Граф-2. Законник.

...На подъезде к Ирлимскому оврагу образовался небольшой затор — пара карет с гербами де Миллзов, десятка полтора телег, три десятка солдат и несколько крестьян упорно пытались прорваться через заслон, состоящий из Нодра Молота и Воско Иглы. Вернее, прорваться пытались только де Миллзы — до Тома доносился то мужской бас, то истошный женский визг.

— Я не понимаю, на каком основании вы перекрыли тракт? — высунув голову из окна кареты, верещала дама. — Я буду жаловаться его величеству ко-...

— Герб, вроде бы, де Миллзов... — вполголоса пробормотал Аурон Утерс. — А чей именно — никак не соображу...

— Старший сын графа Гогена Олмар... И, скорее всего, его супруга Лотилия... — вглядевшись в герб, так же тихо ответил Ромерс. — Мда... Пожалуй, это именно она. Кстати, если верить слухам, то в роду де Миллзов склочнее женщины нет...

— Спасибо, знаток геральдики и слухов... — ухмыльнулся Аурон Утерс и соскользнул с коня...

'Правильно сделал...' — посмотрев на сюзерена, подумал Том. — 'История о том, что Законник разъезжает верхом на неоседланных крестьянских клячах может стать пищей для пересудов на ближайшие года полтора...'

Тем временем Утерс-младший протиснулся сквозь толпу, и, оказавшись рядом с каретой, учтиво поздоровался:

— Граф Олмар! Графиня Лотилия! Рад видеть вас в добром здравии...

Де Миллз мгновенно развернулся на месте, уставился на невесть откуда взявшегося хама, нахмурил брови... а потом расплылся в ослепительной улыбке:

— Граф Аурон Утерс? Признаюсь, не ожидал увидеть вас в наших краях... Как здоровье графа Логирда и его супруги?

...Смотреть, как меняется лицо жены графа Олмара, было забавно: в первое мгновение, услышав приветствие, графиня приготовилась обрушить на незнакомца все свое возмущение. И даже набрала в грудь воздуха. При этом ее взгляд метал молнии, а лицо искажала гримаса бешенства. Мгновением позже, сообразив, что рядом с дверью ее кареты стоит не кто иной, а сам Законник, человек, не побоявшийся поднять руку на сына своего верховного сюзерена, она засияла, как весеннее солнышко. И, попытавшись изобразить реверанс сидя, чуть не вывалилась из кареты.

Еще минутой позже, выслушав объяснения графа Утерса и сообразив, что там, впереди, была самая настоящая засада, организованная Фахримом Когтем, графиня Лотилия побледнела, как полотно. И затравленно посмотрела на своего мужа...

...— В общем, вы сможете продолжить путь тогда, когда я буду уверен в том, что проезд через Ирлимский овраг совершенно безопасен... — закончил граф Утерс-младший.

Том задумчиво посмотрел на сюзерена: семнадцатилетний парень строил фразы так, как будто провел юность не в замке Красной Скалы, а в королевском дворце. И набирался опыта, общаясь с умудренными опытом интриганами и политиками: его объяснения были предельно логичными, изобиловали цветистыми оборотами, и... в принципе не подразумевали возможности что-либо возразить.

Впрочем, судя по выражениям лиц, де Миллзам было не до возражений: графиня, не сдержав эмоций, даже позволила себе высказаться до своего мужа:

— А-а-а... тут, где мы сейчас, безопасно?

— Да... Мы только что осмотрели вон ту опушку... Там нет ни одного разбойника...

— Меня сопровождает тридцать отборных воинов, граф... — перебил жену граф Олмар. — Два десятка из них — в вашем распоряжении...

— Благодарю за предложение... — улыбнулся Законник. И, прочитав жестикуляцию Нодра Молота, добавил: — В настоящее время мои люди заканчивают прочесывание ближайших зарослей и допрос схваченных разбойников, так что...

— Вы кого-то схватили? — во взгляде графини Лотилии появился какой-то болезненный интерес.

— Да, графиня... В частности, вон на том коне, которого держит под уздцы мой оруженосец — предводитель шайки по имени Фахрим...

— Фахрим Коготь? — уточнила графиня Лотилия. И, увидев утвердительный кивок, выскочила из кареты! Самостоятельно! Не дожидаясь, пока ей подадут руку!

...Глядя, как ее светлость, подобрав юбки, быстрым шагом несется к Когтю, Том слегка напрягся: судя по искаженному ненавистью лицу, Лотилия Миллз имела личные счеты к Фахриму. А, значит, легко могла попытаться полоснуть его кинжалом. Впрочем, остановившись рядом с пленным, она взяла себя в руки, склонилась к подпруге, а через мгновение выпрямилась:

— Это он... Фахрим Коготь... Совершенно точно... Скажите, граф, а что вы собираетесь с ним делать?

— Согласно Уложению, я обязан препроводить его в ближайший крупный город и...

— Простите, что перебиваю, но ближайший крупный город — это Атерн... — воскликнула графиня. — То есть вы повезете его туда?

— Да... После того, как перевешаю рядовых разбойников...

— Дорогой. Мы тоже едем в Атерн... — тоном, не терпящим возражений, заявила графиня. — Я желаю видеть казнь этого ублюдка...

...К обозу Диомеда Ряшко граф и графиня Миллз подъехали тогда, когда Рыжий Лис затягивал петлю на шее первого разбойника. И, остановив коней рядом с головной телегой, превратились в слух.

Увидев, что в толпе 'зрителей' появились новые лица, десятник вопросительно посмотрел на сюзерена. И, не глядя, провернул петлю так, чтобы узел оказался под правым ухом приговоренного.

Утерс-младший кивнул... и тишину леса разорвал дикий крик:

— Не-е-ет! Меня эта-а-а... надо судить!!!

Граф Аурон удивленно приподнял одну бровь:

— Ты — разбойник, захваченный на месте преступления. На твоих руках — кровь невинных людей. Согласно Уложению, тебя следует повесить на первом попавшемся суку в назидание тем, кто решит пойти по твоим стопам...

— А я хочу, чтобы меня... эта-а-а... судили! — затараторил тать. — В Королевском эта-а-а... суде!! Как Фахрима!!!

— Ничем не могу помочь... — пожал плечами Утерс. — Ты — не главарь разбойничьей шайки. И не его помощник. Так что смерть в петле — это именно то, что ты заслужил...

— А он?

— А он умрет на лобном месте Атерна...

— Я э-э-э... не хочу умирать...

— Те, кого вы грабили и убивали, тоже не хотели... — прошипел граф Олмар. — Так что все по справедливости...

— Справедливости? О какой справедливости вы говорите? — зарычал седой здоровяк, стоящий на коленях перед Бродягой Оттом. — Вот я когда-то был свободным землевладельцем... Был... До тех пор, пока мог кормить семью со своей земли...

— А что, твоя земля перестала родить? — хмуро поинтересовался Законник.

— Нет. Земля у меня отличная... Только вот после оплаты налогов от заработанного оставались одни долги... — криво усмехнулся здоровяк. — А у меня — жена и дети. Которых надо кормить каждый день...

— У тебя так много детей? — съязвила графиня Лотилия.

— Двое, ваша милость... И едят они не в три глотки...

— Согласно законам Элиреи, суммарный налог, взимаемый со свободных землевладельцев, не может превышать одной трети от получаемого ими дохода... — пожал плечами граф Утерс. — Климат в баронстве Квайст весьма располагает к земледелию. Так что, при должном усердии, у тебя должно было оставаться достаточно средств для того, чтобы прокормить и жену, и десяток детей...

— Трети полученного дохода? — на губах бывшего землевладельца заиграла кривая улыбка. — Ваша светлость, да если бы с меня брали даже половину, я бы в жизни не вышел на большую дорогу!

— А сколько тебе приходилось отдавать?

— Восемь монет из десяти, ваша светлость...

— Мытарям барона Квайста? — недоверчиво уточнил граф Утерс.

— Знаете, как называют его милость в народе? — вместо ответа поинтересовался здоровяк.

Аурон кивнул:

— Слышал...

— Ну, так вот, последние лет восемь всеми делами в лене заправляет не Размазня, а его жена. Так что мытари не его, а ее. Их так и называют: псы Сучки Квайст...

— Отец!!! — перепуганно взвыл еще один из разбойников.

Здоровяк и глазом не повел:

— Так что, по справедливости, вешать надо ее...

— Ты мог подать челобитную королю...

— Челобитные рассматриваются месяцами... — угрюмо пробормотал здоровяк. — А кормить семью надо каждый день...

— Насколько я знаю, баронесса Майянка начала поднимать налоги постепенно. Так что у тебя было достаточно времени, чтобы дождаться решения его величества Вильфорда Бервера... — буркнул граф Олмар.

— Да, но все равно виновата о-... — начал, было, разбойник. И, увидев, как Аурона Утерс посмотрел на де Миллза, заткнулся на полуслове.

— Так это правда?

Вместо графа Олмара ответила его жена:

— Да, граф. Наши соседи... как бы так помягче выразиться, давно потеряли меру...

Законник свел брови у переносицы, перевел взгляд на здоровяка и угрюмо произнес:

— Что ж. Это несколько меняет дело... Впрочем, на них — своя вина, а на вас — своя... Вы вышли на большую дорогу, значит, умрете, как тати. В петле...

— Я не боюсь смерти, ваша светлость... — пожал плечами здоровяк. — Просто мне смешно: вы наказываете не тех, кто виноват, а тех, кто был вынужден выйти на большую дорогу... Не завтра — так послезавтра их место займут другие...

— Не займут! — в голосе Законника прозвенела сталь. — Я тебе обещаю... А еще обещаю, что те квайстцы, которые не вышли на большую дорогу, смогут зарабатывать на жизнь честным трудом...

Глава 9. Принцесса Илзе.

— Колючка! Колючка, ты спишь?

Услышав хриплый голос Коэлина и мерный стук кремня о кресало, я открыла глаза, посмотрела в окно и мысленно взвыла: Застежка, самая яркая звезда Потерянного Ожерелья, все еще висела над крышей Южного Крыла. А, значит, до рассвета было еще ой как далеко...

— Колючка! Ты спишь? — снова повторил брат. И, не дождавшись ответа, похлопал меня по плечу.

Поняв, что поспать мне не удастся, я перевернулась на спину, подтянула одеяло к подбородку и елейным голоском пролепетала:

— Нет, ваше высочество! Как вы могли подумать? Ну, какой может быть сон за три часа до рассвета?

— Никакого... — зажигая очередной светильник, раздраженно буркнул брат. — Скажи, как ты можешь спать в полной темноте?

— Приблизительно так же, как и при свете... — съязвила я. — Главное, чтобы не мешали...

— Мне нужна твоя помощь... — пропустив мимо ушей очередную колкость, заявил он. — И чем быстрее — тем лучше...

— Рассказывай... — вздохнула я, почувствовав, что он все равно не отвяжется.

Закончив зажигать свечи на прикроватном столике, Коэлин неторопливо подошел к подоконнику, и, забравшись на него с ногами, хмуро уставился в темноту:

— Мне кажется, что отец приказал мессиру Угтаку сделать все, чтобы моя рана заживала как можно дольше...

— Зачем это ему? — искренне удивилась я.

— Думаю, что ему надоели мои дуэли... — фыркнул брат. — Заставить меня не драться он не в состоянии. А вот замедлить мое выздоровление — легко...

Я подложила под голову подушку, устроилась поудобнее и поинтересовалась:

— А что, рана все еще кровит?

— Нет... Но я до сих пор не могу нормально работать правой рукой! — он взмахнул воображаемым мечом и поморщился от боли. — Любое неловкое движение — и вот тут, в животе, словно что-то рвется...

— Может, ты слишком торопишься? — начала, было, я. И тут же замолчала, увидев, как перекосилось лицо брата.

— Тороплюсь? После той дуэли прошел почти год! Год — а я все еще слаб, как двухнедельный телок...

— Рана была очень серьезной... — вздохнула я. — Никто не верил, что ты выкарабкаешься...

— А я — выкарабкался! Всем назло... — злорадно хмыкнул он. А потом помрачнел: — Только вот выздороветь никак не могу. В общем, мне надо, чтобы ты расспросила Угтака. Желательно прямо сейчас...

— Ты куда-то торопишься?

— Да... Мне надо успеть встать на ноги, пока равсары еще во дворце...

— Кто? Равсары? — удивилась я.

— Ну, ты в своем Кошмаре совсем оторвалась от жизни... — посмотрев на меня, как на юродивую, буркнул брат. — Отец побратался с Равсарским Туром, одним из самых удачливых военных вождей горцев за последние лет пятьдесят...

— А ты, конечно же, хочешь скрестить с ним меч?

В глазах Коэлина полыхнуло фамильное бешенство:

— Он — животное! Огромное, неуправляемое, могучее... И опасное, как...

— ...как веретенка ... — поддакнула ему я. — Поэтому ты готов вцепиться ему в глотку... Зубами...

Коэлин с вызовом посмотрел на меня:

— Да! Готов!!!

— В глотку побратиму своего отца? — уточнила я.

— Да какой он побратим? Так... Очередная игрушка в политических играх... Расходный материал... — поморщился брат. — Уж кто-кто, а я знаю это совершенно точно...

Я недоверчиво посмотрела на него: как правило, Иарус Молниеносный посвящал в детали своих планов только непосредственных исполнителей.

— Отец сказал, что мне пора заняться делом... — увидев сомнение в моем взгляде, объяснил Коэлин: — Поэтому каждый день с рассвета и до обеда я изображаю его тень. И выслушиваю пространные объяснения мотивов того или иного решения...

— Все равно, ему это не понравится... — увидев, что он не лжет, вздохнула я. — Если ты убьешь его игрушку, то тем самым нарушишь какие-то планы...

— Да какие там планы? — скривился он. — Очередные поиски прохода через Ледяной хребет и месть за испытанное унижение. Отец почему-то считает, что горцам тропы не нужны, поэтому они без особого труда доберутся до замка Красной Скалы...

— И что дальше? — внутренне окаменев, спросила я.

— Дальше — все, как обычно: удар в подбрюшье и торжество победителя...

— Да, но сами Утерсы, и воины их Правой Руки — это не тренировочные манекены на заднем дворе... — воскликнула я. — Они порубят равсаров еще на подходах к замку...

— Было бы кому рубить... — хохотнул Коэлин. — Отец всегда правильно выбирает время для атаки: в настоящее время в замке Красной Скалы воинов почти нет.

— Как это?

— А вот так! Основная масса — в гарнизонах крупных городов и пограничных крепостях. Еще три десятка отправились вместе с Утерсом Неустрашимым в Арнорд, в королевский дворец. И приблизительно столько же мотается вместе с его сыном, Утерсом Законником, по югу Элиреи. Соответственно, жена и дочери графа Логирда практически беззащитны...

— Жена и дочери? — представив себе лица Камиллы, Айлинки и Лидии Утерс, глухо повторила я.

— Угу... — кивнул Коэлин.

— И ты хочешь помешать убийству беззащитных женщин? — зачем-то спросила я.

— Помешать? — брат непонимающе посмотрел на меня. — Да мне на них наплевать! Меня бесит Равсарский Баран! Когда я вижу его самодовольную рожу, у меня темнеет в глазах: здесь, в МОЕМ дворце, он чувствует себя королем!!!

— Может, стоит поработать еще и с ним? — осторожно поинтересовалась я.

— Нет!!! — взвыл брат. И тут же схватился за живот. — Я хочу честного боя...

— Честного? Ты не держал в руках меч почти год! Ты еле двигаешься! Ты его не...

— Я — один из лучших мечников Делирии! — гордо вскинув голову, заявил Коэлин. — И зарублю это вонючее животное раньше, чем оно успеет понять, что я атакую...

Увидев капельки пота, выступившие на его лице, я вдруг поняла, что передо мной — тот самый случай одержимости идеей, о котором мне рассказывали еще на первом году обучения. И попыталась проверить свой вывод: