Лесная дорога

А на полках выстроились в ряд головы. Идеальная сохранность, словно с утра отпилили. Большие и маленькие, мохнатые, чешуйчатые и голые, с рогами, с клыками и без. Под каждой головой висела табличка с литенским и простонародным названиями нечисти, у коей был изъят сей важный орган. Разнообразие подавляло, повергало в восторг, изумление и оцепенение. Передо мной красовалось содержимое абиологической энциклопедии средней руки.

Девушка на лестнице полировала тряпочкой одну из голов. Буро-зелёную, чешуйчатую, клыкастую. Темняк-трупоед, тварь преядовитая, достаточно коснуться зубов, и...

Рука неизвестной скользнула к пасти. Времени на размышления не было, резким жестом я вызвал "вихрепилу". Хрустнуло дерево, на землю со стуком упали обломки лестницы. Незнакомка приземлилась беззвучно-профессионально, в полёте успев развернуться и принять боевую стойку: меч (откуда?!) в левой руке, "зеркало" в правой.

— С ума сошёл, некромант? — деловито осведомилась она.

— Я... рефлекторно, — растерянно ответил я, — Темняк же... ядовитый.

— У меня всё обезврежено, — уже вполне мирно сказала Лека, — Прошу прощения за фамильярность, господин некромант. Я тоже... рефлекторно.

— Может, перейдём на "ты"?

— По какому поводу ты сюда приехал?

Я спешился.

— Возвращался в Стреленск из Рунсона, случайно завернул... Не знал, что ты здесь живёшь, — Лека с задумчивым видом смотрела мне за спину. Удостоверившись, что там всего лишь Шелис, я добавил, — А это мой практикант.

Лека прищурилась:

— У тебя же другие были.

— К счастью, действительно "были". Пришлось взять ещё одного. Очень славный парнишка, к хулиганству не склонен, за деревню можно не беспокоиться. Кстати, у него...

— Ты что, бездельник, в некроманты подался?

— Нет!!! Магистр, скажите, что я не некромант! Пожалуйста!

— Он не некромант, — послушно сказал я, — Стихийник, полный маг. Стечение обстоятельств... я тебе потом расскажу, — тут меня осенило, — Слушай, ты ведь хорошо разбираешься в травах. У мальчика была навеянная лихорадка, и до сих пор кашель, сумеешь снять?

— Конечно... Так, некромант. Мой дом в конце деревни по этой стороне, он подписан — узнаешь. Но учти, конюшни у меня нет. И кто-то должен заплатить Янусю за сломанную лестницу, — Лека ткнула пальцем в дверь корчмы, — А раз сломал ты, ты и плати. Шелис, идём, я тебе синевики заварю. Неужели восьмая степень?!

Я же его не представлял! Так... кажется, таинственный "учитель", якобы съеденный краснозубом, жив и по сей день. Это (в отличие от здравствующей крестьянки-матери) действительно стоит скрывать: вёска за сбор,5 в Школу досрочно не приняли бы.

Корчмаря Януся, похоже, совсем недавно называли Янеком. По виду он и сейчас был Янеком: молодой парень едва ли за двадцать. За разговором он наблюдал из окна, так что, объясняться не пришлось (и то хорошо — не представляю, как бы я объяснялся...). Монета в полсбора примирила Януся с утратой лестницы, а ещё за вёску он согласился на недельку приютить Лиса с Рысёнком.

— А что, нечисть эта давно висит?

— То смотря какая. Первую башку приколотили — я ещё от гусей прятался, — ухмыльнулся Янусь, — Вон, гляньте, ratea sonumari. А последнюю вчера, latis nersa.

Если бы не "латис" вместо "латеис", произношение корчмаря было бы идеальным.

Куда я заехал?!

— Весёлая у вас магичка.

— Да не. Она не магичка, она... вроде рыцаря, — простодушно сообщил парень, — Колдовать не умеет, а мечом владеет отменно, с любой нечистью справится.

— Мечом? С любой?

Янусь заметно покраснел.

— Из лесных тварей, какие наведывались, с любой, — поправился он.

Я понимал, почему абиолог обманывает доверчивых селян, притворяясь, будто она "вроде рыцаря". Рыцарь не должен исцелять чёрную лихорадку (единственное лекарство — цветки адильского кактуса, растущего исключительно в пустыне Унчан материка Чоншу). Рыцарю не требуется снимать порчу с бездельника, которому в детстве всё позволяли, а теперь никто, кроме кривой Таськи, в жёны не идёт, да и той откупное давай. Не нужно навевать удачу, превозмогая третью аксиому Лайтимы (гласящую, что удача эфин-коррекции не подвержена). Не приходится менять погоду (сдав дисциплины стихийной магии на два и торжественно утопив конспекты в Выпускницкой Огнеяме). Незачем сочинять предсказания (ну где вы видели абиолога со способностью к предсказаниям?!) и внушать сборщику податей, что медный летник — это бронзовая вёска...

Словом, "под лунами найдёшь причин немало" абиологу представиться рыцарем.

А вот причин деревенскому мальчишке изучать литен я не вижу...

Жабинка изнутри оказалась не хуже, чем с краю: нет-нет, да встретится по-шерски разноцветный дом. Жилище Леки не подвело: светло-коричневое, с резными жёлтыми наличниками и застеклёнными окнами, с дверью, старательно разрисованной плющом и папоротником (знак мага восьмой степени затерялся в левом верхнем углу — эфин заметишь). С типично стреленской прихожей: тростниковый коврик на полу, рукомойник справа от входа, полочка для обуви, резной шкаф, зеркало... только светильника с огневиком не хватает.

Комната была похожа на прихожую не больше, чем витха "Стрела, улетевшая в рассвет" на трактир "Голова Берислава". Сложный узор на стенах и потолке, плетеная мебель, окна из зачарованного шерского стекла-"незаглядки".

Практикант, вымытый и закутанный в одеяло, полулежал на диванчике и одной рукой держал чашку с чем-то дымящимся. Лека сидела в кресле:

— Проходи, — сказала она, — Ничего опасного, недолеченный бронхит, справлюсь за пару дней.

— А ты говорил — "краснозуб съел", — укоризненно заметил я.

Шелис потупился.

— Кого? — уточнила Лека.

— Полагаю, тебя. Это ты — его учитель-абиолог?

— Шелис, ты что... так прямо и сказал?

Шелис пробормотал что-то невнятное.

— Тебе не стыдно? Чему я тебя учила?! Надо было сказать "но однажды он встретился с краснозубом...", — и Лека с неописуемо грустным видом развела руками, — Я думала, ты ушёл потому, что всему научился. Кажется, напрасно.

Какие-то странные отношения.

И потом... выговор (пусть даже по непонятному поводу) не делают с таким лицом! Лека смотрела на Шелиса, словно шер на личное дерево.

— Нищая крестьянская семья, — сказал я потолку.

— Шелис?

Неужели угадал?

— Родители умерли от чёрной лихорадки.

— Шелис, ты и это говорил прямым текстом? — с ударением на "это" переспросила Лека.

Шелис вздохнул.

Лека картинно схватилась за голову.

— А если бы случайно вышел сглаз-навев?! Я-то легко отведу, а отец чем виноват?

— Как, ещё и отец есть?

— Насколько я слышала, все опыты по бесполому размножению человека провалились, — с ехидной улыбочкой ответила Лека.

— Нет, я понимаю... я имел в виду — здесь.

— Зачем — здесь? — Шелис и Лека уставились на меня с одинаково недоуменными лицами.

— Не знаю... для воспитания, — растерялся я.

— Никакой отец для воспитания не нужен, — уверенно заявил Шелис.

— Человеку достаточно одного толкового родителя, — вторила Лека.

А это хорошо. Мне он тоже не нужен.

Умывальная комната была прекрасна.

Горячая и холодная вода (мощность нагревателя — три жар-камня), "дождик", тейквет (он же "ирксская прачка", устройство для стирки с магическим самокрутом), четыре полки аумилловских кремов, шампуней и смесей для купания, мыло нескольких сортов (для разнообразия — от "Лаон Шелл"), большая кедровая ванна. Светильник с огневиком, "фиалковая" плитка на полу и стенах...

Забравшись в воду, я задумался — как Лека ухитрилась устроиться в деревне с таким комфортом? Да, магу по силам соорудить водопровод и систему очистки (особенно, если есть деньги на редкие минералы, ирксские механизмы, шерскую косметику и наём рабочих). Но одно дело — башня на отшибе, где и вправду можно творить что хочешь, от канализации до "кровавой капели" по седьмым числам, и другое — процветающая деревня. Куда соседи-то смотрят?

— У меня все смотрят куда надо, — с готовностью объяснила абиологичка.

Мы сидели в первой комнате6 — Лека в кресле, я на диванчике. Шелиса отправили спать. Передо мной стоял кувшин лёгкого расслабляющего зелья.

— ...то есть, куда угодно, лишь бы не на меня. Не сплетничают, не следят, не замечают, что я не старюсь... пока не замечают.

— Как тебе удаётся поддерживать долгий отвод внимания? Ведь квадратичная зависимость...

— А зачем отводить внимание, когда можно зачаровать? Или проклясть?

— Затем, что просчитать все последствия такого проклятия сумеет разве что Арвешше Снежный или...

— Я, — с улыбочкой закончила Лека известную поговорку.

— А, ну да.

Честно говоря, я сомневался до последнего. Знал, что должно быть, но немного не верил. На портрете в "Магическом Обозрении" красовалась мраморная статуя со строгим лицом, сложной причёской "водопад" и амулетами из дальшских изумрудов поверх шёлкового халата. А передо мной сидела симпатичная насмешница в простой льняной одежде. Коса до пояса, вздёрнутый носик, три висюльки из коры (вообще не волшебные), босые ноги... и это Leka las Inova, Лека Госпожа Сна, лауреат премии Трилистника и автор заклинаний на крови?!

Хотя... кто бы удивлялся! Меня тоже любят обзывать "живой легендой", "интуитивным некромантом" и тому подобными нелепыми словосочетаниями. И тоже удивляются при встрече — что ж я, такой-сякой, на портрет в учебнике некроанализа для восьмого курса не похож (а что, с позволения сказать, "нарисовано" в книге по истории магии!).

— Всё это не слишком сложно. Большинство людей хотят видеть то, что удобно видеть, и если легонько подтолкнуть, они и не посмотрят в ненужную сторону.

— А мне показалось, твои соседки любят сплетничать.

— Да, но о чём? Соседки с удовольствием обсудят то, что у Вирены сынок-то удрал, не сумев понять, что он вырос и ушёл... я думала, что вырос, — в последних словах мне померещилась насмешка, — Соседки обсудят иллюзорную, понятную Вирену. Не меня.

— Странно, что Шелиса-мага увидели...

Мне досталась ещё одна ехидная улыбка:

— Поверь на слово, некромант, чётырёхлетнего мага со свободным запасом больше твоего полного в сундук не спрячешь.

Я удивился и пустился в расспросы.

...Лека была очень слабым магом. Сидя рядом, я не чувствовал и тени способностей, даже фонового дрожания полей. К тому же, ползапаса женщины ушло на постоянную защиту.

...У Леки была очень сильная постоянная защита. Я попросил разрешения и посмотрел сквозь "хрусталик" — серебристая муть, контур плавится, теряются очертания фигуры. Как следствие, в "свободном запасе" у Леки оставалось четыреста семьдесят восемь — пятьсот шестнадцать нисов. Она привыкла к этому со школьных времён...

— Но этого едва хватит, чтобы защитить степень! — ошеломлённо воскликнул я.

Лека не обиделась:

— Да. Я из "мышей", некромант. Заучка, и всё такое. Свободный диплом.

Свободный диплом школы дают только идиотам, которых эфин пристроишь. А если пристроить и удастся, то отвечать за трудовую деятельность распределённого не хочется.

Но... как? Автор "зеркала Линовой" — бесталанная троечница?!

— У автора "зеркала Линовой" были некоторые... странные способности. Приятели ещё удивлялись... но в Общей Школе Љ1 магию крови изучали разве что на истории, и странные способности остались на уровне мелких пакостей...

— Не только в Общей, — ввернул я.

"Живая магия", она же "магия листьев" ("эМэЛька"), она же "магия крови" — удел виртуозов и знахарей-самоучек. Воплощённая элементарность. Знаний не нужно. Получение энергии из собственной крови для большинства неопределённых — интуитивное действие, и заклинания, основанные на необработанной "живой" энергии даются легче других.

Вот только подъём в эМэЛьке больше похож на отвесный утёс, чем на метафорические пандусы и лесенки из других дисциплин. Всё, что не попадает в категорию "примитивные чары", требует нешуточных теоретических знаний, плюс история, лингвистика, естественные науки и умение плясать на руках. Высшие заклинания эМэЛьки практически недоступны: к тому времени, как маг (давно не ученик) доберётся до нужного уровня, он уже изрядно трансформирован. А чтобы взять энергию из живой крови, нужна живая кровь, но никак не "раствор семнадцати неорганических соединений".

То же "зеркало Линовой": 16 нисов классикой — но чтобы хватило номинала, требуются хорошая растяжка пальцев, быстрота движений и никаких эфин-модификаций организма до четвёртой оболочки включительно. Ах, не можешь развести средний с указательным на сто восемьдесят градусов? Восемьсот нисов. Скорости недостаёт? Тысяча шестьсот. Раз в год гуляешь в грани зазеркалья? Две тысячи. Мысли читаешь? Приятель, не с твоим запасом этот щит ставить, иди, предскажи что-нибудь...

Преподавать эМэЛьку в школах нет смысла. И учителей.

— ...чтобы получить девятую степень, автору "зеркала Линовой" понадобилось полкатушки.

— А восьмую?

— Лет десять.

Я прибавил то и другое к двадцати одному (вышло заметно больше тридцати пяти), и зарёкся что бы то ни было предполагать в отношении Госпожи Сна. Всё равно ошибусь. Видимо, проклятие действует не только на соседей.

Тут я сообразил, что снова предполагаю.

— Исключено. Чары очень слабые (вряд ли подействуют на мага), и завязаны на область проживания. Сам разбирайся со своим воображением, некромант.

— Почему бы тебе не называть меня по имени?

— Почему бы тебе не назвать имя?

— Эльсиделл.

Изумлённый взгляд.

Началось. Ну, попадись мне иллюстратор учебника "Новейшей Истории Магии"! На портрете меня здорово приукрасили: вместо маленького, худенького, бледного светлоглазого человека изобразили высокий, обтянутый белоснежной кожей скелет со сверкающими нефритовыми радужками. Наряд и причёску почему-то оставили. Скелету не шло — и получалось, что меня наградили дурным вкусом в придачу к трансформациям.

— Как?! — между тем, переспросила Лека.

— Эльсиделл...

— Это что же... aelsee-dell? "Безголовый"?!

— Не "безголовый", а "Лишённый головы".

— То есть, безголовый. Нет, некромант. По такому имени я тебя называть не стану.

— Почему?

— Потому что это не имя, а дразнилка.

— Вовсе нет. Это имя, и оно означает, что я бываю способен на странные выходки.

— Некромант, что бы там ни подразумевалось, "эльси делл" означает "безголовый". А безголовый — это дразнилка.

— Лека, это комплимент! Дразнить меня пытались всего один раз...

...после чего дразнивший раз и навсегда уяснил, что крестьянское происхождение — как бы ни любили бродячие певцы этот сюжет — вовсе не гарантия магического превосходства.

— Некромант, школьные прозвища не всегда становятся хорошими именами, иногда их лучше просто выбросить. "Безголовый", что бы там ни подразумевали твои однокурсники, — дразнилка. Я не твоя однокурсница, меня не касается то, что они подразумевали, и повода тебя обзывать ты не давал.