Консерватория: мелодия твоего сердца

Секретарь бегло просмотрела исписанный проректорской рукой лист, встала и прошла к двери в кабинет начальника, после чего постучала и, не дожидаясь криков с той стороны, вошла.

— Лорд Двейн, к вам посетитель, — затем сделала знак девушке, что можно проходить, дождалась, пока та зайдет, после чего выла из кабинета, закрыв за собой двери.

Маркас Двейн бросил короткий взгляд на вошедшую, ожидая, что это будет очередная первокурсница с жалобной просьбой освободить ее от занятий физкультуры по причине хрупкого здоровья и еще более хрупкой душевной организации, и уже хотел снова вернуться к книге, чтобы хотя бы заложить закладку, как вдруг его лицо озарило узнавание, а вслед за ним и улыбка.

— Малышка Каэли!

— Мрак! — с лучезарной ответной улыбкой поприветствовала его вошедшая.

— О нет, неужели ты до сих пор не забыла это прозвище? — с мученической гримасой вопросил первый проректор, возводя глаза к потолку.

— Неужели у тебя есть повод заподозрить меня в старческом склерозе? — усмехнулась, прищурившись, девушка и демонстративно потрогала лицо пальцами, словно убеждаясь, что там нет морщин.

— Все такая же егоза, — констатировал мужчина, тщательно скрывая умиление во взгляде.

— Зато ты вон какой представительный, — улыбнулась Каэли и заняла кресло напротив стола, после чего спросила, — Значит, в стены консерватории снова попала слышащая?

— Так и есть, — подтвердил Маркас, мгновенно перестраиваясь в деловое русло. — Явление это редкое, и, как ты понимаешь, стационарных специалистов у нас нет.

Девушка понимающе усмехнулась. Ей, как никому другому было известно, что в слышащих всегда была нехватка, и почти все они состояли на службе у короны.

— Я бы хотел, чтобы ты приступила к занятиям как можно скорей, недавно у этой девочки начались проблемы с восприятием, а мэтр Муррей помочь ей ничем, увы, не может, — продолжил первый проректор.

— Раз уж я здесь, оттягивать знакомство мы не станем, — согласилась слышащая, — но сначала я хотела бы присмотреться к девушке в рутинной для нее обстановке. На каком она курсе?

— На втором.

— Отлично. Тогда урок физкультуры вполне подойдет.

Маркас не уловил логической связи между курсом и дисциплиной, но кивнул, по опыту зная, что связь все-таки имеется, хоть и неуловимая, да и с Каэли лучше изначально согласиться: все равно она поступит так, как посчитает нужным.

— Расписание висит на прежнем месте? — уточнила девушка, поднимаясь с кресла.

— Да, — кивнул Маркас и, предвосхищая вопрос, проинформировал. — Адерин Лори, исполнительский факультет.

— Спасибо, — улыбнулась Каэли, подмигнула и покинула кабинет, не прощаясь.

* * *

Оставив за спиной дверь закрытого кабинета, я отправилась не прямиком к мэтрессе Линдберг, а в столовую. Несмотря ни на что, мне не хотелось становиться инициатором распада ансамбля, все-таки, не я его организовывала, а преподаватель. Вот пусть преподаватель и проводит реорганизацию или воспитательную беседу на свое усмотрение. Придерживаясь такой точки зрения, я спокойно посвятила оставшееся время дня занятиям, так же как и весь следующий. На периферии сознания иногда мелькала мысль, что неплохо бы поставить мэтрессу в известность, но, напомнив себе, что именно я стала инициатором прекращения притирочного процесса, решила оставить это Грейнну Бойлу.

Упорядочив свое восприятие ситуации и не найдя в собственном поведении особых провинностей, на следующий день я отправилась на первую пару, которой значилась физкультура, с легкой душой и в прекрасном настроении. Его немало поддерживал тот факт, что в этот раз принимать грязевую ванну предстояло не мне.

Одногруппники подтягивались к стадиону бодрой трусцой, одногруппницы — неторопливым шагом время от времени поеживаясь. К моменту появления мэтра Дойла все были в сборе. Опоздавших на эту пару не бывало никогда: на наказания изощренный преподавательский ум был щедр и изобретателен.

Как и всегда, занятие начиналось с пробежки по периметру стадиона. Мэтр Дойл не ленился бегать с нами, хотя, я подозреваю, что исключительно для того, чтобы согнать утреннюю прохладу с еще сонных мышц и держать студентов в тонусе:

— Оллам Джир, переставляйте ноги живее, это разминка, а не променад. Оллема Шейса, следите за дыханием, еще пара фраз о прекрасной комплекции тылов оллама Гролда — и у вас заколет в боку.

От такой разминки уже в течение первого круга на роботу настраивались не только мышцы, но и мозги.

Уже заканчивая пробежку, я заметила одинокую фигурку, стоящую у натянутой между двумя столбами сетки. Отметив, что странно видеть на стадионе девушку в платье, я больше ничего не успела подумать, потому что мэтр Дойл, едва дав студентам отдышаться, задал нам направление в сторону турников.

Эти упражнения были у нас самыми любимыми: ребята пользовались случаем продемонстрировать собственную, как выражался преподаватель, комплекцию, девушки, чьи нормативы были гораздо меньше, наслаждались демонстрациями.

Полоса препятствий, как и всегда, оставалась напоследок. В конце полосы радушно поджидала паломников злополучная яма. Иногда мне казалось, что эта загустевшая лужа после принятия очередной визжащей жертвы как будто начинала маслянисто довольно блестеть. Благополучно добравшись до резервуара с алчуще-матовой жижей, я остановилась, как и остальные девчонки. Ребята уже прошли этот этап: для них он не был завершающим, их полоса была длиннее и разнообразней нашей раза в два.

— Итак, есть ли среди отважных оллем добровольцы? — с ироничной усмешкой произнес привычную фразу преподаватель, после чего окинул нас, сбившихся в стайку, делано ожидающим взглядом.

Конечно, добровольцев не было.

— Между прочим, как заявляют столичные медикусы, грязевые ванны полезны для цвета кожи, — усмехаясь продолжил мэтр Дойл. — Ну же, леди, в случае неудачи вас ждет всего лишь бесплатная, да к тому же полезная косметическая процедура.

Девушки вяло затоптались на месте. Больше по привычке, чем неосознанно желая спрятаться за спины подруг. Ко второму курсу мы уже точно знали, от этих цепких глаз и острого языка не спрячешься, как ни старайся.

— Пусть бы Лори шла. Должен же внешний вид соответствовать внутреннему, — послышался сдавленный шепот позади меня.

Я удивленно оглянулась. Обычно в момент истины девочки старались не то что не разговаривать, но и по сторонам особенно не глазеть, чтобы ненароком не подвернуться под легкую преподавательскую руку. В паре шагов от меня стояла Лиадейн с подругой, губы обеих старательно сдерживали улыбку.

— Раз добровольцев нет, значит, я назначу их сам. И сегодня через яму полезет... — мэтр Дойл обвел медленным взглядом замерших девушек, — оллема Лиадейн. Прошу вас, оллема.

По лицу 'везучей' одногруппницы пробежала судорога недовольства и брезгливости, но к яме она подошла уже с выражением полного безразличия. Опустившись на корточки, она ухватилась за веревку, несколько раз переставила руки, в итоге растянувшись на хрупкой опоре. Короткое движение — и вот уже она висит, удерживаясь руками и ногами за раскачивающийся под ее весом нетолстый канат. Первая часть, ровно до середины ямы, была довольно простой и практически все ее проходили. А вот на этой самой середине поперек ямы была прикреплена доска, к которой цеплялся другой конец веревки. Не такая уж и широкая доска, чтобы обезопасить от падения в случае неосторожного движения. С усилием взобравшись на перекладину, Лиадейн постаралась стать как можно устойчивей и ожидающе взглянула на мэтра. Вот тут и начиналась самая сложная часть: к вертикальной конструкции, чем-то напоминавшей виселицу, была привязана другая веревка, конец которой мэтр кидал первому проходящему яму студенту или единственной 'счастливой' студентке . Парни этот этап проходили без проблем уже после месяца занятий, каждый прошедший передавал веревку последующему, а завершающий закреплял ее на столбе в форме буквы Г. Предполагалось, что оллема должна ухватиться за конец веревки и перебраться на другой край ямы как на тарзанке, но поймать узелок удавалось не каждой. В основном, пытаясь это сделать, счастливицы и оказывались в резервуаре с косметически-полезной жижей.

Этот раз не стал исключением: после нескольких бесполезных попыток Лиадейн, коротко взвизгнув, упала в яму. Жижа радостно облепила желанную гостью, невзирая на нескрываемое выражение брезгливости на лице той. Поднявшись, одногруппница сделала несколько шагов к левому краю ямы, к которому была прикреплена коротенькая веревочная лестница.

Остальные со смесью облегчения, брезгливости и жалости наблюдали, как девушка выбирается.

Вдруг наше внимание привлек чужой голос:

— Как интересно тут у вас проходят занятия. Ханлей, а вы сами-то не забыли, как проходить это препятствие?

Я повернулась на звук и увидела ту самую девушку в платье, чье присутствие на стадионе отметила еще во время разминочной пробежки. Девушка стояла у правого края ямы, сложив руки на груди, и иронично улыбалась.

— Сомневаетесь в моей профессиональной подготовке? — мэтр Дойл вскинул бровь. Как только зазвучал его голос, наши головы повернулись к нему.

— А мне стоит в ней усомниться? — с не меньшей иронией в голосе, чем в улыбке, отозвалась девушка.

— Настаиваете на демонстрации? — уголок губ преподавателя дрогнул то ли от сдерживаемой улыбки, то ли от скрытого гнева. Правда, на гнев было не очень похоже.

— Ничего не имею против нее, — пожала плечами его оппонентка.

— Что ж, так и быть. Но вам придется кинуть мне веревку, когда я буду на перекладине, — не став кочевряжиться, уступил мэтр.

— Так и быть, окажу вам эту маленькую любезность, — милостиво согласилась девушка, после чего обошла яму и приняла означенный предмет из рук преподавателя.

Мэтр Дойл хмыкнул и отправился к противоположной стороне ямы, где, сгрудившись настороженной кучкой, стояли мы, до этого синхронно переводившие взгляды с мэтра на девушку и обратно.

Преподаватель остановился у низкого колышка, к которому была привязана веревка, крепившаяся к перекладине, бросил взгляд на другую сторону и без единой заминки ступил на тонкий канат. Три метра пути над призывно блестящей жижей он преодолел за несколько секунд. Остановившись на перекладине, мужчина ожидающе посмотрел на ассистентку. Та абсолютно нейтральным выражением на лице бросила ему конец веревки, который он поймал без каких бы то ни было усилий. Мэтр Дойл перехватил веревку повыше и оттолкнулся от перекладины, но не вперед, а назад, чтобы взять больший разгон. Для чего, мы поняли, когда он уже почти добрался до твердой земли. За полметра до цели, он неожиданно отпустил веревку и, перекувыркнувшись через себя, приземлился на самый край, расставив руки в стороны, чтобы обрести равновесие. И в этот же момент, девушка, стоящая теперь прямо напротив него, посмотрела поверх его плеча прямо на нас расширенными от страха глазами и вскрикнула, прикрыв рот ладошкой. Повинуясь рефлексам, не до конца обретший равновесие мужчина, мгновенно обернулся, развернув корпус, оценил наши ошарашенные выражения лиц и завершил приземление на дне ямы в объятиях торжествующе хлюпнувшей 'косметологической' субстанции.

Девушка подошла к краю, оценивающе рассмотрела сидящего по пояс в грязи мужчину, дождалась, когда он поднимет взгляд на нее, иронично вздернула бровь, хмыкнула, после чего развернулась и направилась к дорожке, идущей от стадиона к главному корпусу.

Нам же досталось удовольствие наблюдать, как преподаватель медленно поднимается и выкарабкивается из ямы. Обтянутая штанами, пропитанными грязной жижей, 'комплекция тылов' преподавателя мгновенно привлекла всеобщее и большей частью восторженное внимание.

Выбравшись, мэтр Дойл пару секунд смотрел вслед неспешно удаляющейся девушке, после чего развернулся и, еще больше ошарашив нас искренне довольной улыбкой, объявил:

— На сегодня урок окончен.

Мы с однокурсницами недоуменно переглянулись, но задерживаться не стали, решив убраться с глаз мэтра Дойла, пока до него не добрался весь букет 'прелестных' ощущений.

* * *

За столиком самой дорогой ресторации городка, изучая меню, сидела молодая пара. В чудесный утонченный образ юной леди: идеально собранные в высокую прическу (трудами явно хорошего и дорогого мастера) светлые волосы, идеально сидящее прекрасное платье цвета брызг шампанского, подчеркивающее все достоинства хозяйки, и изысканный сапфировый гарнитур, оттеняющий чистую голубизну ее глаз, — не вписывалось только выражение аристократичекого лица: нахмуренные брови и закушенная губа.

— Лиадейн, солнце моей жизни, тебя явно что-то беспокоит, — мягко обратился к недовольной девушке спутник, сидящий напротив и лицезреющий эту картину уже добрую минуту.

Девушка перевела невидящий взгляд с листа бумаги на молодого человека. Ее лицо в ту же секунду разгладилось, мгновенно преобразившись, она улыбнулась и ответила:

— О нет, Слуагадхан, все в порядке.

— Но я же вижу, что не в порядке, — не отступился молодой человек, в его голосе появились нотки тревоги. — Скажи мне, свет мой, тебя кто-то обидел?

На скулах Слуагадхана Брогана заходили желваки, глаза сузились, без слов сообщая, что покусившемуся на хорошее настроение его леди несдобровать.

Лиадейн мягко улыбнулась. Она протянула руку и успокаивающе коснулась пальцами сжатого мужского кулака.

— Нет, все хорошо, правда. Меня никто не обидел.

Молодой человек заметно расслабился, но бдительности не потерял:

— Тогда отчего ты такая грустная сегодня?

— О, это ерунда. Девушки любят время от времени придавать значимость не стоящим ее внимания мелочам, — не особенно усердно отмахнулась оллема, что не осталось незамеченным.

— Свет мой, скажи мне, что отняло твой покой, я должен знать. Ведь это тревожит тебя, — проникновенно произнес Слуагадхан, глядя спутнице в глаза.

Выдержав паузу, студентка консерватории тяжело вздохнула и призналась:

— Все дело в том, право это просто глупости, что мне не дает покоя несправедливость. Ты же знаешь, я не терплю ее в любом виде. Не приемлю. Она отвратительна мне до глубины души, — молодой человек кивнул, подтверждая свою осведомленность о неприятии спутницей такого явления на уровне подкорки, — Так вот, она пустила свое семя и в моем учебном заведении. Моя одногруппница использует все доступные методы, чтобы добиваться желаемого. Ходят слухи, что она спит с кем-то из преподавателей, чтобы поддерживать свою успеваемость на существующем уровне. Конечно, ею многие интересуются. Но меня бы это не беспокоило, хотя такие методы, как ты знаешь, мне отвратительны, если бы в довершение ко всему она не обеспечила себе ансамбль с самым перспективным скрипачом нашего факультета. Я сама играю на скрипке и очень рассчитывала, что мне удастся убедить его подать заявку на ансамбль со мной, но когда подошла поговорить с ним, оказалось, что ему пару назначил преподаватель, и ею оказалась не кто иная, как Адерин Лори!

С каждым словом в голосе девушки все явственней сквозили гневные нотки. Остановившись, она выдохнула, постаралась успокоиться и продолжила, с усилием смягчая свой голос: