Привет, любимая!

Только я об этом подумала, как за спиной вдалеке послышался звук мотора. И вовсе мне не казалось, что это Мишкин мотоцикл. Однако береженого бог бережет.

Высокая трава гостеприимно приняла меня и сомкнулась за моей спиной. Ну, надо же. Ведь есть у меня интуиция. Это действительно Рыжий. Наверное, ему Олег сказал, где меня искать.

Мишка доехал до перелеска и повернул обратно. Меня не заметил. Я подождала, пока этот лихач скроется из виду и выползла из травы на тропинку. Теперь-то доберусь до станции без помех. Последний раз оглянулась на деревню. Крыши домов растворялись в сиреневатой дымке. Вздохнула. И чего дурю? Но переломила свое настроение и зашагала к перелеску.

...Здесь идти стало легче. Не палило солнце. Пели птицы. Воздух был свеж. Дорожка благополучно довела меня почти до самой станции. Вот именно, что почти. У последнего поворота я увидела Мишку. На мотоцикле.

Бежать! Немедленно! Чемодан с сумкой бросить и бежать! Назад! В кусты! Куда угодно!

Мишка перекинул ногу через седло, спрыгнул на землю и, нахально улыбаясь, спросил:

— Удираешь? Не хочешь решать свои проблемы?

— Это ваши проблемы, не мои.

Я хотела обойти Мишку вместе с его "Явой", увы — не получилось. Он вырвал у меня из рук и чемодан, и сумку. Швырнул их на землю. Крепко сжал мне запястье правой руки.

— Ты никуда не поедешь.

— Поеду, Миша. Меня даже локомотив не остановит.

— Нет, не поедешь.

Мы стояли друг против друга и оба гневно сверкали глазами.

— Как ты меня выследил? Тебе Олег сказал, да?

— Олег? — удивился Мишка, не отпуская мою руку, — Олег сказал, что не видел тебя с вечера. А он видел?

Кажется, Рыжий просто рассвирепел. Пока спокоен, но через пару секунд взорвется. Вот это темперамент!

— Какое твое дело?

— А мне до всего есть дело

— Значит, веночки ты мне ночью подкинул? — я сразу вспомнила, где сейчас лежат эти веночки.

— Я, — самодовольно сознался Мишка.

— И платочек — ты?

— Какой платочек?

— Беленький, кружевной...

— Нет, не я, — растерялся Рыжий. — Наверное, это Толик. Я как-то у него такой видел. Решил, у него с головой плохо. А с какой это стати ты раздариваешь всем мужикам подряд свои кружевные платочки?

Ревнует? Хм. Интересно, какое у него на это право? На мой взгляд, никакого.

— По-моему, с головой плохо не только у Толика, но и у тебя, Мишенька. Вам обоим надо лечиться. А мне надо в город.

— Опять за свое? — спокойно удивился Мишка. — Сказал же: никуда не едешь.

Мне надоело препираться. Легко ведь и на электричку опоздать. Потому я рванулась изо всех сил. Бесполезно. Теперь он схватился за меня двумя руками.

— Убери руки, Рыжий!

Он отрицательно покачал головой.

Я сделала попытку протаранить эту гору мускулов. Кусалась, брыкалась. Все попытки закончились плачевно. Он, точно клещами, зажал мою шею согнутой в локте рукой. Больно-то как! А дальше... наверное, земля разверзлась у меня под ногами. Не было нежности, как тогда, в лесу. Не было и страсти, как на опушке. Была одна ярость. Мишкины губы даже не обжигали — жгли, как уголья. И не волна нас мягко несла на себе, а свирепая махина цунами подбрасывала и швыряла. И, все равно, — лучше этого ничего у меня в жизни не случалось. Я готова была простоять так полгода.

Наконец поцелуй иссяк. Не хватало воздуха. Мишка посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил:

— Ты и теперь считаешь, что тебе надо уехать?

Я молчала. А что я могла сказать? Срочно возникла необходимость поправить блузку. Она выбилась из юбки и расстегнулась.

— Ты не ответила!

— Отпусти. Я приведу себя в порядок и отвечу тебе.

— Мне больше нравится, когда ты в беспорядке, — пробормотал он и нехотя разжал руки. Дыхание и у меня, и у него восстанавливалось с трудом. А у меня еще дрожали руки, и блузка никак не застегивалась.

— Ну, — потребовал этот проходимец. — Я жду!

— Мне не из чего было выбирать...

— То есть, как?

— Один оказался трусом, другой — предателем.

Рыжий растерянно и оскорблено посмотрел на меня.

— Ты — змея, Алька! Ты просто змея! Кого я предал? Тебя? И когда же?

— А в тот самый вечер, после леса.

— Что? Я уже и с друзьями не могу поболтать?

— Ты сам знаешь, что дело не в этом. Дело в том, что... Дело в...

— В Олеге, — перебил он меня. — Конечно! Как я сразу не догадался? Мы любим труса!

— Да, он — трус! — я закусила губу и попыталась сосредоточиться, дабы поточней сформулировать свои чувства.

Мишка не дождался. Внимательно посмотрел на меня и махнул рукой:

— Уезжай. И, дай нам бог, никогда больше не встретиться. Ты настоящая змея.

— Давай, плюну тебе в рожу? — взвилась я. — Говорят, змеиный яд помогает!

Схватила свои баулы и бегом бросилась к станции.

* * *

Весь август я была невменяемой. Кидалась на друзей и знакомых, как цепная псина. В сентябре стало легче. Немного отвлекала школа. Одноклассники от меня быстро отстали. Зато классная прицепилась: расскажи да расскажи, что происходит? Как будто это ее дело. Я терпела, терпела, наконец нахамила ей так, что меня вызывали к директору. Ничего. Обошлось. Зато больше никто не приставал и не лез в душу. Действительно, надо же человеку прийти в себя?

Приходила в себя я долго и трудно. Днем мне за каждым углом мерещился Олег. Вспоминала я его таким, каким видела в последний раз — осунувшимся и серьезным. Попытки отделаться от надоедливого образа оставались безуспешными. А по ночам я сгорала от желания быть с Рыжим. Каждая клеточка моего тела помнила его. Память постоянно подбрасывала цветные картинки: вот мы у родника, вот он гонит по деревне на своей "Яве", вот мы у станции... Эта раздвоенность терзала меня больше всего. Хотелось физической близости. Причем, только с одним единственным человеком... Но ведь без Олега я тоже не могу. Или могу? Нет, я безнадежно испорчена и развратна. Я просто извращенка и шлюха. И в кого только я такая уродилась? Сон и аппетит пропали бесследно. В школе появились неразрешимые проблемы: вместо пятерок — тройки, вместо благодарностей — постоянные вызовы отца к учителям. Я даже прогуливать начала. Отец только всплескивал руками и ужасался. Еще бы! Выпускной класс. А я продолжала изводить себя. В наказание за свою испорченность лишила себя всех удовольствий, сидела дома. Мне было стыдно смотреть в лица знакомых. Постоянно казалось, что они про меня все знают. Так и шло. Моя душа стала примиряться с моей развратностью.

Однажды вечером, в середине октября, раздался неожиданный, непривычно длинный звонок в дверь. Папа как раз отбыл в одну из своих обычных недельных командировок. Я только вторые сутки наслаждалась полным одиночеством и оказалась страшно недовольна тем, что его пытаются нарушить.

На улице весь день лил проливной дождь. К вечеру он уже не лил, а хлестал. И кого это нелегкая в такую погоду принесла? Могут нагрянуть одноклассники. Чем черт не шутит перед контрольной по химии? С этим предметом отношения у меня оставались приятельскими и сейчас. Я вздохнула, накинула на плечи пуховый платок и пошла открывать дверь.

На пороге стоял Рыжий. Я сделала отчаянную попытку захлопнуть дверь. Но он расхохотался и встал в дверном проеме, почти загородив его.

— Иного от тебя ждать не приходится, Алечка. Ты — в своем репертуаре!

Светлые с рыжинкой волосы его слиплись в сосульки. С модной кожаной куртки — такая редкость! — стекали целые ручейки дождевой воды. На джинсах — огромные мокрые пятна.

Подумать только! Среди моих знакомых никто не мог себе позволить так одеваться. А он всю эту роскошь заляпал. На мотоцикле ехал сюда, что ли? Вон, весь правый бок в ошметках грязи. Н-да... Мокрый и грязный. Зато глаза — сияют, как солнце.

— Ну, привет, любимая!

— Здравствуй, — сухо сказала я. — Зачем приехал?

— Сначала в дом пусти.

— Нечего тебе тут делать!

Он нахмурился, поднял руку и провел пальцами по моей щеке. Я отдернула голову, тем не менее сердце так и заходило ходуном.

Мишка заметил мою реакцию и тихо рассмеялся:

— Понимаешь, Алечка, нужно все-таки решить вопрос.

— Ничего не нужно решать. Все давно решено.

— А вот тут ты ошибаешься, — он ласково усмехнулся. — Олег стал выпивать. Наверное, с горя. А я сел горькую думу думати. И додумался-таки до одной мудрой вещи.

— Меня это не интересует. И не касается.

— Очень даже касается. Сейчас я тебе эту мысль изложу.

Он на секунду замолк, а затем торжественно продолжил:

— В вопросах жизни и смерти нельзя доверять решение женщине. Она обязательно ошибется.

Его менторский тон одновременно и раздражал, и веселил. Вот дурак! На что он, интересно, надеется? Сейчас я его выставлю. Но вместо этого услышала свой голос:

— Как ты меня нашел?

— Твоя любезная тетушка дала адрес. Из того же информированного источника знаю, что твой батюшка вчера отбыл в командировку.

— А это ты как из нее вытянул?

— Мое обаяние безгранично, — глаза его сверкнули небесной синью. — Ни одна женщина в возрасте от трех месяцев до восьмидесяти лет устоять не может.

Конечно. Одни твои веснушки чего стоят! И эти светлые кудри! И чертики в голубых глазах!

В этот момент по лестнице спускалась соседка с четвертого этажа. Почему-то слишком внимательно присматривалась к нам. Меня её любопытство отрезвило моментально. Рыжий тоже замолчал. Подождал, пока внизу, в подъезде хлопнет входная дверь. А потом неожиданно и резко толкнул меня рукой в плечо. Я отлетела назад. Он быстро вошел в прихожую и решительно захлопнул за собой дверь.

— Ну вот, — удовлетворенно заметил он, — теперь нам никто не помешает.

— Не помешает в чем? — разозлилась я.

— Решать вопрос, кто тебе все-таки нужен? — ответил Рыжий и с силой притянул меня к себе. Он легко, одной рукой справился с моим отчаянным брыканьем, а другой — нашарил на стенке выключатель и погасил в прихожей свет.

— Ты ведь сама понимаешь, что так дальше нельзя, — шепнул Мишка, приближая ко мне свое лицо. — Нам же плохо друг без друга...

Мягкая волна, грозящая превратиться в цунами, подняла меня и понесла к неизвестному берегу.

ЧАСТЬ II

ПРИВЕТ, ЛЮБИМАЯ!

Я сидела в корыте и тихо мурлыкала от удовольствия. Несмотря на то, что лето было теплое, жары не предвиделось. Поэтому горячая вода доставляла наслаждение. Особенно по вечерам. Ходить в баню? Ходить в баню лень, да там и не понежишься. А что может быть лучше, чем расслабиться в горячей воде? Даже мысли мои сейчас текли неторопливо.

Жизнь в последнее время была ничего себе. Закончены два курса института. Отец нашел себе особу, с которой встречается на стороне и в дом не тащит. С тетей Ниной установились любовные отношения, тщательно прикрываемые руганью и ссорами. Но это обеим нравилось много больше, чем открытая дружба. И я все еще проводила свободное время в деревне. Беспокоило немного только теткино здоровье. Она стала прихварывать. И часто. Короче, никаких сложностей. Кроме одной. Со дня на день должен был вернуться из армии Рыжий...

Мишка стал для меня целым ворохом проблем. Начать с того, что я и сама не знала точно, как к нему отношусь. Не странно ли это? Когда-то не знала, что испытываю к Олегу. Теперь — к Мишке. Но с Олегом у нас ничего не было. А вот с Рыжим... Все равно. Демонстрировать шекспировскую любовь у меня не получалось. Сколько же из-за этого возникало неприятностей! Кроме того, Рыжий мне и опомниться не дал. Тогда. Три года назад. Трудно было представить себе, как мы с ним встретимся теперь. Все так изменилось.

За два года своей службы он ни разу не получил отпуска. Ехать же к нему я не могла. Не хватало денег. Да и он в письмах сурово приказывал мне сидеть дома. Приказы всегда вызывали у меня отвращение. Однако наткнуться после долгой и трудной дороги на хмурую физиономию и злобный вопрос: "Зачем ты здесь?" — не очень-то хотелось. Рыжий совершенно не переносил, когда я поступала вопреки его воле. Бесился и скандалил. Он не желал меня там видеть. Он испытывал свои чувства. Ну, пусть испытывает. Я ему не мешала. Тем не менее, на душе поскребывали кошки. И не только из-за того, что не поехала куда-то в Тмутаракань, за Иркутск, в таежный городок Ангарск-14, где Рыжий сторожил зеков. Вполне вероятен был крупный скандал из-за моего легкомыслия. Я позволяла появляться у себя дома Олегу. И городе, и в деревне. Он служил в городе при каком-то штабе. Получал увольнительные на каждую субботу с воскресеньем. В душе я слегка презирала Олега за активное пользование льготами. Хотя, то, что ему крупно повезло, было не его виной. Все равно. Мой Рыжий где-то отслуживает по полной программе, а у Олега — сплошные прогулки домой.

Олега привела ко мне Светка. Он и потом всегда приходил вместе со Светкой. Они чинно угощались чаем с вишневым вареньем, делились новостями, пели под гитару песни. Все протекало вполне благопристойно. Наверное, потому что Олег немного меня побаивался. Да и по натуре он был очень сдержанным человеком. Сидели они обычно часа три. Затем откланивались. Сначала я пыталась им объяснить, что не очень-то и нуждаюсь в их обществе. Потом эти слабые попытки были брошены. С некоторых пор у меня совсем не осталось друзей, и терять последних казалось обидным.

Мы со Светкой помирились. По ее инициативе. Она приехала ко мне сама, а в качестве примирительного подарка приволокла Олега, думая сделать мне приятное. Мишка в письме одобрил это восстановление отношений. Он иначе бы отнесся к эпохальному событию, знай, что вместе со Светкой на моем горизонте появился и ее брат. Но об этом я ничего не писала Рыжему. Пусть служит спокойно.

Прежней дружбы у нас не получилось. Теперь я просто молча терпела Светку. Ее непосредственность раздражала. И, кроме того, мой жизненный опыт с некоторых пор намного превосходил ее знание жизни. Наверное, я сочувствовала Светке. Она тоже училась в институте, но так и не завела себе там друзей. Вот я ее и жалела. Жалела и терпела. А в свою жизнь не пускала.

Папа с тетей Ниной не одобряли эти визиты. Понять их было можно. Нельзя было понять меня. Я и сама не понимала, почему не прикрываю эту "лавочку"? Вероятно, мне доставляло удовольствие видеть откровенную влюбленность Олега, которой он, к моему недоумению, не стеснялся и заявлял открытым текстом:

— Дураком был. Теперь поумнел. Мишке своего не уступлю.

Наверное, я мелко и недостойно мстила за прошлые переживания. Все может быть. Только эта ситуация меня искренне забавляла.

— Олег, — говорила я ему, — Сколько можно повторять, что я вышла замуж? За Мишку. Ты понимаешь? Я его жена.

— Ври больше! — хохотал Олег.

И Светка заливалась вместе с ним:

— Когда это вы успели?

Когда? Когда? Мало ли, когда? Все вам расскажи, покажи и дай попробовать. Обойдетесь. Это мои трудности.

— А если я не вру?

— Ну, подумаешь! Разведетесь.

Они мне не верили. Просто не хотели верить. А что-то доказывать я не считала нужным.

Один раз Светик все же засомневалась и, улучив минуту, тихо спросила: