Было около полудня, корчма пустовала. Поэтому братья сразу обратили внимание на вошедшего мужика. Богато разодетый плотный человек, очевидно, боялских кровей, осмотрелся и направился прямиком к столу Емельяновых.

— Так вот вы где! — глубоким басом пророкотал мужик и раскинул руки, словно хотел обнять старых друзей. — Гутен в морден, гостюшки дорогие!

— З-здрасьте, — выдавил ошарашенный Иван.

— Сидите-сидите, — сказал незнакомец, хотя никто и не пытался встать. — Я, с вашего позволения, с вами рядком...

Визитёр опустился на лавку рядом с Егором и оказался перед Шарапкой, сидевшим рядом со Старшим. Мальчуган открыл было рот, но мужик метнул в него пронзающий взгляд, и парень усиленно занялся едой.

— Эй, баба, подь сюда! Лучшего зелена вина мне и моим драгоценным гостям! — распорядился незнакомец.

Егор посмотрел на Ивана, тот скорчил рожу, мол, сам ничего не понимаю.

— Спешу представиться, боялин Полкан Люлякин-Бабский, — помпезно отрекомендовался визитёр, произнеся концовку фамилии как «Бабскай». — С кем имею честь?

— Я Иван, он Егор. Дембеля, — кратко представился Старшой.

Боялин явно был впечатлён. Он, естественно, не знал понятия «дембель» и предположил, что это какой-нибудь высокий немчурийский чин.

Если вспомнить анекдот про то, как генерал толкал грузовик, заполненный дембелями, то Полкан не слишком-то и ошибся. Важнее дембеля чина нет.

— Что ж, рад знакомству, господа дембеля, — изрёк Люлякин-Бабский. — А имена у вас один в один с нашими.

— Сами удивляемся, — сказал Иван.

Хозяйка подала вина и новые кружки. Боялин разлил собственной рукой, провозгласил тост:

— За дружбу между крепкими соседями!

Церемонно чокнулись, выпили. На вкус братьев Емельяновых, вино было марки «Шеф, два уксуса, пожалуйста». Полкан выдул свою кружку залпом.

— Ну, и как вам у нас? — поинтересовался он.

— Непривычно, — ответил Иван.

— За это надо выпить, — заявил боялин, принимаясь разливать по новой.

— Между первой и второй перерывчик небольшой, — брякнул Егор.

— О, да вы знатоки наших присказок, — удивился Полкан.

— Фольклор, блин, — закрыл тему ефрейтор.

«Точно немчурийцы!!! Я уж испугался, что ошибся. Говорят чисто, но непривычно, да, — ликовал в душе Люлякин-Бабский. — Фольк — это по-ихнему народ, а лор? Шут знает. Наверняка что-то плохое. Они желают зла нашему народу?! Тьфу ты, нет же. Скорее всего, желают залить горло по-народному!»

— За великие народы! — провозгласил боялин, и все выпили. Даже Шарапка простокваши хлопнул.

Иван слегка захмелел. Совсем чуть-чуть. В таком состоянии на него нападала задумчивая меланхолия. Старшой подпёр голову рукой и погрузился в мысли.

— А какими судьбами вы к нам прибыли? — закинул удочку Полкан.

— Вот... Мир потеряли... Ищем, — автоматически ответил Иван. — И найдём!

Он хлопнул ладонью по столу. Егор хмыкнул, мол, слабоват братка.

Люлякин-Бабский вздохнул с величайшим облегчением: «Значит, мира искать пожаловали. Боги мои, счастье-то какое!»

Боялская рука потянулась к бутыли.

— Господа дембеля! Мы будем величайшими грешниками, коли не выпьем за мир.

— За мир, — поддержали близнецы.

Потом Полкан категорически настоял на том, чтобы прославленные дембеля поселились в его хоромах. Братья Емельяновы были только за.

— Зависнем на хате, — сказал Старшой.

