История С Продолжением

— Да нет. Если не знаешь...

— А им и не надо знать. Им и так хорошо. И вам было бы хорошо, если бы вы...

— Довольно, — отрезал Дзеди. — Мы это уже слышали и не хотим говориnbsp; Этот вопрос въелся в память Дзеди на долгие годы, и он никогда так и не смог забыть этой картины — Дени, сидящий на холодном полу "тима", обхвативший себя руками, голая лампочка под низким потолком, узкая полоска света из-под двери и отсвет, дальний отсвет живого огня, неизвестно откуда тут взявшийся, но играющий на лице, уже исхудавшем, но всё ещё таком живом лице Арти. "А он ведь знает, за что, — подумал Дзеди. — Всё он знает. И понял, что я догадался. Но он не хочет отвечать..."

ть об этом.

— Вы это слышали от меня, — сказал, вставая, человек. — Теперь услышите от других.

* * *

— Номер три, на выход!

Арти покорно поднялся с пола и поплёлся по коридору вслед за своим конвоиром. Он уже знал, что ему предстоит, и внутренне подготовился к тому, что его ожидало. Ему ещё повезло, его побаивались. Не то, что всех остальных. Он вспомнил, как выглядели Дзеди с Лином, когда их впервые привели из камеры номер девять после первого допроса. Дени первым бросился к ним навстречу...

— ...Что случилось? — выпалил он.

— Они нас били... — выдавил из себя Лин. — Плёткой... по очереди... били и спрашивали... Можешь догадаться, о чём.

— Ребята, помогите Лину, кто-нибудь, — попросил Дзеди. — Ему больше досталось, он начал с ними говорить...

— Понятно... Дзеди, посторонись.

Дзеди был в шоке. Он, когда прошёл первый порыв, стал с трудом отвечать на вопросы друзей, которые стремились хоть чем-то ему помочь. Никто и никогда не бил его по-настоящему (поединок Дзеди за какие-то побои не считал, да и было это всего один раз в его жизни), а тут... Это не было соревнование или просто честный бой. Их с Лином били методично, расчётливо, стремясь унизить, причинить боль, оскорбить. Надсмотрщиков, присутствовавших при сём действе, было трое, и упражнялись с плёткой они поочерёдно, сменяя друг друга. Пока один бил, двое других стояли рядом, покуривали, посмеивались, давали тому, кто "работал", полезные советы. Двое из надсмотрщиков были зеками, один — из солдат-срочников. Он охранял тех двух. Впрочем, ни Дзеди, ни Лин особой разницы между своими мучителями не заметили. Но была одна деталь, которая особенно поразила их обоих — полное отсутствие каких бы то ни было эмоций у людей, которые проводили экзекуцию. Ни гнева, ни злобы, ни радости. Равнодушие. Через час, когда всё кончилось, их спины были исполосованы вдоль и поперёк тупо саднящими рубцами, которые слабо кровоточили. Их обоих отвели обратно в "тим"... а через три часа разбудили и погнали в зал — начался этот двадцатичасовой "рабочий день". После него в девятую камеру повели Дени. Он пошёл с гордо поднятой головой, и вернулся точно так же, но когда дверь за ним закрылась, плечи его поникли, а в глазах заплясали, как пламя, искры страха. Все, хотя и чувствовали себя плоховато, поделились с ним энергией, через час-другой он уже не помнил о боли. А на следующий "день" его участь разделил Ноор. Затем — Арти. Затем — Дзеди, уже отдельно от Лина. Потом — Лин. И — по кругу. Без передышки.

— Арти, — спросил как-то Дзеди, когда они ложились спать, — зачем мы здесь? Я не к тому, что нам нужно бежать... или что-то вроде того, но... скажи мне, будь другом, есть ли во всём этом смысл? Предположим, мы не сдадимся, будем и дальше так молчать... но ведь это всё не может продолжаться до бесконечности, верно? Кто-то из нас должен быть в ответе за то, что происходит сейчас с остальными...

— Мне кажется, что отвечаю я, — сказал в ответ Арти. — Раньше у вас было право выбора, но решения, причём почти что все, принимал я, поэтому...

— Но начал всё это я, — ответил Дзеди. На лице его проступило страшное отчаяние, мука... и раскаяние. — Это я нашёл ту гряду, Арти. Это я предложил посмотреть, что там такое. Всё я... Это я послужил причиной. А теперь...

— Дзеди, ты забыл, что я тебе говорил про ответственность, — упрекнул его Арти, покачав головой, — никто, кроме вашей же совести, не держит вас здесь. А так... ты волен идти, куда тебе заблагорассудиться, я тебя и остальных не держу.

— Не могу я идти, — прошептал Дзеди. — Сам не знаю до конца, почему. Но не могу. Я должен...

...Арти шел, стараясь держаться прямо, хотя плечи так и норовили согнуться, ссутулиться. Охранник шёл поодаль. "Девятая", как они между собой стали называть пыточную камеру, располагалась в самом конце коридора, за "залом" десятого "тима". К слову сказать, на третьем подземном этаже находились "тимы" с седьмого по десятый, всего четыре. На втором и первом подземных этажах было по три "тима" и зала на каждом, плюс каптёрки для охраны. На четвёртом такой роскоши не имелось, зато имелось кое-что другое — например, люки резервуаров с серной кислотой. Резервуары эти были заглублены метров на двадцать и предназначались для тел погибших рабочих — это оказалось дешевле, чем вывозить тела и кремировать их. Раз в неделю со всех этажей к этим резервуарам совершали паломничество обитатели всех этажей. На армейских зелёных носилках останки сносились к двум люкам. Приходил фельдшер (о нём друзья только слышали, но ни разу за полгода не видели), проводил краткое освидетельствование, затем трупы укладывали на крышки, люди отходили в стороны, уполномоченный (из вольных) поворачивал неприметный рычаг, где-то далеко внизу раздавался слабый всплеск, и створки люков снова плотно сходились. До следующей недели. Никто не горел желанием подходить к этому месту в какой-нибудь другой день, кроме пятницы. Даже "рабочие" инстинктивно боялись этого места, причём до такой степени, что в непосредственной близости от него у них начинались судороги. Здесь даже стены пахли смертью, причём не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом. Запахи разлагающейся плоти и запах, правда, несколько рассеянный, но всё же ощутимый запах кислоты, создавали непередаваемую смесь. К счастью "девятая" находилась в противоположном конце коридора и запах туда не проникал. В "девятой" и без этого запаха хватало неприятных ощущений.

На этот раз мучителей было двое. Арти терпел боль молча, стоял прямо, на лице его не отражалось и тени страха. Это, видимо, злило избивающих, поскольку они старались во всю. "Если бы им позволили, они бы меня убили, — подумал Арти, — но пока им этого делать нельзя". Плётка вновь опустилась на его плечи. Он снова промолчал.

— Лицом к стене, сволочь, — приказал надсмотрщик, — и говори, давай. Или разучился? Напомню сейчас, как это делают...

Его огрели по спине палкой, это было тоже не в первый раз, но в прошлый били не так люто. Арти стало не по себе.

— Ты не очень... того, — попросил второй надсмотрщик. — Смотри, а то...

— Чё будет-то? — спросил первый.

— Сказали же, чтобы не очень...

— А плевал я, что сказали! — огрызнулся второй. — Если он заговорит, то нас досрочно...

— Это кого? — засмеялся первый. — Тебя, что ли? Память отшибло? Приговор свой забыл? Чё у тебя досрочно-то будет? Вышка твоя?

— А тебя ебёт, что будет? Как по мне, так этот урод вообще боли не чувствует. Мы его по-всякому, а он — ни слова...

— Может, они все такие? — спросил первый. — Они же все молчат.

— Ага. Партизаны. Да, — махнул рукой второй надсмотрщик, — я тоже, как меня на бану повязали, в партизана два дня играл. А кореши мои, суки...

— Душу не трави. Один что ли такой...

Арти слушал. Из этого разговора он вынес для себя нечто забавное — оказывается, эти подонки, надсмотрщики, люди не только подневольные, но и заранее обречённые. И что если у него и у его друзей есть пока какой-то, пусть маленький, шанс выжить, то у этих — нет. Вообще. От этой забавности ему стало немного не по себе, но вида он не подал.

— Ладно тебе, Серёга. Не гуди, — сказал первый надсмотрщик. — Ты не так смотри. Мы же живые, а? Для всех нас нет, и для ментов тоже нет. А мы — есть. На пару, глядишь, и сгоношим потом чего. И отсюда выйдем. Ты не дрейфь, Серый. Живые — и ладно.

"Мы — тоже живые, — подумал Арт. — И мы ещё посмотрим, кто кого переживёт".

— Хватит на сегодня, намахался я, — сказал первый надсмотрщик. — Повели, что ли?

— Давай, — согласился второй. — Эй, урод! — иначе они Арти и не называли. — Двигай, нелюдь! Жопой шевели, чего стоишь...

Арти только что позволил активизироваться центрам чувствительности (на время избиения он их просто отключил), поэтому шёл он медленно — тело болело, саднило. Надсмотрщик подтолкнул его, дверь "девятой" скрылась за поворотом коридора. Бетонные стены, серые, не крашенные, словно сдавливали и так небольшое пространство, оно становилось зрительно ещё меньше, невзрачнее. Под низким потолком через равные промежутки горели слабенькие лампочки, помещавшиеся в затянутых сеткой колпаках; между ними пролегали темные места, свет ламп был не в силах рассеять этот мрак. Вездесущий мрак. Как проклятие. Двери, выходившие в коридор, были сейчас плотно закрыты — "рабочий день" кончился около часа назад, поэтому все четыре зала стояли пустыми и безмолвными, в "тимах" же царила тишина несколько иного толка — не тишина пустоты, но тишина могилы. Так, во всяком случае, казалось Арти и остальным.

Арти шел, а мысли его в это время были где-то далеко. Он старался осмыслить происходящее, но почему-то неизменно заходил в тупик. Впрочем, сил на то, чтобы думать о чём-то другом, кроме отдыха, уже почти не было.

— Стоять, лицом к стене, — приказал надсмотрщик. — Заходи.

Дверь захлопнулась. Арти прошёл к своему месту и улёгся на пол.

— Как ты? — это был Дзеди. Он приподнялся на локтях и с тревогой посмотрел на Арти.

— Нормально, как всегда, — пробормотал тот в ответ. — Спи, дружок, я в порядке. Только устал.

Дзеди не расслышал его ответа до конца — он уже спал. Не смотря на то, что физически все они были в полтора, если не в два раза сильнее любого человека, уставали они точно так же, как и любые другие люди. Пусть не так быстро, но уставали. Арти уже пробовал прикидывать, на сколько же времени их хватит при такой нагрузке и столь скудном питание — раз в день им давали что-то вроде жидкой похлёбки, в которой иногда плавала какая-то непонятная крупа (позже они узнали, что это — перловка) или капустные листья. Впрочем, и эта похлёбка не лезла в горло — от изнеможения. "Пожалуй, пару лет мы протянем, если постараемся, — мрачно думал Арти. — А дальше... простая перспектива — мы умрём. Вот и всё. А может, и нет... Не знаю".

* * *

— Подъём! — гулкий коридор разносил голоса надсмотрщиков по своим закоулкам, они, похожие друг на друга, перекликались, словно эхо. — А ну встать, падаль! Шевелись!

Кое-где уже привычно посвистывали плётки, кого-то били, кто-то кричал. В одном из "тимов" ночью умер "рабочий", теперь же двое надсмотрщиков, сменный и сменяемый, ругались друг с другом — кто эту смерть будет оформлять. Возиться не хотелось никому. В восьмом "тиме" пока что было тихо — надсмотрщик немного задерживался. "Тим" спал, как убитый. Это было вполне закономерно.

Лин проснулся сам, и очень этому удивился. За последний год он научился спать стоя, спать на ходу, есть и спать одновременно... Так что это внезапное побуждение показалось ему самому немного странным. Он сел, тихо шипя от уже ставшей привычной боли во всём теле, и огляделся. Все вокруг него пока спали. Спал Арти, он лежал на боку, положив исхудавшую руку под голову; спал Дени, этот лёг на грудь, чтобы дать ссадинам на спине хоть немного подзатянуться. Спины стали проблемой, это была мука. Во время допросов били чаще всего плёткой по спине, потом проходило три часа — и на ещё не успевшие хотя бы засохнуть рубцы опускался первый пятидесятикилограммовый ящик. Раны на спине воспалялись, болели. Поначалу они старались как-то помогать друг другу, но потом оставили это — смысла не было. Теперь каждый был за себя, и с каждым новым днём становилась всё больше заметна разница между ними. Они все словно бы вернулись к своим первым годам в Доме. Снова образовались две пары "по интересам" — Лин с Дзеди и Ноор с Дени. И — явный лидер этих пар, немного, правда, отстоящий от них — Арти. Лин и Дзеди придерживались мнения Арти, они уже оставили всякую надежду, что когда-либо сами выйдут из этих стен, но фаталистами они не были — жили верой в то, что что-то ещё может измениться без их непосредственного участия. Вторая пара — Дени и Ноор, были сторонниками активного действия. Эти считали, но необходимо спасать свои жизни, причём чем скоре — тем лучше. Дзеди, по доброте душевной, объяснял это их молодостью и неопытностью, Арти же, со свойственной ему прямотой, говорил об элементарном эгоизме. Лин, Арти и Дзеди переносили все тяготы, как ни странно, легче, чем Дени и Ноор. Они пока что находили в себе силы не впадать в отчаяние и смотреть на мир всё же с некоторой, пусть маленькой, долей оптимизма...

Лин понял, что разбудило его. Он с недавних пор ощутил в себе некоторые способности, например, к предсказанию предстоящих событий. Он, конечно, не мог с уверенностью сказать, что произойдёт, но изменения информационных структур вокруг себя стал чувствовать постоянно. Дзеди тоже заметил в себе эту способность, причём у него она проявилась в более избирательном, но и более точном варианте. Поэтому Лин, не вставая на ноги, подполз к Дзеди, толкнул его кулаком в бок, чтобы разбудить, и спросил:

— Ты это тоже чуешь?

— Давно, — ответил тот, не открывая глаз. — У нас сегодня будут гости.

— А кто?

— Попробуй, догадайся сам, — Дзеди тоже сел и зевнул. — Это не трудно...

— Вы чего? — Арти поднял голову и осмотрелся. — Ах, это...

— Ты тоже понял? — спросил Лин.

— Понял, — Арти снова лёг. — Спите, пока можно. Сюда никто ещё долго не придёт, я уверен.

— Хорошо, Арти, — Дзеди лёг и мгновенно уснул. Эта способность — спать где угодно и как угодно — теперь спасала его.

Через три часа дверь "тима" открылась. Надсмотрщик, войдя, споткнулся о рабочего, заматерился и от его голоса все моментально проснулись.

— Вы, которые придурки, на выход! — сказал он. — И пошевеливайтесь!

Все пятеро покорно вышли из "тима" и выстроились в ряд возле стены, не дожидаясь приказаний. Потом надсмотрщик скомандовал "вперёд" и они пошли. В сторону "девятой". И Лин, наконец, понял, что их сегодня ждёт. И не ошибся.

Во-первых, в "девятой" появились стулья, аж целых два. Во-вторых — лампа на штативе. В-третьих — в стену были вделаны три железных крюка. Два — на уровне плеча, третий — гораздо выше, почти под самым потолком. Их ввели внутрь и приказали сесть на пол вдоль стены, что они и сделали. Потом в комнату вошёл тот самый человек-нечеловек, с которым в своё время беседовал сначала Арти, а потом Дзеди с Лином. И вошёл не один. Его сопровождал, вне всякого сомнения, самый обычный человек — пожилой, обрюзгший мужчина с очень самодовольным лицом. Мужчина этот был хорошо одет, совсем не так, как одевалось здесь большинство людей и, что самое странное, он явно исполнял здесь главенствующую роль. Их главный враг играл роль подчинённого, да так тонко, что превосходно обманывал и окружающих и своего мнимого начальника.