Королевская Кровь (Полный текст)

— Хейли, нет! Беги!

Голос сита изменился, теперь в нем зазвучала власть. Он отбил очередной удар и простер ко мне руку.

Заклятье сорвалось тяжело и ушло в землю. Под ногами вздыбились корни, путы рванулись к нападавшим, все вокруг повалились с ног, а я был спасен. И свободен! Бежать? Я побежал.

К Лори.

Три шага... всего три! Вечность.

Нападавшим, не задетым колдовством, мига замешательства хватило.

Шаг... меч того, что справа распорол бедро. Айлор упал на колено и закрылся от левого.

Еще шаг... Лори, держись!

Левый отброшен, но раненая нога подвела. Сит покачнулся, потерял ритм.

Шаг, последний... Я иду!

Удар третьего нашел цель. Лори рухнул в сочную траву, по бурому шелку расползалось темное пятно...

Я встал над ним и повернулся к бывшим братьям. Руки дрожали, но решимости биться насмерть я не утратил. Они, похоже, тоже...

— Стойте! — услышал я знакомый до боли голос.

Последний противник Айлора, поднял руку, и 'чистые клинки' послушно замерли.

Бартоломью! Отец Бартоломью, мой духовник и магистр ордена Чистого Клинка собственной персоной... ни разу до этого я не видел его с мечом в руках. Алые капли все еще дрожали на клинке.

Я внимательно посмотрел на тех, кого не узнал в пылу боя: Дэн, Лукас, Томас, Кевин... я знал их всех много лет. Мои друзья, братья...

И за спиной — Айлор, раненый, может, мертвый.

Я понял, что пойман.

Отец Бартоломью снял шлем, посмотрел мне в глаза и мягко произнес:

— Хейли, сын мой, опусти меч, ведь мы не враги. Мы искали тебя, чтобы защитить, и, слава Всевышнему, нашли.

Я лихорадочно соображал, что же мне делать, что говорить...

— С каких пор сыну лорда Синедола надобна защита в синедольском лесу?

— Идет война, Хейли...

— Война закончена! Король заключил с ситами мир, а Синедол верен королю.

— Война не закончится до тех пор, пока хоть одна из этих тварей топчет нашу землю! И ты, как никто другой, должен понимать это.

Он говорил со мной, как с больным ребенком, а я продолжал упираться, не столько вникая в смысл, сколько пытаясь отсрочить неизбежный конец. Какая-то часть меня верила, что стоит немного продержаться — и случится чудо: кровь и смерть окажутся шуткой, мороком, дурным сном.

— Лорд Кейн присоединился к договору. Мы должны повиноваться.

-Ты — один из нас, Хейли, твое место с нами. Твоя сыновняя верность похвальна, он она больше ни к чему, многое изменилось...

— Что могло измениться за день? — перебил я и вдруг понял: меня просили отпереть ворота! Я отказал, значит, кто-то другой — нет? От страха, растерянности и негодования у меня дрожали и колени, и пальцы, и голос. Отец Бартоломью не мог этого не видеть. Он опустил взгляд, облизал пересохшие губы, словно готовясь к долгим тяжелым объяснениям.

— Сын мой, я не стану скрывать правды, только прошу: выслушай и постарайся понять: это в твоих интересах, в интересах ордена и всего Синедола. Ситы казнены, война продолжается: верные нам люди уже вооружились, крестьяне — попрятались. По берегам Студенки очень скоро пойдут волчьи всадники. Мира, который ты тут пытаешься защищать, больше не существует. Лес опасен, тебе нужно вернуться домой. Позволь нам забрать принца и проводить тебя.

— Ситы казнены?! А как же лорд Кейн?..

Я не считал отца образцом добродетели, да что там — порой я сам осуждал его за крутой нрав, за равнодушие, за нежелание слушать и понимать Но поднять руку на тех, кому сам обещал защиту и покровительство! Нет, он бы не позволил, никогда...

— Замок Мейз наш, лорд Кейн низложен и бежал. Я понимаю, Хейли, тебе больно это слышать. Как бы то ни было, он — твой отец. Поэтому скрывать не стану: он ранен, возможно, уже мертв. Но если и жив — жизнь его кончена: в глазах короля он глупец — не оправдал доверия, проглядел мятеж, для ситов — вероломный предатель.

— Хейли, послушай, что тебе говорят, — рыжий Лукас, мой лучший, мой самый близкий друг долгие годы, шагнул чуть вперед и встал рядом с магистром. — Мы, люди — возлюбленные дети Всевышнего, созданные по образу и подобию Его. Нам Он завещал править на земле: судить и решать, брать и давать, карать и миловать, и я от своего права не отступлюсь. Двести лет назад пришли сюда наши предки, чтобы найти новый дом...

— И нашли! Синедол — наш дом, Лукас. Разве не так? Разве лорд Кейн обижал когда своего сотника, разве я не был тебе братом?

— Все так, Хейли, ты друг мне и брат, но пройдет еще пять-десять лет — и ты станешь владыкой, ты получишь луга, леса и пашни, а я — лишь отцовский доспех, родовой герб да славу былых сражений. Ты приведешь хозяйку в замок, а я — дворовую девку на чужой сеновал, ты будешь гордиться сыновьями и любоваться дочками, а я буду смотреть на чужих детей и сожалеть о несбывшемся, так что ли? Нет, брат, этому не бывать! Тогда, давно, наши предки отвоевали у нечисти Синедол — и он стал домом Мейзов по праву силы, по праву вождей. Я не оспариваю твоего права, Хейли — ты его достоин. Но и я достоин большего, чем быть твоим верным псом до смерти или дряхлой старости. Я хочу свой дом, Хейли! Там, — он вскинул меч и клинком ткнул в лес у меня за спиной, — много земли, хватит и мне, и каждому из моих братьев-рыцарей Сегодня, сейчас у меня есть сила и право взять эту землю, и я ее возьму! Я, ты, наши братья — мы вместе — пойдем за болота, уничтожим тварей и возьмем свое!

Речь Лукаса, пламенная, страстная, так походила на мои собственные выступления перед отцом — те же мысли, те же слова, те же чувства. Но лишь теперь я начал понимать, что не божьей правды ищут Чистые клинки в Пуще, не свободы от страха перед ситами и даже не возмездия. Им нужна земля, нужны богатство, власть и влияние. Алчность ведет их. И сам я — такой же... отец мне говорил, но я не слушал. А теперь все, что у меня было — это те самые слова отца:

— Мы заключили мир. Наши отцы и деды, Лукас, наш король!..

Я с отчаянной надеждой посмотрел на отца Бартоломью, но он лишь качнул головой, и опять предал:

— Они, Хейли, но не ты! Для тебя все только начинается, — он возвысил голос, — Ты — законный правитель Синедола, Хранитель восточного рубежа. Твой вес в королевстве будет очень велик, а твое слово значимо!

Магистр оглянулся на своих рыцарей, и те охотно поддержали:

'Да!'

'Мы — с тобой, Хейли!'

'Ты — наш господин, мы готовы служить с радостью...'

Ах, вот, значит, как! Вы — со мной! Вы со мной, если я — с вами. Чистый клинок — новый владыка восточных земель, и главное — законный владыка. Мои предки завоевали этот край, они короновали первого монарха — почти равные ему. Никто не посмеет оспаривать мое право на Синедол, и, если отец мертв — не назовет мятежником. Хороший расчет, ничего не скажешь...

'Я никогда не стремился стать лордом, а бесправной куклой в чужих руках — и подавно!' — хотелось выкрикнуть мне, но я сдержался. Сейчас не это было главным.

— Если я — ваш господин, то вот мое слово: этот юноша — посол и мой гость, он пришел в мой дом с миром, и я принял его. Не отец — я сам. Мейзы не нарушают обычаев, освященных веками. Я его не выдам.

Бартоломью опять облизнулся и продолжил с прежней мягкостью:

— Юному принцу ты ничем не обязан: раз договор расторгнут, он больше не посол. Гость? Всевышний не карает чад своих за небрежение к обычаям нечестивых варваров, но раз уж это так важно для тебя, изволь: почему мы здесь, Хейли? Почему мы искали вас и как нашли? Где наши кони и почему твой тоже сбежал? Разве раньше он не был послушным, разве бросал хозяина? Господи, Боже мой, Хейли! Ведь ты каждую осень охотился за Студенкой, неужели сам не видишь, неужели не узнаешь эти места? Волчьи тропы, пути всадников — вот куда завел тебя твой гость! Это не Синедол, мы давно на рубежной земле, и ты не сам сюда забрался — тебя ведет колдовство сита, он заморочил и предал тебя первым! Ни один закон, ни одна клятва не будет нарушена, если просто шагнешь в сторону.

Значит, это правда. Обольщение, морок, ложь... Кем я был для этого звереныша? Редким трофеем или просто забавной игрушкой? 'Я пришел за твоей душой, Хейли Мейз...' А зачем тебе моя душа, нечистый?..

Да и сам я тоже хорош: знал ведь, и предупреждали не раз, и сам Айлор сильно не скрывал. Но я не слушал — мне просто хотелось, мне все это нравилось!

Нет! Не сейчас. Я тряхнул головой и заставил себя не думать. Не думать, не сомневаться и не искать истины — потом, я сам все узнаю потом, я заставлю его ответить.

Если случится.

Святой отец трижды прав, но если сейчас я шагну в сторону, то предам не только друга, не только доверие отца и честь рода. Предам самого себя. Пусть я непростительно согрешил, но все еще верю в Его высший суд и истинную справедливость. Неужели Господь одобрит и это?

Я обвел глазами своих братьев, стараясь не выдать смятения, и упрямо повторил:

— Никто Айлора не тронет.

— Никто не хочет принцу зла, поверь мне! — голос отца Бартоломью подкупал искренностью. — Юноша — сын Ареийи. Его жизнь в залоге куда более ценна, чем его голова на копье. Он получит лучших лекарей и все возможные удобства, клянусь! Если хочешь, сможешь сам заботиться о нем. Хейли, зачем мне лгать? Не тяни время, смотри — он умирает.

В самом деле, все сказанное выглядело очень разумно, лгать было ни к чему, и Лори нуждался в помощи лекаря, немедленно. Но я все равно не поверил и решил по-своему:

— Святой отец, мои бывшие братья, — я сам удивился снизошедшему покою и твердости. — Наверное, отец прав: я — бард, а не правитель, ваши разумные доводы мне непонятны. Зато ясно одно: предавать доверие — низко и бесчестно.

— Хейли, не дури, — Лукас предостерегающе поднял меч. — Нас пятеро, а ты один. Вспомни, я всегда лупил тебя даже деревяшкой! Опять же, мы хоть как-то защищены, а ты — нет. На что ты надеешься? Прими мудрый совет, спрячь меч. Хватит уже Дрю и того, что натворил этот ушастый ублюдок, не усложняй...

— А я и не усложняю. Все предельно просто: вас много, и вы в броне, а я один, без защиты. Убьете меня, заберете мальчика. Айлор изрядно вас потрепал, да? Я — не он. И не лучший мечник Синедола, но, учитывая, за что бьетесь вы, и за что — я... Мне лишь интересно, кто будет первым. Может, ты, брат Лукас?

Решился бы Лукас ударить или первым стал бы кто-то другой, мне не довелось узнать. Мы все еще, ощерившись, глядели друг на друга, когда с болот раздался вой.

Выли звери ситов: низкий заунывный звук не был ни особенно громким, ни особенно злобным, но липкий пот животного ужаса мгновенно пропитал наши одежды. Были в этом вое глубокая тоска, неутолимый голод и холодная, черная безнадежность. Кто единожды слышал голос орды, тот не мог уже забыть его и узнавал сразу. Я слышал, и не раз. Но никогда еще за всю мою жизнь это не было так близко и так страшно.

Чистые клинки на миг отвлеклись от нас. Томас и Кевин замерли в оцепенении, Дэн пытался заткнуть уши, Лукас, наоборот, поднял меч, словно ожидая немедленного нападения.

— Хейли, идем. Бери мальчишку сам, если не доверяешь, но поспеши — времени больше нет.

Мой духовник заговорил так, будто все уже улажено и не может быть по-иному. И я не двинулся с места, наконец, всерьез рассердился:

— Не будь дураком, Хейли! Это всадники! Они не станут уговаривать, как я.

В Синедоле каждый знал: заслышав вой орды — беги со всех ног, прячься или готовься к смерти. Если войско людей выходило на битву, всадники брали по десятку жизней за каждую свою, будь то сит или волк. Столкнуться с этими тварями сейчас, имея на руках раненого посла... не удивительно, что святой отец все больше ярился. Нно я уже принял решение: тоже поднял меч:

— Айлор в замок не вернется. Ситы идут сюда, они ему помогут. А я позабочусь, чтобы так оно и было.

— Примем бой! — яростно прорычал Лукас, и мне стало очевидно, насколько мой друг напуган.

— Нет, сын мой, я слышу нескольких зверей. Если стаю ведет хотя бы один всадник, нам не совладать, — он снова посмотрел на меня, запнулся, и почти взмолился. — Господи! Спаси этого безумца от самого себя! Хейли!...

Может, он и вправду любил меня?

Вой повторился еще ближе. Он плыл над землей наподобие колокольного звона, распадался на несколько голосов и сплетался снова, сковывая тело, вымораживая живое тепло из души. И вскоре уже невозможно было определить, раздается ли он из пущинских болот, обступает со всех сторон или рождается прямо в ушах, в сердце, заполняя собой весь лес.

Бартоломью вложил меч в ножны, коротко приказал:

-Уходим.

Подставив плечо раненому, имени которого я не помнил, он направился по тропе назад, в сторону реки и ни разу не обернулся. Остальные, не так решительно. но последовали за ним. Они оглядывались, и я читал в их глазах боль, сожаление и призыв.

Поэтому просто отвернулся

16.

Когда Чистые клинки скрылись за деревьями, я, наконец, выпустил меч и сел, почти свалился на траву. Трое убитых мятежников, мертвая лошадь и истекающий кровью Айлор. Мне было страшно смотреть на его раны, страшно прикасаться. Я понял, что не знаю, как и чем помочь. Руки мои дрожали, ноги тоже, я чувствовал такой стыд, что готов был немедленно умереть, лишь бы все это прекратилось.

Снова завыли волки. Вой казался чуть более далеким, чем в прошлый раз, но это меня не радовало, напротив, повергало в отчаяние — я боялся, что родичи Лори опоздают.

— Хейли Мейз...

Я не сразу поверил, что голос Лори мне не показался: вой еще блуждал по лесу далекими отголосками леденящей тоски. Айлор чуть подвинул руку, и кончики его пальцев легли мне в ладонь. Я дернулся от неожиданности, сжал его руку, наклонился, вглядываясь в лицо — боль и надежда разом заполнили душу. Он открыл глаза, попытался улыбнуться. Улыбка эта обожгла меня словно каленым железом, но я тоже в ответ растянул губы, изо всех сил стараясь, чтобы они не задрожали:

— Айлор, как ты? Нет, нет! Молчи, не надо... волки, слышишь? Все ближе. Это ваши волки. Тебе помогут, скоро, ты только потерпи.

— Почему... ты не пошел с ними, не позволил... забрать меня?

Он все еще улыбался. Глядя мне в глаза, улыбался тепло и радостно, словно был счастлив. Только голос, тихие интонации выдавали истинную цену этого счастья.

— Я знаю тебя, принц Айлоримиелл: такие птицы в клетках не живут. Ты вернешься в Пущу, все будет хорошо.

— Хейли Мейз...

— Молчи. Береги силы. От меня никакого толка, даже раненому помочь не умею, поэтому ты просто терпи и жди, ладно? У вас хорошие целители, гораздо лучше наших, ведь так?

— ...уходи. — Он попытался оттолкнуть меня, и перестал улыбаться. — Тебе нельзя здесь... Всадники... если застанут, ты умрешь... Не... перебивай! Уходи сейчас, иди... к отцу, найди его. Верни себе... Синедол. Я их задержу, не пущу... по следу, тебя отпустят. Но если... останешься со мной... умрешь.

Уйти, найти отца, собрать верных ему людей и подавить мятеж! О, да! Мне этого хотелось! Только сейчас, подумав, я осознал, насколько мне дороги и и моя власть лорда, и моя земля. Я был оскорблен и возмущен предательством друзей, а главное — отца Бартоломью, которого всю жизнь считал самым близким человеком! Не знаю, что было тому причиной, но родовая кровь Мейзов — воинов и правителей — проснулась и потребовала действия: битвы, возмездия. Даже смерть Дрю от моего клинка перестала страшить.