Боялин расплатился, парни попрощались с Шарапкой и отправились к Люлякину-Бабскому «на хату».

Хоромы впечатляли. Они вряд ли уступали княжеским по внешней крутизне и внутренней роскоши. Весёлая компания расположилась за идеально отполированным дубовым столом.

— Между прочим, легендарный стол. За ним пировали Ослохан со Слондром, — похвастался Полкан.

На близнецов эта информация не произвела никакого впечатления. Егор вообще решил, что Аслахан и Слон Дрон — какие-то крутые преступные авторитеты.

В последующие пять часов Люлякин-Бабский и Емельяновы сделали всё, чтобы обесценить дорогущий стол. Когда собираются три мужика, говорящих по-русски, они знают, о чём столковаться. Соображение на троих — древнейшая традиция, а мы традиции свято бережём, пока хватает сил.

Силы покинули господ дембелей и боялина глубокой ночью. Результатом стал серьёзный ущерб личному винному погребу Полкана. Хозяин намеревался вызнать у немчурийцев их истинные цели. Близнецы и не таились. Наоборот, обстоятельно рассказали о своих злоключениях, причём немногословный Егор под действием выпивки обрёл истинное красноречие. Боялин то замирал в ужасе, то счастливо смеялся, но поутру ничего не смог припомнить. Он тоже изливал наболевшее, словно гости являлись самыми преданными ему людьми. Никто не ведает, сколько тайн выболтал Полкан. В дембельских головах не застряло ни крупицы ценной информации.

Боялин открыл глаза и поморщился от ощущения полнейшего краха страдающего организма. Болела голова, драло горло, тошнило, крутило живот, руки-ноги были ватными. Сердце колотилось, будто дятел-рекордсмен.

— Да, давно я так не напивался, — просипел Полкан.

Слуги у Люлякина-Бабского были молодцы: ещё ночью перенесли отрубившихся собутыльников на кровати. Боялин утопал в мягкой перине, но даже кайф от этого ощущения парения не мог перебить общей хреновости дел.

Самое страшное, Полкан ничегошеньки не помнил. Полезного. Наоборот — несущественное так и лезло на ум. Боялин точно знал, что он уважает послов, и что они уважают его. Ещё немчурийцы отлично пели, да и сам Люлякин-Бабский очень даже неплохо выступил. Хотя на самом деле троица устроила форменный фестиваль кошачьей песни. Кроме того, в боялском мозгу постоянно вертелся какой-то умрун. И всё.

— Надо меньше пить, — произнёс заклинание Полкан.

О, сколько раз давалась эта клятва! Кто только не приходил к этому верному выводу! В то скорбное утро боялин и близнецы Емельяновы были единодушны, ведь Егор повторил магическую формулу дословно.

Братья валялись в гостевых покоях и умирали от похмелья.

Кровати — выше всяких похвал. Кто-то даже снял с близнецов форму, чтобы не мялась. Рядом с каждым страдальцем стоял кувшинчик с ключевой водой. Полный пансион, как сказал Старшой.

На реабилитацию ушло полдня. Но и ожив, Егор да Иван пребывали в неимоверной меланхолии.

Самочувствию дембелей вторила погода: тучи проносились над самой землёй, а выше сизела плотная завеса облаков. То и дело принимался лить назойливый дождик. Ветер был неистов.

— Погодка — швах, — констатировал Старшой, подойдя к окну.

Терем располагался на возвышении, поэтому городская стена не мешала обзору. За Тянитолкаевым раскинулось необъятное поле. Где-то вдали чернела лента реки, а за ней границу земли и неба очерчивала тёмная полоска леса.

— Почему они построили город не на реке, а здесь? — озаботился Егор, тоже пожелавший насладиться видом.

— Разлива боятся, — предположил Иван. — Вон, по ящику как-то показывали репортаж про посёлок. Его заливает каждый год, люди уезжают или на крышах ночуют, а потом всё равно возвращаются. А смысл? Никакого. Сплошной геморрой.

— А дома сейчас, небось, телик зырят, — вздохнул Емельянов-младший.

— Угу. Представляю, что бы он тут стал показывать.

Старшой залез в карман и извлёк злополучную газету. Нашёл программу телепередач, зачитал вслух:

18:00 Вечерние хреновости

18:20 Ток-шоу «Заткнись, когда разговариваешь» с А. Малахольным

19:00 Поле чудил

21:00 Извести

21:30 «Спасение рядового-дембеля». Драма. Режиссёр: Стивен Шпильберг.

— Братка, выбрось ты эту газетёнку на фиг, — взмолился Егор.

— А что? Здесь-то как раз всё очень хорошо угадывается. А фильм Спилберга — туфта, наше старое кино про войну куда лучше.

Иван попал в десятку. Близнецы любили советские военные фильмы, в детстве они пересмотрели все от опереточного «В бой идут одни старики» до самых серьёзных и тяжёлых. Например, «Господин Великий Новгород». Но самые тёплые воспоминания остались от саги о Штирлице.

Тут Емельяновы принялись дурачиться, вспоминая сцены боёв с «фрицами».

— Аларм! Аларм! Партизанен! Шайсе! — подделывал испуганные голоса Старшой.

Егор некоторое время имитировал звуки автоматных очередей и взрывов, потом сурово приказал:

— Хэнде хох, херр офицер!

— Нихт шиссен! Их бин сдавайсья, — жалобно запричитал Иван, корча испуганную рожу и поднимая руки вверх.

Подслушивавший под дверью Полкан отнял ухо от скважины и удовлетворённо пробормотал:

— Ссорится немчура. Наверное, послы боятся, что по пьяной лавочке выболтали государственные секреты. Это мне на руку.

Боялин мерзко хихикнул, но тут же скривился — в больной голове будто колокол ударил.

А настроение дембелей потихоньку улучшалось. Они надеялись на помощь Скипидарьи.

— Должно же нам повезти, — сказал ефрейтор.

Иван промолчал. Не Егору говорить о везении.

Вскоре в гостевые покои явился слуга, шустрый паренёк лет шестнадцати, и позвал на трапезу. Есть совершенно не хотелось, но не откажешься же!

— Проходите, гостюшки иноземные! — радушно пророкотал Полкан.

Он уже пришёл в норму, и близнецы ему, естественно, позавидовали.

— Мы, счастливые жители Тянитолкаева, владеем секретом опохмела, — похвастался Люлякин-Бабский. — Прошу принять по стаканчику. Сие есть рассол на живой воде.

И действительно — сделав по паре глотков, Иван да Егор почувствовали, как стремительно проходит ломота в теле, гул в голове и прочие неприятные явления.

— Ух, — выдохнул Старшой. — У нас такого нету.

Полкан поднял указательный палец:

— Вот то-то и оно! А мы можем поставлять волшебный напиток бочками. В знак искренней дружбы я дарю вам лично по большому кувшину. Кстати, насколько я знаю, вы прибыли налегке. К несчастью, на дорогах орудуют разбойники. Моими стараниями Тянитолкаевское княжество избавилось от лихих людей, но соседи пока не справились с этой напастью. Неужели вас ограбили в пути?

Егор, как всегда, промолчал, а Иван ответил чистую правду:

— Так получилось, что нас выпихнули под откос, а все наши вещи поехали дальше.

— О, проклятые разбойники! — сокрушённо возопил боялин. — А ведь природа нашего края сурова... Позвольте от чистого сердца вручить вам по замечательному плащу.

«Во прёт! Чего бы ещё выбить из дяденьки спонсора?» — подумал Старшой.

«Какой добрый человек», — умилился Емельянов-младший.

«Задарю их в пух и прах. Тогда они у меня вот где будут». — Полкан сжал кулак.

— А теперь прошу к столу, — сказал он. — Правильное питание залог доброго здоровьичка.

Глава четвёртая,

в коей близнецы обретают цель,

а местная знать делает сильные ходы

Бойся делать, а сделав, не бойся.

Чингисхан

Пророк и власть. Власть и пророк. Сколько раз правители пытались влиять на провидцев и гадалок, прикормить или запугать их. Напрасная трата времени. Через пророков говорит судьба, а её-то как раз не приручишь.

Покорные Перуну старики и кроткие служительницы Мокоши не боятся ни княжеского гнева, ни боялского кнута. Мудрые властители держат прорицателей на расстоянии. Слабые и глупые — приближают к себе. Трусливые и бесчестные — убивают.

Князь Световар старался не замечать гадалку Скипидарью.

Боялин Люлякин-Бабский бабку побаивался, но трогать не мог, ибо пророк — достояние народное. Он как воздух, вода и земля — для всех. Поди-ка отними у людей воздух.

Но порой пути Полкана и Скипидарьи всё же пересекались. Вот и в похмельное утро заглянул к старушке парубок из личной охраны боялина, юный да разумный Малафей.

Брякнул в мокрый от дождя колоколец. Стал ждать, прячась под капюшоном. Гадалка отворила.

— Здравствовать те многие лета, бабушка, — почтительно склонился посыльный.

— И ты живи долго и не болеючи, Малафей, — ответила Скипидарья. — Ладно ль твоя матушка себя чувствует?

— Благодарю, хорошо.

Старуха сверкнула гневными очами:

— Не ври мне, дитя неразумное! Ты у неё когда в последний раз был?

Парень потупился.

— Знаю, чего пришёл, — проворчала гадалка. — Передай, что они обратились ко мне за советом, как лучше домой вернуться. И всё.

— Спасибо, бабушка, — поклонился Малафей.

— Не на чем, глупый. Тебя от боялского гнева уберегаю. Самому бы Полкашке ничего не сказала. Ступай, некогда мне.

На том и расстались. Старушка продолжила рыться в древних книгах, а Малафей поспешил с докладом к Люлякину-Бабскому.

Посыльному пришлось подождать: сначала боялин почивал, потом изволил трапезничать с немчурийскими гостями, затем принимал охотников. Всё-таки проблема дракона тоже требовала решения. Малафей парился под дверью залы, где по обыкновению проводил важные встречи Полкан.

Трое княжеских охотников-следопытов держали ответ перед боялином.

— Рассказывайте, что разведали о драконе, — велел Люлякин-Бабский.

— Змей воистину огромен, — откашлявшись, начал первый следопыт, немолодой бородатый дядька.

— А огнём пышет, моё вам почтение, — добавил второй, парень-здоровяк. Его лицо пересекал шрам, полученный в поединке с медведем.

— Не летуч, — сказал самый юный да щуплый.

— Так значит, вы его наконец-то увидели? — спросил боялин.

До сего момента никому не удавалось засечь дракона, хотя повсюду в окрестностях Тянитолкаева встречались его следы: отпечатки лап, выжженные полоски леса, поваленные и обглоданные наголо деревья. Крестьяне слышали леденящий душу рык и довольную раскатистую отрыжку. Позже мужики нашли полупереваренные скелеты коров, лосей и живности поменьше, включая человека.

Народ роптал, поползли слухи, дескать, змей невидим. Настроение тянитолкайцев приближалось к отметке панического. Драконы в последние века вообще стали редкостью, отвык люд, а тут ещё и такая неопределённость. Власти княжества понимали, что миф о невидимости следовало развенчать как можно скорее. Правда, пока не получалось. Вот почему в вопросе Люлякина-Бабского сквозила плохо замаскированная надежда.

Охотники смутились, но ответили почти хором:

— Нет, твоё боялское величие, не встретился нам змеюка поганый.

Полкан стукнул кулаком по ладони: