всех заболевших увольнять со службы, думаю, это напугает их больше расстройства желудка. — Я подмигнул девочке и она ушла обрадовать доктора, а мы с Лиззи смогли уединиться и поговорить.

Эстель

Столица ошеломляла. С постоялого двора мы съехали в зябких серых сумерках, зевали все: и фрейлины, и возницы, и даже Их Высочества. Меня усадили в карету к доктору Майосу и велели спать: до столицы еще далеко. Но я все вертелась и норовила высунуться в окно. Вскоре доктор не выдержал: позволил сесть на скамью рядом с кучером, что бы могла жадно всматриваться вперед.

Карета все катилась и катилась, а столицы все не было и не было. Я отвлеклась на пыльные обочины, на бредущих к городу крестьян, а потом яркое солнце выметнулось из-за горизонта и осветило блистающие шпили дворцов, сверкающие флюгеры домов и бесконечную вереницу сигнальных башен.

Я даже привстала, под усмешливым взглядом кучера до рези в глазах вглядываясь в горизонт. Потом села обратно и все смотрела, предвкушая въезд в город. Меня тянуло рассмотреть город, полюбоваться каждым камнем мостовой, каждой медной ручкой, но чаша моих впечатлений быстро переполнилась и я вернулась в карету на первой же остановке.

В красивые каменные ворота мы въехали к полудню и тащились до дворца по мощеным улицам, заполненным народом еще часа три. Принца в городе любили, и часть этой любви доставалась и его супруге. Люди кричали их имена, бросали под ноги лошадей цветы и ленты, а я уже мечтала о хорошей тарелке супа и ванне.

Тарис

Торжественная встреча удивила. Последние годы отец активно занимался внешней политикой, оставив мне внутреннюю торговлю и сельское хозяйство, справедливо считая, что я в этом разбираюсь слабо. Но тут сыграла существенную роль его негативное отношение ко мне. Я вовсе не стремился просиживать штаны во дворце, и пользовался любым предлогом, от инспекции посевной до строительства приграничных карантинных складов, что бы уехать. В итоге придворные знали меня мало, зато крестьяне и торговцы предпочитали обращаться со своими проблемами ко мне.